Артур Дойл - Тень великого человека. Загадка Старка Манро (сборник)
В обычной жизни она очень практичная женщина, с широкими взглядами, хотя и подверженная приступам романтического настроения. Помню, как она приходила на станцию, через которую я проезжал на поезде. До этого мы не виделись с ней шесть месяцев и в следующий раз увиделись через полгода. Мы разговаривали пять минут через открытое окно вагона, и последним советом, который она успела дать мне, когда поезд уже трогался, было: «Фланелевую рубашку, сынок, надевай на голое тело, а в вечные муки не верь». Чтобы закончить ее описание, могу лишь напомнить тебе, что выглядит она достаточно молодо и привлекательно. Недавно на станции, когда она уже села в вагон, а я еще стоял на платформе, проводник сказал ей: «Вашему мужу лучше поторопиться, а то уедем без него». Когда мы отъезжали, мать долго рылась в кармане, и я знаю, что она искала шиллинг для того проводника.
Эх, какой же я болтун! И все это ради одного предложения: я бы не смог прожить дома эти шесть месяцев, если бы не поддержка матери.
Ну, а теперь я хочу рассказать, в какую историю угодил я сам. Наверное, то, что произошло, должно меня расстраивать, но я каждый раз, думая об этом, не могу удержаться от смеха. Я, можно сказать, сообщаю тебе последние новости, поскольку собираюсь рассказать о том, что случилось только на прошлой неделе. Даже тебе, Берти, я не буду называть имен, потому что великое проклятие Эрнульфа, включающее в себя сорок восемь меньших проклятий{116}, падет на голову и остальные части тела того, кто распускает слухи о своих любовных похождениях.
Ты должен знать, что в нашем городе живут две леди, мать и дочь, которых я назову миссис и мисс Лора Эндрюс. Они – давние пациентки моего старика и стали уже кем-то вроде друзей семьи. Мадам – уроженка Уэльса, она обладает восхитительной внешностью, благородными манерами и по убеждениям – сторонница высокой церкви. Дочь немного выше матери ростом, но в остальном внешнее сходство их просто поразительно. Матери тридцать шесть лет, дочери восемнадцать, и обе они необыкновенно очаровательны. Если бы мне пришлось выбирать между ними, я думаю, entre nous[27], что мать привлекла бы меня больше, поскольку я придерживаюсь мнения Бальзака относительно женщин за тридцать{117}. Однако судьбе было угодно распорядиться по-своему.
Впервые мы с Лорой сблизились, когда однажды вместе возвращались с танцев. Ну, ты знаешь, как легко и неожиданно происходят подобные вещи. Все начинается шутливым подтруниванием друг над другом, а заканчивается чувством несколько более горячим, чем дружба. Сначала ты сжимаешь маленькую ладонь, потом касаешься изящной ручки в перчатке и в тени у порога нежно и долго прощаешься. Новорожденный Амур, пробующий свои нежные крылышки, – это так невинно и интересно. Позже он продолжит полет и крылья его еще окрепнут. Нет, между нами ничего такого не было, речь о помолвке не шла, и никто ни перед кем не в обиде. Она ведь знала, что я всего лишь бедняк, без средств к существованию и без надежды на будущее, а я знал, что слово ее матери для нее закон и что ее дальнейшая судьба уже решена. Мы нужны были друг другу для того, чтобы делиться своими маленькими тайнами, иногда встречаться и пытаться сделать наши жизни немного более яркими, не причиняя никому неудобств. Я представляю себе, как ты, прочитав это, сурово покачаешь головой и на правах женатого человека скажешь, что отношения подобного рода весьма опасны. И ты полностью прав, друг мой, но мы с ней об этом не задумывались. Она была слишком невинна для этого, а я слишком беспечен, и с самого начала виноват во всем был только я.
В общем, так обстояли дела, когда на прошлой неделе отцу сообщили, что у миссис Эндрюс захворал слуга, и попросили его срочно приехать. У моего старика разыгралась подагра{118}, так что пришлось мне самому одеваться и идти на вызов. Меня утешало лишь то, что я совмещу работу с более приятным занятием, перекинусь парой слов с Лорой. Ну и, разумеется, подходя по посыпанной гравием дорожке к их дому, я заглянул в окно гостиной и увидел ее. Она сидела спиной к окну, что-то рисовала и, очевидно, не услышала моих шагов. Входная дверь была приоткрыта, и, когда я вошел в прихожую, меня никто не встретил. И тут на меня нашло какое-то шаловливое настроение. Я очень медленно открыл дверь гостиной, прошел на цыпочках внутрь, подкрался к художнице и поцеловал ее в затылок. Вскрикнув, она обернулась. И что ты думаешь? Оказалось, что это была ее мать!
Не знаю, Берти, приходилось ли тебе когда-нибудь попадать в такие переделки, но для меня это был довольно крутой поворот. Помню, что, подкрадываясь к ней, я улыбался, но потом-то мне уж было не до смеха. Даже сейчас, когда я думаю об этом, у меня начинают гореть щеки.
Да, я показал себя полным идиотом. Сначала леди, которая (я, кажется, уже говорил об этом) отличается благородными, если не сказать чопорными, манерами, опешила. Потом, когда до нее дошла вся чудовищность моего поступка, она поднялась и выпрямилась во весь рост. Мне тогда показалось, что я еще никогда в жизни не видел таких высоких и грозных женщин. Когда она заговорила, голос у нее был ледяной. Она спросила, что в ее поведении дало мне повод считать, будто я имею право вести себя подобным образом. Разумеется, я подумал, что мои оправдания поставят под удар бедную Лору. Поэтому я молча стоял, сжимая свой цилиндр, и смотрел в пол, готовый провалиться сквозь землю от стыда. Наверняка я представлял собой довольно жалкую картину. Да и она, надо признать, выглядела довольно нелепо: палитра в одной руке, кисть в другой, на лице выражение крайнего изумления. Я пролепетал что-то вроде того, будто надеялся, что она не будет против, но это только рассердило ее еще больше. «Наверное, вы пьяны, сэр. Другого объяснения вашему поступку я не могу дать. Нам не требуются услуги медика в подобном состоянии». Я не пытался переубедить ее, поскольку ничего лучшего придумать все равно не смог, и полностью деморализованный убрался оттуда как можно скорее. В тот же вечер она прислала моему отцу письмо с описанием того, что произошло, и старик жутко рассердился. Но мама моя, наоборот, решила, что бедная миссис Э. – коварная интриганка, подстроившая ловушку невинному Джонни, и ничто не могло заставить ее изменить свое мнение. В результате они сильно поссорились, но что произошло на самом деле, никто (кроме теперь вот тебя) не знает до сих пор.
Ты, конечно же, понимаешь, что происшествие это отнюдь не сделало мое проживание здесь более приятным, потому что отец так и не смог заставить себя простить меня, и я, честно говоря, понимаю его. Я бы на его месте повел себя точно так же. Ведь все это в его глазах выглядит как самое настоящее глумление над профессиональной честью и пренебрежение его интересами. Если бы он знал правду, он бы наверняка понял, что это была всего-навсего несвоевременная и глупая шутка. Впрочем, правду он не узнает никогда.
Ну, а теперь о том, что за шанс подвернулся мне. Сегодня мы получили письмо от присяжных стряпчих Кристи и Хоудена, в котором они сообщают, что хотели бы поговорить со мной насчет какой-то работы. Мы не представляем, что это значит, но я полон надежд. Завтра утром я еду на встречу с ними и обязательно напишу тебе о результатах.
До свидания, дорогой Берти! Твоя жизнь течет тихо и размеренно, как спокойная река, а моя похожа на бурный поток, и все же я буду держать тебя в курсе всего, что происходит.
IV
Дом, 1 декабря, 1881.
Может быть, я к тебе несправедлив, Берти, но твое последнее письмо заставило меня думать, что мое откровенное выражение своих религиозных взглядов показалось тебе неприятным. К тому, что ты не согласишься со мной, я был готов, но то, что ты станешь возражать против свободного и честного обсуждения тех вопросов, которые требуют от человека наибольшей честности, по правде говоря, меня расстроило. Свободомыслящий человек находится в нашем обществе в таком незавидном положении, что, предлагая свою отличную от общепринятых точку зрения, рискует прослыть бескультурным типом, хотя тем, кто с ним не согласен, ничего подобного не грозит. Когда-то, чтобы быть христианином, нужно было обладать мужеством. Теперь же нужно обладать мужеством, чтобы им не быть. Но, право же, если нам приходится вставлять себе в рот кляп и скрывать свои мысли, когда мы пишем доверительные письма своим близким… Но нет. Я отказываюсь в это верить. Мы же с тобой столько раз разговаривали на самые различные темы, Берти, а сколько придумывали разных идей, которые потом развивали до такой степени, что сами переставали понимать их смысл! Прошу тебя, просто напиши мне, как другу, что я осел и ничего не понимаю. До тех пор, пока ты этого не сделаешь, я объявляю карантин на все, что, с моей точки зрения, может хоть как-то показаться тебе обидным.
Берти, тебе не кажется, что сумасшествие – очень странная штука? Как представить себе болезнь души? Только представь себе человека, умного, полного высоких стремлений, которого исключительно материальные причины (как, например, отколовшаяся от внутренней поверхности черепа крошечная спикула{119}, попавшая на поверхность мембраны, покрывающей мозг) могут превратить в жуткое существо, со всеми звериными признаками! Как человеческая личность может принимать такие различные формы и в то же время оставаться единой? Как могут жить одной жизнью настолько противоположные создания? Разве это не поразительно?
