Не говорите Альфреду - Нэнси Митфорд
Глава 9
Парламентская ассамблея отвергла министерство Буш-Бонтана. «L’homme des Hautes-Pyrénées»[55], как часто называли его французские газеты, словно он был каким-то омерзительным снежным человеком, скрывающимся в тех далеких горах, произнес свою патетическую, а может, воодушевляющую или волнующую речь, обращенную примерно к тремстам пятидесяти парам сухих глаз и тремстам пятидесяти твердым, как кремень, сердцам. Тех двухсот пятидесяти человек, которые проголосовали бы «за», было недостаточно, чтобы провести его на должность. Это было неприятно для нас с Альфредом, потому что незадолго до того, как месье Беге пал, мы пригласили его и большинство членов кабинета на званый ужин. Теперь, похоже, наш первый большой обед будет устроен в честь множества разгневанных экс-министров.
Железнодорожная стачка, как и ожидалось, началась. Как всегда во Франции, человеческий и региональный фактор сыграли здесь свою роль. Северные рабочие вышли все до единого. Их южные коллеги, более капризные, менее дисциплинированные и не такие серьезные, все же привели в Париж множество поездов. Это создало пробку. Туристы, следовавшие домой из поздних отпусков, добирались до столицы, но не могли попасть дальше. Эймиас Мокбар писал:
«НА МЕЛИ
Тысячи британцев оказались в трудной ситуации в охваченном забастовкой Париже. Они расположились лагерем вокруг неработающих вокзалов, без еды, без удобств, без надежды. Что делает британское посольство, чтобы облегчить их страдания? Организует ли перевозку грузовым автомобильным транспортом, чтобы доставить людей на побережье, где их спасут британские суда? Организует ли размещение? Ссужает ли их франками, чтобы они могли купить себе еды? Ничего подобного.
Мисс Норти Макинтош, племянница и пресс-секретарь жены посла леди Уинчем, сказала мне сегодня: “Моя тетя слишком занята подготовкой к большому званому обеду, чтобы беспокоиться о туристах”. N.B. Сметная стоимость подобных посольских развлечений составляет 10 фунтов на человека».
– Ты ему так сказала? – спросила я, вручая Норти «Дейли пост».
Я ела свой завтрак, а Норти сидела около моей кровати. Она приходила каждый день в это время за указаниями – за теми указаниями, которые выполнялись кем угодно, только не ею.
– Какой ужасный сюрприз! Конечно, я ему не говорила – разве я назвала бы тебя тетей, когда ты двоюродная?
– Но ты видишься с ним, дорогая? – Я знала, что это так. Филип встретил их, рука об руку идущих по улице Фобур и похожих, как он выразился, на Красную Шапочку и ее бабушку.
– Бедный маленький Эми, он добрая душа, – произнесла Норти. – Тебе бы он понравился, Фанни.
– Сомневаюсь.
– Можно мне как-нибудь привести его сюда?
– Нет. Всякий раз, как он видит Альфреда или меня, он пишет о нас что-нибудь гадкое. Ты должна быть зла на него за этот гнусный вымысел. А сейчас я вынуждена тебя отругать, Норти. То, что званый обед вообще был упомянут, отчасти твоя вина, хотя, конечно, я хорошо понимаю, что ты не говорила этих слов. Когда в наше время видишь в газете кавычки, это означает речь, выдуманную самим автором. Если ты должна с ним встречаться, что я решительно осуждаю, пожалуйста, помни: ему нельзя ничего рассказывать о происходящем здесь.
– Печально! Это лорд Ворчун вынуждает беднягу злословить. А его самого интересует политическая философия, он хочет сконцентрироваться на парламенте, но лорд Ворчун тянет его в бытовуху. Понимаешь, у него бойкое перо!
– Сомневаюсь, что он такой уж хороший политический журналист. Талант политического журналиста сильно отличается от таланта сочинителя газетных уток.
– О, не говори это бедняжке Эми… он мог бы посвятить себя…
– Я всего лишь хочу, чтобы он…
– Он отец семейства, Фанни.
– Многие омерзительные люди – отцы семейств.
– Ему нужно кормить своих детей.
– Тигру тоже надо. Но при этом никто не хочет стать его обедом.
– Фанни…
– Что?
– Он хочет сделать сюжет о тетушке Сумасбродке. Он говорит, что, когда она выходила замуж, у него была весьма напряженная неделя, он писал о Докерах и Герцоге Каком-то, поэтому не сумел воздать ей должное. Он хотел бы знать, когда она приедет сюда погостить, чтобы он мог связать ее с тобой и Альфредом.
– Да, полагаю, ему бы это очень понравилось. Самая подходящая вещь для политического философа, чтобы вонзить в нее зубы. А теперь, Норти, пожалуйста, послушай меня, – строго произнесла я. – Если у нас возникнут неприятности с Мокбаром и если окажется, что это твоя вина, я буду вынуждена отослать тебя обратно в Шотландию. Я здесь для того, чтобы оберегать Альфреда от подобных бестактностей.
Глаза Норти наполнились слезами, а уголки рта опустились.
Внезапно дверь распахнулась, и в комнате появилась странная фигура. Бакенбарды, тяжелая, начесанная вперед челка, брюки, будто облепившие ноги, а также некое одеяние, какому я не подберу названия, но которое закрывало торс, исполняя функцию одновременно куртки и рубашки, – такова была экипировка здоровенного детины (я не могла расценить его как мужчину), моего давно потерянного Бэзила.
– Quelle horrible сюрприз! – вскричала Норти, совсем не раздосадованная тем, что мое внимание отвлеклось от ее неблагоразумных поступков, прошлых и будущих.
Бэзил смотрел на нас. Когда он понял, что мы обе рады его видеть, хмурое выражение лица сменилось на веселое.
– Что ж, мам, – сказал он, – вот и я. Привет, Норти!
– Я уж решила, что потеряла тебя навсегда.
– Да, я так и подумал. Как насчет завтрака? Я мог бы запросто умять какую-нибудь яичницу с беконом – я умираю с голоду. А тут у вас все очень помпезно. Много бдительных слуг – пришлось показать паспорт, чтобы меня впустили.
– А ты в последнее время смотрел на себя в зеркало? – спросила Норти, взяв телефонную трубку, чтобы заказать ему завтрак.
– Наверняка они уже видели прежде стиляг – как насчет les blousons noirs [56]?
– Только не в посольствах, дорогой, здесь иной мир.
– А что это? – спросила Норти, указывая пальцем на нарукавную повязку у Бэзила на руке, с надписью «Дедушкины туры».
– Это магический атрибут. Эдакий сезам, открывающий весь мир путешествий.
– Откуда ты приехал, Бэз?
– Прямо сейчас – с вокзала Аустерлиц. А вообще – из Коста-Брава.
– Начни сначала, паршивый мальчишка. Вспомни же, что я не видела тебя и не получала никаких вестей целых три месяца.
– Что ж, это верно.
– С тех самых пор, как ты не явился на тот ланч.
– Но я же отписался.
– Полтора месяца спустя.
– Я написал сразу, вероятно, возникли проблемы с отправкой. Ну так вот, дела обстоят следующим образом. Ты ведь знаешь старика дедулю? Да, мам, конечно, знаешь – это новый муж бабули Сумасбродки.
– Никогда его не видела.
– Но все равно знаешь,
