Элизабет Гаскелл - Север и Юг
– Мистер Белл? Да что этот ленивый профессор из сонного колледжа может знать о Джоне? Но я благодарна вам, мисс Хейл. Многие юные леди уклонились бы от ответа и не порадовали бы старую женщину доброй молвой о ее замечательном сыне.
– Почему они уклонились бы от ответа? – с удивлением спросила Маргарет, глядя прямо в глаза миссис Торнтон.
– Почему? Потому что они постеснялись бы столь яро располагать к себе старую мать в надежде, что она поможет им добиться успеха в их видах на ее сына.
Она мрачно улыбнулась. Во-первых, ей понравилась честность мисс Хейл. И, во-вторых, она понимала, что задает слишком много вопросов. Но в следующее мгновение веселый смех Маргарет ужасно рассердил миссис Торнтон. Эта девушка смеялась над ее словами!
Заметив сердитый взгляд матроны, Маргарет умерила свое веселье.
– Прошу прощения, мадам. Я буду очень признательна вам, если вы позволите мне не иметь каких-то планов на сердце мистера Торнтона.
– Однако до этих пор молодые леди претендовали на него, – натянуто произнесла миссис Торнтон.
– А как чувствует себя ваша дочь? Надеюсь, мисс Торнтон в добром здравии, – меняя тему, произнес мистер Хейл.
– Хотя она и не крепка, но, как всегда, здорова, – ответила хозяйка дома.
– А мистер Торнтон? Я могу надеяться на встречу с ним в четверг?
– Мне трудно говорить о планах сына. Он теперь нарасхват из-за угрозы забастовки. Друзья, признавая опыт Джона, часто пользуются его советами. Но, думаю, он придет к вам в четверг. В любом случае он предупредит вас, если не сможет.
– Забастовка? – спросила Маргарет. – Из-за чего? Почему рабочие собираются бастовать?
– Из-за зависти к чужой собственности, – свирепо фыркнув, ответила миссис Торнтон. – Вот из-за чего они всегда бастуют. Если рабочие моего сына примкнут к стачке, я скажу только одно: это свора неблагодарных негодяев. Хотя я не сомневаюсь, что они устроят забастовку.
– Они хотят увеличения заработной платы? – спросил мистер Хейл.
– Это только показное требование. Истина заключается в том, что они хотят стать хозяевами фабрик, а хозяев превратить в своих рабов. Они всегда стремились к такой цели. Рабочие мечтают о власти над промышленниками и каждые пять-шесть лет устраивают забастовки. Но в этот раз, я думаю, они ошиблись! Все пойдет вопреки их расчетам. Если они покинут рабочие места, назад их никто не примет. В ответ на стачку промышленники применят новые методы, которые отобьют у рабочих охоту бастовать по любому поводу.
– А это не отразится на обстановке в городе? – спросила Маргарет.
– Конечно, отразится. Но вы же не трусливые люди? В Милтоне трусам нет места. Помню, однажды я наткнулась на толпу разгневанных мужчин, которые клялись, что прирежут Макинсона, как только он высунет свой нос из здания фабрики. Тот ничего не знал об этом. Кому-то нужно было пойти и рассказать ему о готовившемся нападении, иначе его убили бы. Тут требовалась женщина, поэтому я пошла на его фабрику. А войдя туда, я уже не могла выйти, потому что меня убили бы. Тогда я забралась на крышу, где были собраны камни. Мы намеревались бросать их в головы бунтовщиков в том случае, если они снесут ворота. И я бы спокойно поднимала эти тяжелые камни и бросала их не хуже мужчин. Но от волнения со мной случился обморок. Все-таки я через многое прошла. Если вы живете в Милтоне, то должны иметь храброе сердце, мисс Хейл.
– Я постараюсь быть смелой, – побледнев, ответила Маргарет. – Не знаю, храбрая я или нет, об этом трудно говорить, не испытав себя в деле. Боюсь, я могу оказаться трусихой.
– Южане часто боятся того, что наши даркширские мужчины и женщины называют борьбой за свое существование. Не волнуйтесь! Когда вы проведете лет десять среди людей, всегда кипящих недовольством и жаждущих выплеснуть гнев при любой возможности, вам в конце концов станет ясно, какая у вас натура. Поверьте мне на слово.
Вечером того же дня мистер Торнтон нанес краткий визит мистеру Хейлу. Когда он вошел в гостиную, мистер Хейл читал вслух жене и дочери.
– Мое появление продиктовано двумя причинами. Во-первых, я принес вам записку от моей матери. Во-вторых, мне хотелось бы извиниться за то, что вчера я не имел времени для встречи с вами. В записке указан адрес доктора Дональдсона, о котором вы спрашивали.
– Спасибо, – торопливо сказала Маргарет, протягивая руку, чтобы взять клочок бумаги.
Она боялась, что мать услышит о ее расспросах относительно доктора, и ей было приятно, что мистер Торнтон тут же понял ситуацию и без лишних объяснений отдал записку. Мистер Хейл начал говорить о забастовке. Лицо мистера Торнтона приобрело схожесть с лицом его матери, когда оно выражало недовольство, что незамедлительно вызвало отвращение у наблюдавшей за ним Маргарет.
– Да, эти глупцы готовят стачку. Пусть бастуют. Это вполне нас устраивает. Мы давали им шанс, но они им не воспользовались. Рабочие думают, что торговля процветает, как в прошлом году, однако мы, увидев шторм на горизонте, опускаем паруса. Поскольку никто не объясняет им предпринятых нами действий, они считают, что мы действуем неразумно. Хотя ведь это нам решать, как тратить и экономить наши деньги. Хендерсон из Эшли попытался обмануть своих рабочих и потерпел неудачу. Ему нужна была забастовка. Она соответствовала его планам. Поэтому, когда рабочие пришли к нему и попросили пятипроцентную надбавку, он сказал, что подумает над их требованием и даст ответ в день зарплаты. К тому времени он знал, каким будет его ответ, но надеялся, что сумеет остудить их пыл. Рабочие оказались умнее. Они что-то разузнали о спаде в торговле, вновь пришли к нему в пятницу и забрали свои заявления. Теперь он вынужден работать по старым соглашениям. Однако мы, милтонские промышленники, сегодня огласили наше решение. Мы не будем повышать зарплату ни на пенни. Например, я сказал своим рабочим, что могу снизить зарплату, но не в силах поднять ее до нужного им уровня. Теперь мы ждем их следующей атаки.
– И какой она будет? – спросил мистер Хейл.
– По моему мнению, начнется одновременная забастовка. Я полагаю, мисс Хейл, несколько дней вы будете наблюдать наш город без дыма.
– Но разве нельзя объяснить им, почему произошло ухудшение торговли? – спросила Маргарет. – Возможно, я использую неправильные слова, но вы, наверное, поймете меня.
– Вы объясняете прислуге причины ваших трат или экономии денег? Мы, владельцы капитала, имеем право распоряжаться своими ресурсами как угодно.
– А как насчет права оставаться человеком? – тихо прошептала Маргарет.
– Прошу прощения. Я не расслышал ваших слов.
– Я не хочу их повторять, – ответила она. – Они связаны с чувствами, которыми мне не хотелось бы делиться.
– Может, все-таки испытаете меня? – попросил мистер Торнтон.
Ему не терпелось узнать, что она прошептала. Его упрямство не понравилось ей, но она решила не придавать большого значения своим словам.
– Я сказала, что у всех нас имеется право на человеческое сострадание. Но вы действительно можете поступать со своей собственностью, как вам заблагорассудится… если только не рассматривать религиозный аспект.
– Я знаю, что наши религиозные суждения отличаются, но разве вы не проявите ко мне уважение за наличие собственных взглядов, пусть и не таких, как ваши?
Он говорил приглушенно, словно обращался к ней одной. Ей не хотелось такой интимности, поэтому она ответила обычным тоном:
– Не думаю, что в этой беседе нам нужно учитывать ваши особые религиозные суждения. Я согласна, что не существует юридических законов, мешающих владельцам фабрик тратить деньги, как они хотят. Однако в Библии имеются пассажи, которые подразумевают – по крайней мере для меня, – что, поступая подобным образом, эти промышленники нарушают свой долг управителей. Впрочем, я почти ничего не знаю о забастовках, зарплатах, капитале и труде. Поэтому мне лучше помалкивать при встрече с таким политическим экономистом, как вы.
– Тем больше причин для разговора, – ответил он. – Я с радостью поясню вам все, что может выглядеть ненормальным или таинственным для несведущего в экономике человека, – особенно в наши дни, когда поступки промышленников обсуждаются любым недобросовестным писакой, способным держать в руке карандаш.
– Спасибо, – прохладным тоном сказала Маргарет. – Только если меня заинтересует жизнь в странном нынешнем обществе, я лучше обращусь за информацией к отцу.
– Вы находите наше милтонское общество странным? Почему?
– Не знаю. Наверное, из-за того, что я вижу в вашем городе два класса, которые имеют обоюдную зависимость во всех отношениях, и каждый из них рассматривает интересы другого как противоположные своим собственным. Я раньше никогда не жила в таких местах, где две группы людей постоянно унижают друг друга.
– Кто вам сказал, что хозяева фабрик унижают рабочих? Я не спрашиваю, от кого вы получили сведения о том, что рабочие унижают промышленников. Мне кажется, виной всему недопонимание моих слов, прозвучавших на прошлой встрече. Но кто вам рассказал о плохом обращении хозяев?
