Джозеф Конрад - Теневая черта

Странно, как я, прибыв на берег, был поражен гибкой походкой, живыми глазами, здоровым видом всех, кого встречал. Это произвело на меня огромное впечатление. И среди тех, кого я встретил, был, разумеется, и капитан Джайлс. Было бы удивительно, если бы я его не встретил. Шатание по деловой части города было его обычным утренним занятием, когда он бывал на берегу.

Я еще издали заметил поблескивающую золотую цепочку у него на груди. От него так и веяло благодушием.

— Что я слышу? — пожав мне руку, спросил он со своей улыбкой доброго дядюшки. — Двадцать один день из Бангкока!

— Это все, что вы слышали? — спросил я. — Вы должны позавтракать со мной. Я хочу, чтобы вы в точности знали, в какую историю вы меня впутали.

Он колебался почти целую минуту.

— Хорошо… пойдемте, — снисходительно сказал он наконец.

Мы зашли в отель. К моему удивлению, оказалось, что у меня великолепный аппетит. Затем, когда со стола было убрано, я выложил перед капитаном Джайлсом историю этих двадцати дней со всеми их профессиональными и эмоциональными деталями, между тем как он терпеливо курил большую сигару, которой я угостил его.

Затем он глубокомысленно заметил:

— Вы должны чувствовать себя здорово усталым.

— Нет, — сказал я. — Не усталым. Но я скажу вам, капитан Джайлс, как я себя чувствую. Я себя чувствую старым. И, должно быть, я стар. Все вы на берегу кажетесь мне кучкой ветреных юнцов, никогда не знавших, что такое забота.

Он не улыбнулся. У него был нестерпимо примерный вид.

— Это пройдет, — объявил он. — Но вы кажетесь старше, — это факт.

— Ага! — сказал я.

— Нет! Нет! Правда в том, что в жизни не следует придавать слишком большое значение ни дурному, ни хорошему.

— Жить с прохладцей, — насмешливо пробормотал я. — Не всякий на это способен.

— Ну, вы скоро будете довольны, если сможете двигаться хотя бы с прохладцей, — отпарировал он со своим застенчиво добродетельным видом. — И еще одно: человек должен бороться с невезением, со своими ошибками, со своей совестью и всякой такой штукой. Да что там — с чем же еще бороться?

Я молчал. Не знаю, что он прочел на моем лице, но он вдруг спросил:

— Что это — уж не Из трусливых ли вы?

— Один бог знает, капитан Джайлс, — был мой искренний ответ.

— Это неважно, — спокойно сказал он. — Вы скоро научитесь, как не быть трусливым. Человек должен учиться всему — а этого многие из юнцов даже не понимают.

— Ну, я уже не юнец.

— Да, — согласился он. — Вы скоро уезжаете?

— Я сейчас возвращаюсь на судно, — сказал я. — Я выберу один из якорей и подтянусь на вторам на полкабельтова, как только мой новый экипаж явится на судно, а завтра на рассвете отплыву.

— Ага, — одобрительно буркнул капитан Джайлс. — Так оно и следует. Из вас выйдет толк.

— А вы что думали? Что я буду неделю отдыхать на берегу? — сказал я, раздраженный его тоном. — Я не могу отдыхать, пока мы не выйдем в Индийский океан, да и тогда мне будет не до отдыха.

Он хмуро, точно преобразившись, пыхтел сигарой.

— Да. К этому все сводится, — задумчиво сказал он.

Точно тяжелая завеса поднялась, открыв совсем неожиданного капитана Джайлса. Но только на миг, ровно настолько, чтобы он успел прибавить:

— Да, мало, мало отдыха в жизни для всех. Лучше не думать об этом.

Мы встали, вышли из отеля и расстались на улице с горячим рукопожатием как раз в ту минуту, когда он, впервые за все наше знакомство, начал интересовать меня.

Первое, что я увидел, вернувшись на судно, был Рэнсом, сидевший на шканцах, на своем аккуратно увязанном сундуке.

Я сделал ему знак следовать за мной в салон, где я сел и написал ему рекомендательное письмо к одному моему знакомому на берегу.

Окончив, я подвинул к нему письмо через стол.

— Оно может вам пригодиться, когда вы выйдете из больницы.

Он взял его и положил в карман. Глаза его смотрели куда-то в сторону в пространство. Лицо выражало тревогу.

— Как вы себя чувствуете теперь? — спросил я.

— Сейчас ничего, сэр, — сдержанно ответил он. — Но я боюсь, что вот-вот начнется… — На губах его опять мелькнула грустная улыбка. — Я… я ужасно боюсь за свое сердце, сэр.

Я подошел к нему, протягивая руку. В его не глядевших на меня глазах было напряженное выражение.

Он походил на человека, который прислушивается к предостерегающему зову.

— Вы не хотите пожать мне руку, Рэнсом? — мягко сказал я.

Он издал восклицание, густо покраснел, сильно встряхнул мою руку — и в следующий миг, оставшись один в каюте, я услышал, как он осторожно поднимается по трапу, ступенька за ступенькой, смертельно боясь разгневать нашего общего врага, которого он жестокой судьбой был обречен сознательно носить в своей верной груди.