Джон Голсуорси - Девушка ждёт
– А! Черрел? Входите.
Адриан протянул руку, но она повисла в воздухе.
– Вряд ли я могу рассчитывать на радушный прием, – сказал Ферз.
– Что вы, дорогой мой…
– Нет, я вряд ли могу рассчитывать на радушный прием, но я хочу повидать Диану. Не пытайтесь мне помешать, Черрел, – ни вы, ни кто другой.
– Никто и не собирается вам мешать. Вы не возражаете, если я схожу за Джин Тасборо? Динни ждет ее в машине.
– Я ее запер, – угрюмо сказал Ферз. – Вот ключ. Отправьте ее домой.
Он ушел в столовую.
Джин стояла за дверью.
– Ступайте к Динни, – сказал Адриан, – и уезжайте обе. Я справлюсь сам. Надеюсь, ничего с вами не случилось?
– Он меня только запер.
– Скажите Динни, что Хилери наверняка сможет устроить вас обеих у себя. Поезжайте к нему, а я буду знать, где вас найти, если вы мне понадобитесь. Вы храбрая девушка.
– Подумаешь, – сказала Джин. – До свидания! – И сбежала с лестницы.
Адриан услышал стук входной двери и медленно спустился в столовую. Ферз стоял у окна и смотрел, как отъезжают девушки. Он круто повернулся. Это было движение человека, привыкшего, что за ним подглядывают. Ферз мало изменился: немного пополнел, выглядел спокойнее, в волосах прибавилось седины – вот и все. Одет он был щегольски, как и всегда, держал себя уверенно, глаза его… но вот глаза-то…
– Да, – сказал Ферз, словно прочитав его мысли, – конечно, вам меня жаль, но вы хотели бы, чтобы я умер. Да и кто бы не хотел? Вольно мне было свихнуться. Но теперь я в здравом уме, Черрел, имейте это в виду.
В здравом уме? Да, он казался совсем нормальным. Но сможет ли он выдержать хоть малейшее нервное напряжение?
Ферз заговорил снова:
– Все вы думали, что у меня это навсегда. Месяца три назад я стал поправляться. Когда я это понял, я никому ни гугу. Те, кто к нам приставлены, – в голосе его зазвучала горечь, – ни за что не хотят поверить, что ты выздоровел, и если бы это зависело от них, мы бы вовсе не выздоравливали. Им это, понимаете, невыгодно. – И глаза Ферза, сверля собеседника, казалось, добавляли: «И вам и ей тоже». – Вот я и ни гугу. У меня хватило силы воли, выздоровев, притворяться три месяца. Только с неделю, как я дал им понять, что могу отвечать за свои поступки. Им нужно куда больше недели, чтобы они решились написать об этом домой. А я не хотел, чтобы они писали домой. Я хотел приехать прямо сюда такой, как я есть. Я не желал, чтобы Диану или кого бы то ни было предупреждали. И должен был проверить себя, что я и сделал.
– Ужасно! – чуть слышно прошептал Адриан.
Ферз снова впился в него глазами.
– Вы были влюблены в мою жену, Черрел, и все еще ее любите. Ну, и как?
– По-прежнему мы только друзья, – ответил Адриан.
– Так я вам и поверил.
– Воля ваша. Но мне нечего больше сказать, разве только одно: как и всегда, я думаю прежде всего о ней.
– Так вот почему вы здесь?!
– Боже мой, разве вы не понимаете, какое это будет для нее потрясение? Неужели вы не понимаете, что она вынесла в свое время? Неужели вы думаете, что она это забыла? Разве не разумнее будет по отношению к ней, – да и к вам тоже, – если вы поедете, ну хотя бы ко мне, и на первый раз встретитесь с ней там?
– Нет; я встречусь с ней здесь, в моем собственном доме.
– Здесь она прошла через ад. Может, вы и правильно сделали, скрыв свою поправку от врачей, но вы, безусловно, не правы, если собираетесь так ошеломить Диану.
Ферз яростно взмахнул рукой.
– Вы не хотите меня к ней пускать!
Адриан опустил голову.
– Допустим, – мягко произнес он. – Но, послушайте, Ферз, вы ведь можете понять положение не хуже меня. Поставьте себя на ее место. Вообразите, что она входит – как может войти сейчас каждую минуту – и неожиданно видит вас, ничего не подозревая о вашем выздоровлении; а ведь ей нужно время, чтобы в него поверить, после всего, что еще так свежо в ее памяти. Ведь вы же сами себя режете.
Ферз застонал.
– Но я наверняка себя зарежу, если спасую… Вы думаете, я сейчас кому-нибудь верю? Попробуйте сами… попробуйте пожить там четыре года, сами увидите! – Глаза его окинули комнату. – Попробуйте все время находиться под надзором, как набедокуривший мальчишка. Последние три месяца, совсем уже здоровый, я насмотрелся, как их там лечат… Если уж собственная жена не поверит, что я в здравом уме и твердой памяти, – чего мне ждать от других?
Адриан подошел к нему.
– Спокойней! – сказал он. – Вы делаете ошибку. Только она и знала вас в самые худшие минуты. Для нее все это сложнее, чем для кого бы то ни было.
Ферз закрыл лицо руками.
Адриан ждал ответа, бледный от волнения; но, когда Ферз отнял руки от лица, Адриан не смог вынести его взгляда и отвел глаза.
– Одиночество! – сказал Ферз. – Попробуйте свихнуться, Черрел, тогда вы будете знать, что такое полное одиночество до конца ваших дней.
Адриан положил руку ему на плечо.
– Послушайте, дружище, в моей берлоге есть свободная комната, – переезжайте ко мне, пока все не наладится.
Внезапно лицо Ферза исказилось; он бросил острый, недоверчивый взгляд на Адриана, но тут же успокоился, в глазах его мелькнуло выражение благодарности, ее сменила горечь, наконец он опять смягчился.
– Вы всегда были порядочным человеком, Черрел; но нет, спасибо… не могу. Я должен остаться здесь. И у зверя есть нора, – моя нора здесь.
Адриан вздохнул.
– Что ж, хорошо; тогда подождем ее. Вы уже видели детей?
– Нет. Они меня помнят?
– Не думаю.
– Они знают, что я жив?
– Да. Они знают, что вы больны и в отъезде.
– А про это?.. – Ферз коснулся своего лба.
– Нет. Давайте поднимемся к ним?
Ферз покачал головой, и в этот миг Адриан увидел в окно, что идет Диана. Он спокойно направился к двери. Что делать, что ей сказать? Он уже взялся за ручку, но Ферз оттолкнул его и прошел в холл. Диана отперла дверь своим ключом. Адриан увидел, как мертвенно побледнело ее лицо под маленькой шляпкой. Она прислонилась к стене.
– Не волнуйтесь, Диана, – поспешил сказать Адриан и распахнул дверь в столовую.
Она оторвалась от стены и прошла мимо них в столовую; Ферз шагнул за ней.
– Если я вам понадоблюсь, я буду здесь, – сказал Адриан и закрыл за ними дверь.
Муж и жена стояли друг против друга, тяжело дыша, словно пробежали сто ярдов, а не прошли всего три.
– Диана! – сказал Ферз. – Диана!
Казалось, она лишилась дара речи, и он повысил голос:
– Я совсем здоров. Ты мне не веришь?
Она опустила голову и продолжала молчать.
– Неужели у тебя не найдется для меня ни слова?
– Это… это от неожиданности.
– Я вернулся совершенно здоровым. Я здоров уже три месяца.
– Я рада… так рада.
– Боже мой! Ты все такая же красивая.
Он вдруг схватил ее, крепко прижал к себе и стал жадно целовать. Когда он ее отпустил, она упала на стул, задыхаясь и глядя на него с таким ужасом, что он закрыл лицо руками.
– Рональд… я не могу… не могу, чтобы все было, как раньше. Не могу… не могу!
Он бросился перед ней на колени.
– Я не хотел тебя пугать. Прости меня!
В полном изнеможении оба встали и отошли друг от друга.
– Нам надо поговорить спокойно, – сказал Ферз. – Да.
– Ты не хочешь, чтобы я жил здесь?
– Это твой дом. Поступай так, как тебе будет лучше.
У него опять вырвалось нечто похожее на смех.
– Для меня будет лучше, если и ты и все остальные станете относиться ко мне так, будто со мной ничего не случилось.
Диана молчала. Она молчала так долго, что у него снова вырвался тот же странный смешок.
– Не надо! – сказала она. – Я постараюсь. Но я должна… у меня должна быть… своя комната.
Ферз поклонился. Внезапно он метнул на нее подозрительный взгляд.
– Ты любишь Черрела?
– Нет.
– Кого-нибудь другого?
– Нет.
– Значит, боишься?
– Да.
– Понимаю. Естественно. Что ж, не нам, богом обиженным, ставить условия. Бери, что дают. Пошли, пожалуйста, туда телеграмму, чтобы они прислали мои вещи. Тогда они не смогут поднять шум. Я ведь ушел оттуда, не простившись. Наверно, мы и должны им еще что-нибудь.
– Конечно. Я обо всем позабочусь.
– Можем мы теперь отпустить Черрела?
– Я ему скажу.
– Позволь мне.
– Нет, Рональд, это я сделаю сама, – и она решительно прошла мимо него.
Адриан стоял, прислонившись к стене напротив двери. Подняв на нее глаза, он попытался улыбнуться; он угадал развязку.
– Рональд будет жить здесь, но отдельно. Друг мой, спасибо за все. Пожалуйста, снеситесь с клиникой от моего имени. Я буду сообщать вам обо всем. Теперь мы пойдем с ним к детям. Прощайте!
Адриан поцеловал ей руку и вышел из дома.
Глава шестнадцатая
Хьюберт Черрел стоял на пороге отцовского клуба на Пел-Мел, – это был клуб для высшего офицерства, куда ему еще не было доступа. Ему было немного не по себе, потому что он питал к отцу уважение, несколько необычное в наши дни, когда с отцом обращаются как с недорослем или говорят о нем «мой старикан». Вот почему он волновался, переступая порог этого дома, где люди крепче, чем где бы то ни было, цеплялись за привилегии и предрассудки своего века. Впрочем, в тех людях, которые находились в комнате, куда его провели, незаметно было ни заботы о своих привилегиях, ни предрассудков. Невысокий живой человек с бледным лицом и щетинистыми усиками покусывал кончик пера, пытаясь сочинить письмо в «Таймс» о положении в Ираке; скромного вида бригадный генерал с лысиной и седыми усами обсуждал с высоким, скромного вида подполковником особенности флоры на Кипре; какой-то совершенно квадратный человек с квадратным лицом и свирепым взглядом сидел на подоконнике так задумчиво, как будто только что похоронил свою тетку, и раздумывал, не переплыть ли ему летом Ламанш; а сэр Конвей читал «Альманах Уитэкера».
