Элизабет Гаскелл - Север и Юг

– Ни в малейшей степени, – согласилась Маргарет, решив все-таки высказать свое мнение. – Каким бы ни было ваше положение на рынке труда и капитала, вы не должны издеваться над людьми, которыми управляете. Однако в ваших руках находится власть – отрицаете ли вы ее использование или нет, – и она влияет на рабочих, потому что их жизни и благополучие связаны с вами. Мы можем игнорировать нашу зависимость от других людей или отрицать, что они зависят от нас в чем-то большем, чем заработная плата, но независимостью тут и не пахнет. Ни вы, ни любой другой промышленник не в силах этого изменить. Даже самый гордый человек зависит от окружающих людей из-за их постоянного, пусть и незаметного, влияния на его характер и жизнь. И даже у самого последнего из ваших даркширских эгоистов имеются подчиненные и иждивенцы, цепляющиеся за него со всех сторон. Он не может сбросить их с себя, как и они не способны выйти из тени его властного доминирования. Он, будто скала…

– Прошу, не используй сравнений, – с улыбкой перебил ее отец. – Ты и так однажды увела нашу беседу в сторону.

Очевидно, мистер Хейл беспокоился, что они задерживали мистера Торнтона. Но на самом деле последнему нравилось слушать Маргарет, хотя ее слова и раздражали его.

– Скажите, мисс Хейл, вы сами находились под властным доминированием? Возможно, я подступаю к теме издалека, но, если вы когда-то осознавали, что на вас влияли люди, а не обстоятельства, они оказывали свое воздействие прямо или косвенно? Они демонстрировали какие-то примеры для подражания и приказывали вам действовать правильно? Или они были добросовестными наставниками, выполнявшими свои обязанности без особых мыслей о том, как их действия сделают вас прилежной работницей? Наверное, вы знаете, что «руки» бывают более проницательными шпионами, чем слуги. Так вот, если бы я был рабочим, меня в двадцать раз больше впечатляло бы знание того, что мой хозяин честный, пунктуальный и решительный, чем все сказки о вмешательстве, пусть даже добром, в мои дела вне рабочего времени. Я не хочу сейчас рассматривать свое собственное поведение, но, полагаясь на прямолинейную честность моих рабочих и открытую природу их противостояния с управляющими некоторых фабрик, могу сказать, что они верят в меня. Они знают, что я никогда не воспользуюсь бесчестным преимуществом для оправдания позорного поступка. Можно прочитать целый курс лекций «Честность – лучшая политика», однако никакие слова не поведают вам о реальной жизни. Нет! Каков хозяин, такими будут и его рабочие, что бы он там о них ни говорил.

– Какое великое признание! – со смехом воскликнула Маргарет. – При виде больших масс рабочих, столь яростных и упорных в борьбе за свои права, я могу сделать вывод, что хозяева фабрик часто игнорировали их страдания, не проявляли доброты и гнались только за собственной выгодой.

– Мисс Хейл, – торопливо сказал мистер Торнтон, – вы похожи на всех приезжих, которые не понимают, как работает наша система. Вам кажется, что наши рабочие являются марионетками, готовыми превращаться в любую милую форму, которую мы пожелаем. Но вы забываете, что нам приходится работать с ними треть своей жизни. До вас почему-то не доходит, что у промышленника, помимо его первичной обязанности быть работодателем, имеется много других. Мы – люди с широким коммерческим характером, и это превращает нас в великих пионеров цивилизации.

– Меня поражают ваши планы создать цивилизацию в собственном городе, – сказал мистер Хейл. – Ваши милтонские рабочие иногда похожи на грубых дикарей.

– Они действительно такие, – ответил мистер Торнтон. – Кабинеты с розовой водой предназначены не для них. Из Кромвеля получился бы хороший фабрикант, мисс Хейл. Он не помешал бы нашей команде, особенно сейчас, когда мы будем подавлять забастовку.

– Я не считаю Кромвеля своим героем, – холодно ответила Маргарет. – Пока мне трудно примирить ваше восхищение деспотизмом с тем уважением к независимости других людей, о котором вы тут заявляете.

Ее реплика оскорбила его. Он покраснел от гнева.

– В рабочее время я остаюсь для подчиненных неподотчетным хозяином, который не принимает никаких возражений. Когда рабочие часы кончаются, наши отношения прекращаются. Вот тогда я могу уважать их независимость и прочие сильные качества.

Мистер Торнтон был так сердит, что минуту или две молчал. Затем он все же сумел взять себя в руки и пожелал мистеру и миссис Хейл доброй ночи. Подойдя к Маргарет, он тихо произнес:

– Торопясь на встречу, я иногда этим вечером отвечал вам торопливо и немного грубо. Но что взять с неотесанного милтонского фабриканта? Вы простите меня?

– Конечно, – сказала она.

Встревоженное и мрачное выражение его лица прояснилось, когда он увидел ее ясную солнечную улыбку. Весь суровый эффект неудачной дискуссии исчез, словно его сдуло северным ветром. Но, прощаясь, она не протянула ему руку, и мистер Торнтон снова почувствовал ее пренебрежение, которое он объяснил непомерной гордостью.

Глава 16

Тень смерти

Поверь этой руке под вуалью, что ведет

Не по тому пути, которым ты шел;

Но всегда будь готов к переменам,

Ибо законы мира то убывают, то прибывают.

Следующим вечером доктор Дональдсон нанес свой первый визит миссис Хейл. Маргарет надеялась, что благодаря установившимся близким отношениям с матерью между ними больше не будет никаких тайн, но доктор удалил ее из комнаты, а Диксон разрешил остаться. Маргарет не относилась к яростным собственникам, она любила родителей нежно и искренне, но на этот раз почувствовала укол ревности.

Войдя в гостиную, которая находилась по соседству со спальней матери, она начала мерить комнату шагами. Время от времени девушка останавливалась и прислушивалась. В какой-то момент ей показалось, что она услышала стон. Маргарет сжала кулаки и затаила дыхание. Неужели это действительно был стон? Несколько минут царила тишина. Затем послышались громкие голоса и движение стульев. Все указывало на завершение медицинского осмотра. Уловив скрип открывшейся двери, она быстро вышла из гостиной.

– Доктор Дональдсон, мой отец отсутствует. В этот час он занимается с учениками. Могу я попросить вас зайти в его кабинет, расположенный под лестницей?

Диксон пыталась преградить им путь, но Маргарет смела ее с дороги. Она руководствовалась законным правом хозяйской дочери, которое всегда эффективно подавляет назойливость старых служанок. Воздав Диксон должное за ее неуместное поведение, она вдруг почувствовала небольшой всплеск веселья, сменившего унылое беспокойство. По удивленному лицу Диксон она поняла, какое неизгладимое впечатление произвела на пожилую женщину. Сбежав по лестнице, Маргарет открыла дверь в отцовский кабинет. Все эти действия немного отвлекли ее от реальной ситуации. Однако теперь все страхи вернулись и, казалось, лишили ее дыхания. Ей понадобилось около минуты, чтобы возобновить разговор. Но затем в ее голосе появились командные нотки:

– Что происходит с мамой? Вы окажете мне большую услугу, сказав неприкрытую правду.

Уловив небольшое замешательство со стороны доктора, она добавила:

– Я единственный ребенок, который остался у нее… во всяком случае, в Англии. Мой отец, похоже, недооценивает ситуацию, поэтому, если у вас возникли какие-то серьезные опасения, изложите их мне, я передам вашу информацию ему. Я знаю, как это делать. И я могу поухаживать за матерью. Молю вас, сэр, скажите все как есть. Я не могу отследить по вашему лицу ни одной эмоции, и это пугает меня больше, чем любые возможные ваши слова.

– Милая юная леди, у вашей матери имеется заботливая и умелая служанка, которая больше похожа на ее близкую подругу…

– Сэр! Я ее дочь!

– Видите ли, ваша мать настойчиво просила, чтобы вам ничего не говорили…

– Я не так послушна и терпелива, чтобы подчиняться запретам. Кроме того, я уверена, что вы мудрый человек и слишком опытный, чтобы обещать больным сохранение их секретов.

– Да, здесь вы правы, – с приятной улыбкой и печалью в голосе сказал мистер Дональдсон. – Я ничего не обещал вашей матери. Боюсь, ее секрет раскроется достаточно скоро и без моих признаний.

Он замолчал. Маргарет, побледнев, сжала губы. Однако ни один мускул на ее лице не дрогнул. Не обладая проницательностью, ни один медик не смог бы дорасти до высот доктора Дональдсона, который быстро понял, что девушка ожидала правды. Она тут же уличила бы его в неискренности, если бы он утаил от нее даже малую толику истины. И это стало бы для нее горькой мукой. Поэтому, внимательно наблюдая за ее лицом, он тихо произнес две короткие фразы. Зрачки Маргарет расширились от ужаса, бледность усилилась. Доктор молчал, ожидая, когда она придет в себя.

Наконец Маргарет прочистила горло и сказала: