Восставшие из небытия. Антология писателей Ди-Пи и второй эмиграции - Владимир Вениаминович Агеносов

Упущу – не будет портрета.

Но каким же я вижу поэта

На «Портрете»?..

Грусть и радость

живут в нем, как сестры,

рядом,

а слеза дуновенью веселья рада.

(«Как мне грустно, как весело мне!

Я левкоем цвету на окне,

Я стекаю дождем по стеклу,

Колыхаюсь тенью в углу…»)

Светлой верностью

дружба озарена;

а любовь – сердцем-памятью сохранена.

Чувствую молодость в новом портрете

(как в виденном прежде, в мягком берете).

И нового века вижу черты

в лице прежней

«невской» красоты.

(«Лейте, лейте, херувимы,

как на розы Хирошимы,

райский ужас между слов!..»)

В «Портрете» – ни Пиренеев, ни Сены:

есть свет петербургских

ночей весенних.

«Пушкин…»

Памяти Юрия Галанскова

Пушкин.

Лермонтов.

Лорка.

Сколько в самом расцвете

(вспомнить страшно и горько)

сгублено было поэтов.

Взяли в слуги мы

атом.

Смерти пыл укротили.

Им – безоружным солдатам —

песни одной не простили.

Потьма. Хмурый край света.

Маска.

Ланцет «хирурга».

Снова в нашем столетье

люди лишились друга,

Музы – поэта.

Январь 1973

Бонгард Сергей Романович

(1918–1985) – художник, поэт, педагог

Родился в семье юриста в Киеве, который он, по воспоминаниям В. Синкевич, называл «самым красивым городом в мире». С детства проявлял способность рисовать, учился живописи в Киеве и Праге, позже – в Вене и Мюнхине. Его первым учителем был М.М. Яровой.

В 1943 году в потоке беженцев попал в Германию, прошел через лагеря Ди-Пи в американской зоне и в 1948 году эмигрировал в США, где преподавал живопись, позже открыл собственную школу живописи в Санта Монике (штат Калифорния), пользовавшуюся известностью у американских деятелей театра, кино и музыки, и филиал этой школы в Рексбурге (штат Айдахо), по природным условиям напоминавшем родные края. Этой школе Бонгард дал название «Киевщина».

Стихи писал с юности. Его поэтическим наставником и другом с киевских времен был Иван Елагин. Тесная дружба связывала его и однокурсником Киевского художественного училища поэтом и художником Владимиром Шаталовым. Оба они удостоились чести стать членами Национальной академии художеств (Нью-Йорк). Именно Бонгард оформил обложку первого серьезного сборника поэтов Ди-Пи «Стихи» (Мюнхен, 1947), куда вошли и 9 его стихотворений: «Актрисе», «Пора расстаться нам», «Когда из этой жизни прочь», «Зима», «Отплытие», «Нет, поступить иначе я не мог», «Сегодня день так сумрачен и мглист», «Шторм», «Ей». Почти все они обращены к Галине Нечи, с которой автор расстался. Позже, как вспоминает В. Синкевич, Нечи объяснила этот разрыв кратко и выразительно: «Оба мы были артистами». Лирический герой сравнивает прежние чувства с бушующем от восторга театральным залом. Тем горче осознание ушедшей любви, когда

на сердце щемящая жалость

Обманувшей когда-то мечты…

И, как память о прошлом, осталось

Между нами ненужное «ты».

И грусть разлуки соединяется с осознанием своей вины перед «стройной девушкой и ласковой женой», «которую я так нелепо бросил», и пониманием, что «что жизнь моя по швам / Разлезлась, как пиджак потертый / и помятый», а «для жизни искалеченной протезов / Еще никто не мог изобрести».

Характерно, что цикл завершается стихами, связывающими любимую и родину:

И годы скитаний, и суетность дней

Горячую память во мне не осилят

О той, что не знала России моей,

Но столько напомнила мне о России.

Россия для Бонгарда неразделима с Украиной («Детство мое тихое. / Тын, да хата с мальвами»), с залитым дождем Киевом.

В более поздних стихах поэта появляется Волга, «Невы зеленое игорное сукно», купол Исакия, темный петербургский двор Раскольникова, «душистый стог и сеновал», березы.

Ностальгия неизменно присутствует в стихах поэта. Но никогда не принимает трагического характера, хотя порой и вырываются строки вроде: «Все ушло навсегда и не жди» или «Горько мне, что не сложились жизни / Так как надо – даже у берез!».

Но поэт мужественно переживает такие мгновения, жизнь привлекает его во всех ипостасях

В поэзии Бонгарда можно найти восхищение стихийными силами природы («Начало бури», «Вздымались и рушились тучи…»), не похожей на олеографические открытки. Характерно, что ветер, месящий волны, сравнивается со скульптором, мнущим глину; «бешеный круговорот» воды – с рвущимся на свободу рабом Микеланджело Буанароти, а «крутые бугры» волн – с торсами Огюста Родена.

Есть у Бонгарда и другая природа, родственная человеку, придающая людской жизни радость существования и позволяющая сказать: «Не знаю, как там на Олимпе, / Но тут – божественно у нас!» («Дождь в засуху», «У океана», «Осень в горах»).

Художественным образом, воплощающим красоту мира стала у Бонгарда сирень:

Сады бушуют, рвутся в небо, даже

Его просторы стали им тесны,

И улицы кипят в ажиотаже

От ливня, от сирени, от весны…

Не случайно, Иван Елагин в стихотворении «Памяти Сергея Бонгарта» написал:

Мы выросли в годы таких потрясений,

Что целые страны сметало с пути,

А ты нам оставил букеты сирени,

Которым цвести, и цвести, и цвести…

Любовь к жизни отчетливо проявилась в стихах поэта о смерти:

С курносой смертью ежели

Я встречусь наяву,

Немногие пережили —

Но я переживу.

И вновь мысль художника обращается в родине:

Пес идет умирать из дома —

Человек возвращается в дом.

Не с того ли я вижу всё чаще

Крест с рябиной, где к небу лицом,

В самой гуще кладбищенской чащи

Похоронены мать с отцом?

Уже будучи тяжело больным он мужественно говорил о своем конце: «Мне последнее время труднее уснуть, / Уже меньше надежд, и желаний, и планов. / Знать, пора собираться в положенный путь, / В путь, в который с собой не берут чемоданов».

Художник по профессии, С. Бонгард удивительно живописен в стихах. Цвета, тона, оттенки моря, дождя, городского