Джеймс Олдридж - Сын земли чужой: Пленённый чужой страной, Большая игра
— А как же дети? — спросила Джо: ей явно хотелось найти предлог, чтобы уклониться от приглашения.
— Детей мы, конечно, тоже возьмем.
█
В полдень Руперту вручили Золотую Звезду в одном из кремлевских залов, отделанном в белых и бледно-голубых тонах. Председатель Президиума Верховного Совета, имени которого Руперт не знал, сказал ему по-русски, что он смельчак и что советская страна чтит мужественных людей.
— Людям свойственно вести себя героически, — сказал он Руперту, сосредоточенно пришпиливая Звезду на лацкан его серого пиджака. — И не только ради своих близких, но и во имя человечества.
Он улыбнулся, пристально поглядел на Руперта своими темно-карими глазами и пожал ему руку.
Потом они чинно прошли по бледно-желтым коридорам и очутились на залитой солнцем площади, где светило летнее русское солнце, озаряя золотые луковицы кремлевских церквей.
█
Водопьяновы жили возле старого аэропорта, и министерская машина остановилась на посыпанном песком дворе, где какие-то мужчины без пиджаков играли в домино на деревянном столе под большим жестяным грибом Начал накрапывать дождик, и они торопливо застучали костяшками, а когда дождь припустил, поднялись с веселыми криками, сгребли кости и побежали в дом.
— Трусы! — крикнул им вдогонку Алексей.
Шумная ватага игроков присоединилась в подъезде к Алексею, Руперту и его семье.
— Летчики! — с гордостью представил их Алексей. Он указал Руперту на маленького седого человека. — Вот этот облетел всю Антарктику. Встречался там с англичанами. Мы с ним большие друзья.
Руперт уже понимал, что он попал в общество арктических летчиков, где Алексея отлично знают и любят. Кто-то пожал Руперту руку, кто-то отпустил шутку; все смотрели на него с откровенным интересом и уважением, как люди, которые умеют ценить героизм.
Поднявшись по лестнице, они втиснулись в маленькую, тесную квартиру и расселись в небольшой комнате, которая служила одновременно кабинетом, гостиной и спальней. Нина Водопьянова в коричневом шелковом платье поздоровалась с ними с таким же радушием, как и с летчиками. Одетая непривычно для английского глаза, она казалась необычно хрупкой, но в ней чувствовался твердый характер, что как будто даже лишало ее женственности. Держалась она как-то настороженно. Это смущало Руперта, он пожалел Нину и решил предупредить Джо, чтобы та ее не задевала хотя бы преднамеренно.
Нина сообщила, что они пригласили десятилетнего племянника Сережу, чтобы составить компанию Роланду и Тэсс.
— Маша! — попросила Нина домработницу. — Пожалуйста, принесите вино.
Нина хотела представить гостям тетку Алексея, но тот, обняв старушку, прижал ее к себе и объяснил:
— Когда-то я от нее удирал, а она меня порола…
Он перевел ей свои слова, и ее морщинистое лицо расплылось в улыбке.
— Чего это ты срамишь меня перед гостями? Смотри, они еще тебе поверят!
Она заторопилась обратно на кухню, и Алексей закричал ей вслед:
— Но это ведь правда. Сама знаешь, что правда!..
Алексей поднимался по лестнице с трудом, а теперь с не меньшими усилиями передвигался по комнате, разливая водку и вино. Тэсс прижалась на диване к Джо и Анджелине, а Роланд удалился с Сережей на балкон, где они принялись фотографировать друг друга. Маша принесла горячие пирожки. Джо предложили на выбор мускат, портвейн или лимонад.
— Нет, нет, я хочу водки, — сказала Джо.
Алексей чокнулся с Рупертом, и все осушили рюмки со светлым, обжигающим рот напитком.
— Х-х-а! — вырвалось у них.
— Еще одну? — предложил Алексей Джо.
— Нет, спасибо.
Алексей ей все равно налил, но тут Тэсс шепнула матери, что хочет в уборную. На лице у Джо отразилось беспокойство: она усомнилась, есть ли в этой квартире уборная.
— Ты не можешь подождать? — спросила она шепотом.
Тэсс помотала головой, и Джо беспомощно взглянула на Руперта. Но Нина Водопьянова заметила эту немую сцену.
— Тэсс, пойдем со мной, — обратилась она к девочке и вместе с ней и Анджелиной вышла из комнаты.
— Вам нравится Россия, Руперт? — спросил Алексей, будто они не были все это время вместе.
— Да, — ответил Руперт. — Здесь очень интересно…
— Вы еще многое, многое увидите. Все, что захотите.
Заглянула тетка Алексея и что-то сказала ему по-русски. Алексей объявил:
— Ну, а теперь пойдем обедать. — Поднимаясь на ноги, он застонал' — Эх. Руперт, помните наши последние дни на льду? Я не забыл, как мы ели сырой ту птицу и я кашлял, давясь перьями.
█
Они уселись в соседней комнате вокруг накрытого стола, заставленного пирожками, фруктами, вином, тортами, всевозможными приправами, банками с икрой, блюдами с рыбой и холодным мясом, помидорами и огурцами, красным перцем и винегретом. Руперта поразило обилие еды. Тетка Алексея обвела руками стол.
— Дорогие гости! Милости просим, — сказала она.
Руперт любил икру и не стал возражать, когда тетка Алексея положила ему на тарелку целую ложку, а потом и другую, но когда она попыталась положить третью, он отвел ее руку. Джо от икры отказалась, но Нина все-таки положила ей икры, а также семги и осетрины с хреном. Алексей разлил водку, встал и провозгласил тост.
— Дорогие друзья. — сказал он, — сегодня у меня счастливый день. Мне так хотелось, чтобы Руперт побывал у меня дома в Москве и я мог поблагодарить его за то, что он спас мне жизнь. Правильно я говорю, Нина? — обратился он к жене.
— Да, — очень серьезно ответила она. — Правильно.
— Вы мне Друг на всю жизнь, Руперт, что бы ни случилось! Я пью за вас, за вашу прекрасную семью и за нашу нерушимую дружбу.
Англичанин сидел молча с невозмутимым видом.
— Закусывайте, — распоряжался Алексей. — Нина, положи-ка Тэсс семги. Было время, мы с твоим папой отдали бы полжизни за какую-нибудь рыбку, правда, Руперт? Миссис Ройс, возьмите еще икры. Кушайте!
Все повеселели; Джо раскраснелась и стала подчеркнуто любезной с Ниной Водопьяновой, но та лишь еще больше замкнулась в себе.
Руперт и Алексей стали обмениваться тостами. Вежливость заставила Руперта подняться, и, поблагодарив Алексея, его жену и тетку за гостеприимство, он чинно предложил тост за их здоровье.
— За мир и дружбу! — провозгласил Алексей.
— Да, — ответил Руперт, чувствуя, как у него зашумело в голове. — За мир и дружбу.
Руперт догадывался, чего от него ждет Алексей. Но не хотел этого делать. Алексей надеялся, что он встанет, произнесет тост и выразит свои дружеские чувства к Советскому Союзу. Руперт не мог лицемерить. Он не имел права называть себя другом этой страны. Ведь по существу какой он ей друг? Такой тост был бы ложью. Он был другом Алексея и охотно пил за него, за его семью, за его друзей-летчиков, за их гостеприимство, но он не желал пить за тот прославленный новый мир, который был так дорог Алексею.
— За Лондон! — произнес Алексей.
— Хорошо! — мрачно буркнул Руперт и выпил за Лондон, но не ответил тостом за Москву. Он заупрямился и вдруг заметил, что Нина Водопьянова испытующе смотрит на него своими спокойными карими глазами — откровенно и чуточку грустно. Он понял, что в чем-то обманул ее ожидания. Неужели все русские женщины на нее похожи? Держатся на равной ноге с мужчинами и так не женственны? Эта мысль заставила его покраснеть. «Видно, я пуританин в душе», — сказал он себе, разглядывая ее и пытаясь обнаружить в ней хоть что-то, возбуждающее мужской интерес. Лицо у нее было прелестное, но впечатление портил прямой, уверенный взгляд. Женщина должна быть податливой, но загадочной, думал он. Как Джо. Ее глаза должны намекать на какую-то сокровенную тайну.
— За детей вашей и нашей страны! — провозгласил Алексей последний тост.
— Да, за детей! — с некоторым вызовом ответил Руперт и выпил снова.
И тут Алексей сдался. Слегка пожав плечами, он громко расхохотался.
— Руперт, ну, до чего же вы типичный англичанин, — сказал он. — И все такой же. Такой, как на льдине. Ничуть не изменился. Ах, до чего же он англичанин, — повернулся Алексей к Джо. — До мозга костей. А я до мозга костей русский. Ничего, так или иначе, мы друзья до гроба. — Пошатываясь на своих больных ногах, он подошел к Руперту, обнял его, поерошил волосы Роланду. — Люблю англичан, — закончил он. — Чудесный народ, хладнокровный. До чего же хладнокровный…
И снова рассмеявшись, он вернулся на свое место и опять произнес тост за детей, но на этот раз с легким оттенком грусти, словно в его на редкость цельном мире появилась какая-то трещинка. Обед подошел к концу. Руперт так и не принял сердечный и цельный, но чуждый ему мир Алексея.
«Нет! Это не для меня», — сказал он себе.
Глава двадцать пятаяРойсы вернулись к себе в «Метрополь» часов в пять вечера. Там их ожидал молодой англичанин.