Болеслав Прус - Кукла
- Позволь мне поставить ему памятник. Только сама я поехать туда не могу, так уж ты меня выручи. Возьми с собой каменщика, пусть расколет камень - знаешь, тот, на котором мы сиживали на горе у замка, и пусть одну половину поставит на его могилу. Заплати сколько следует, а я тебе возвращу деньги вместе с вечной моей благодарностью. Сделаешь?
- Сделаю.
- Хорошо, спасибо тебе... Я думаю, ему приятнее будет покоиться под камнем, который был свидетелем наших речей и наших слез. Ох, тяжко вспомнить... А надпись, знаешь, какую сделай? Когда мы расставались, он оставил мне несколько строк из Мицкевича. Ты их читал, должно быть:
Чем дальше тень, она длинней и шире
На землю темный очерк свой бросает,
Так образ мой: чем дальше в этом мире,
Тем все печальней память омрачает.{148}
Ох, как верно это! И тот колодец, что мог бы нас соединить, хотела бы я как-нибудь увековечить...
Вокульский вздрогнул, глядя куда-то вдаль широко раскрытыми глазами.
- Что с тобой? - спросила председательша.
- Ничего, - отвечал он, усмехнувшись. - Смерть заглянула мне в глаза.
- Не диво: она бродит вокруг меня, старухи, и тот, кто рядом, может ее увидеть. Так сделаешь, как я прошу?
- Сделаю.
- Приходи же ко мне после праздника и... навещай почаще. Может, и поскучаешь немножко, да авось и я, старуха, еще пригожусь тебе. А теперь ступай себе вниз, ступай...
Вокульский поцеловал у нее руку, а она несколько раз поцеловала его в голову. Потом нажала кнопку звонка. Явился слуга.
- Проводи господина в гостиную, - сказала она.
Вокульский был как в чаду. Не знал, куда его ведут, не сознавал, о чем они говорили с председательшей. Он только смутно ощущал, что попал в какой-то круговорот, его окружали громадные покои, старинные портреты, звуки тихих шагов и неуловимый аромат. Вокруг была драгоценная мебель, люди, исполненные необычайной, от роду ему не снившейся утонченности, и, заслоняя все это, всплывали перед ним воспоминания старой аристократки, овеянные вздохами и омытые слезами воспоминания, подобные поэме.
"О, что это за мир? Что за мир!.."
Однако чего-то ему недоставало. Он хотел еще раз взглянуть на панну Изабеллу.
"Наверное, в гостиной ее увижу..."
Лакей отворил двери. Опять все головы повернулись в его сторону, и разговоры затихли так внезапно, будто вспорхнула шумливая птичья стая. С минуту все молчали и смотрели на Вокульского, а он никого не видел и только лихорадочно искал глазами бледно-голубое платье.
"Здесь ее нет", - подумал он.
- Вы только поглядите, он нас не соизволит даже замечать, - посмеивался старичок с седыми бакенбардами.
"Должно быть, она в другой гостиной", - говорил себе Вокульский.
Он увидел графиню и подошел к ней.
- Что же, вы кончили совещаться? - спросила графиня. - Не правда ли, как мила наша председательша? В ее лице вы имеете большого друга, однако не большего, чем я. Сейчас я вас представлю... Пан Вокульский, - сказала она, обращаясь к даме в бриллиантах.
- А я прямо приступлю к делу, - промолвила дама, свысока поглядев на него. - Нашим сироткам нужно несколько кусков полотна...
Графиня слегка покраснела.
- Всего несколько? - переспросил Вокульский и посмотрел на ее бриллианты, за которые можно было купить более сотни кусков тончайшего полотна. - После праздников, - прибавил он, - я буду иметь честь прислать вам полотно, графиня...
Он поклонился, словно собираясь уходить.
- Как, вы уже покидаете нас? - спросила, немного растерявшись, графиня.
- Да он нахал! - заметила дама в бриллиантах своей приятельнице со страусовым пером.
- Разрешите попрощаться с вами, графиня, и поблагодарить за честь, которую вы изволили мне оказать... - говорил Вокульский, целуя руку хозяйке.
- Нет, только до свиданья, пан Вокульский, не правда ли?.. У нас будет много общих дел.
Во второй гостиной панны Изабеллы тоже не оказалось. Вокульский забеспокоился: "Но я непременно должен взглянуть на нее... Кто знает, когда еще нам удастся встретиться в таких условиях..."
- А, вот вы где! - окликнул его князь. - Я уже знаю, какой заговор вы составили с Ленцким. Общество торговли с Востоком - отличная мысль! Вы должны будете и меня принять... Нам нужно поближе познакомиться... - И, видя, что Вокульский молчит, он прибавил: - Я назойлив, не правда ли, пан Вокульский? Но вы все равно не отделаетесь: вам нужно сблизиться с нами, вам и другим людям вашей среды, - и мы пойдем вместе. Ваши фирмы - те же гербы, наши гербы - те же фирмы, которые гарантируют добросовестность в ведении дела...
Они пожали друг другу руки, и Вокульский что-то ответил, - что именно, он не помнил. Его беспокойство усилилось; тщетно он разыскивал панну Изабеллу.
"Должно быть, она там, дальше", - подумал он и, волнуясь, направился в следующую гостиную.
По дороге его перехватил Ленцкий, проявляя необычайную сердечность.
- Вы уже уходите? Так до свидания, дорогой пан Вокульский! После праздников у меня первое заседание, и начнем с богом.
"Ее нет!" - терзался Вокульский, прощаясь с паном Томашем.
- А знаете, - шепотом продолжал Ленцкий, - ведь вы произвели фурор. Графиня себя не помнит от радости, князь только о вас и говорит... Да еще случай с председательшей... Ну... просто великолепно! И мечтать нельзя было о лучшем дебюте...
Вокульский уже стоял в дверях. Он еще раз обвел залу остекленевшим взглядом и вышел с отчаянием в сердце.
"Может быть, следует вернуться и проститься с нею? Ведь она заменяла хозяйку дома..." - колебался он, медленно спускаясь по лестнице.
Услышав на верхней площадке шелест платья, он вздрогнул.
"Она..."
Он поднял голову и увидел даму в бриллиантах.
Кто-то подал ему пальто, и он вышел на улицу, пошатываясь, как пьяный.
"Что мне в блестящем успехе, если ее нет?"
- Карету пана Вокульского! - закричал с крыльца швейцар, благоговейно сжимая в кулаке трехрублевку. Слезящиеся глаза и несколько охрипший голос свидетельствовали, что сей гражданин даже на своем ответственном посту отдал благочестивую дань первому дню пасхи.
- Карету пана Вокульского!.. Карету пана Вокульского!.. Вокульский, подъезжай! - повторяли толпившиеся у крыльца кучера.
По мостовой медленно двигались вереницы колясок и карет: к Бельведеру и от Бельведера. Один из седоков узнал Вокульского и поклонился.
- Коллега! - шепнул Вокульский и покраснел. Наконец подали его экипаж; он хотел было сесть, но раздумал.
- Поезжай-ка, брат, домой, - сказал он кучеру, давая ему на чай.
Экипаж поехал к центру города, а Вокульский смешался с толпой пешеходов и направился к Уяздовской площади. Он медленно шел, разглядывая проезжавших. Многих он знал лично. Вот кожевник, поставляющий ему свои изделия, едет кататься со своей бочкообразной супругой и очень недурненькой дочкой, которую ему собирались сватать. Вот сын мясника, некогда поставлявшего колбасу в магазин Гопфера. Вот разбогатевший плотник с многочисленным семейством. Вдова спиртозаводчика, которая тоже владеет большим капиталом и тоже не прочь отдать свою руку Вокульскому. Вот шорник, два приказчика из мануфактурного магазина, вон там мужской портной, подрядчик, строитель, ювелир, владелец пекарни, а вот и его конкурент, галантерейный купец в обыкновенной пролетке.
Большинство из них не видело Вокульского; кое-кто, заметив его, кланялся; нашлись, однако, и такие, которые делали вид, будто не замечают его, и только язвительно усмехались. Среди всей этой толпы купцов, предпринимателей и ремесленников, которые по положению были равны ему, а иные даже богаче или известнее в Варшаве, только его пригласили сегодня к графине. Ни один из них, только он, Вокульский!..
"Мне невероятно везет, - думал он. - В полгода я нажил изрядное состояние, через несколько лет у меня уже будет миллион... Нет, даже раньше... Сегодня я уже получил доступ в аристократические гостиные, а через год?.. Господам, с которыми я только что встретился у графини как равный, мне семнадцать лет назад пришлось бы прислуживать в ресторане, если бы они, конечно, соизволили заглянуть туда. Из каморки при магазине в будуар графини - каков скачок!.. Не слишком ли я быстро продвигаюсь?" - прибавил он с тайной тревогой в сердце.
Он вышел на просторную Уяздовскую площадь. В южной части ее были устроены развлечения для простонародья. Дребезжащие звуки шарманок, подвывание труб и гул многотысячной толпы хлынули на Вокульского, словно волны. Перед ним как на ладони виднелся длинный ряд качелей, взлетавших то вправо, то влево, словно гигантские маятники. За ними второй ряд - быстро вращавшиеся карусели с разноцветным полосатым верхом. За ними третий зеленые, желтые и красные балаганы, где у входа висели безобразно намалеванные картины, а на крышах то появлялись, то исчезали пестрые клоуны и огромные куклы. А в центре площади стояло два высоких столба, на которые как раз в эту минуту карабкались смельчаки, соблазненные пиджачной парой и дешевыми часами.
