Дорога дней - Хажак Месропович Гюльназарян
— Здорово, народ! — весело крикнул он.
— Торгом-джан… — простонала мать Погоса.
— И чего тебе нужно от бедной сиротки! — возмутилась Мариам-баджи.
Младшие братишки Погоса повисли на отце. Парон Рапаэл нанял фаэтоны, и мы поехали домой. Только товарищ Сурен, инициатор и организатор этого радостного события, не поехал с нами — он спешил в мастерскую.
В этот день в доме Погоса царило необычное оживление: приходили с поздравлениями со всех концов квартала. Каждый раз, когда входил новый гость, отец Погоса вставал с места, здоровался с ним за руку и, улыбаясь, спрашивал о «житье-бытье».
— Да ты о себе расскажи, — отвечали они, — что это за напасть была такая?
— Не знаю, братец, не знаю. Сказано ведь: «Пришла беда — отворяй ворота».
И вновь заходил разговор о злополучном бидоне.
— Бидон-то наш, слов нет, — говорил Торгом, — но как эта посудина туда попала, никак не уразумею.
Вечером пришел с поздравлениями Врам. Он был очень пьян, из кармана торчало узкое горлышко бутылки. Вошел, пошатываясь, и прямо у дверей всхлипнул как маленький:
— Братец Торгом, умереть мне за тебя, вернулся!
— Опять нализался, дуралей! — снисходительно сказал Газар и вывел его.
Но уже через два дня радость, вызванная возвращением Торгома, омрачилась. Во время очередной стычки с Каринэ тикин Грануш так избила девушку, что Мариам-баджи, моя мать и сестрица Вергуш с трудом вырвали бедняжку из рук разъяренной «невестки-ханум».
Лицо Каринэ было в крови. Обессиленная, она едва дышала, а тикин Грануш истерично визжала:
— Гадина, бесстыжая тварь, смеет еще руку на меня поднимать!
Домой вернулся парон Рапаэл. Никогда прежде мы не видели его таким злым. Он не кричал и не ругался, как обычно. Узнав обо всем, схватил Грануш и прямо на балконе, на глазах у всех, стал избивать ее.
Никто и не пытался вырвать Грануш из рук Рапаэла. Мужчин во дворе не было, а женщины боялись вмешиваться, да и радовались в глубине души этой расправе.
Мариам-баджи увела Каринэ к себе и уложила на тахту. С балкона парона Рапаэла все еще слышались визги Грануш, когда домой вернулись товарищ Сурен и Газар. Их приход отрезвил Рапаэла. Он устало присел на ступеньки балкона и тупо уставился на мужчин.
— Что еще случилось? — спросил Газар.
Парон Рапаэл молчал.
Тогда женщины рассказали. Товарищ Сурен, едва сдерживая ярость, выдавил:
— Я их под суд отдам.
Но товарищ Сурен не отдал под суд тикин Грануш — соседи отговорили. Вместо этого раз и навсегда был решен вопрос об уходе Каринэ из дома парона Рапаэла. Мариам-баджи удочерила ее и по инициативе товарища Сурена все это официально оформила.
Парон Рапаэл стал еще более неразговорчивым и замкнутым. Говорили, что он вечерами втихомолку побивает тикин Грануш.
А Мариам-баджи стала самым счастливым человеком в квартале.
НАШИ С ОТЦОМ ТАЙНЫ
Суд над Торгомом затягивался. Казалось, что «там» уже позабыли и о Торгоме, и о его злополучном бидоне, и вообще о пожаре в кооперативном магазине. Сам Торгом пока работал на строительстве школы. Вечером возвращался домой страшно усталый и не выходил во двор посидеть с соседями. Соседи изредка навещали его, чтобы задать один и тот же вопрос:
— Ну, что нового?
— Да ничего, — отвечал Торгом.
— А дальше-то как?
— Почем я знаю!
И на том разговор кончался.
Но через несколько месяцев выяснилось, что «там» не позабыли ни о Торгоме, ни о пожаре.
Как-то под вечер зашел к нам незнакомый парень и вручил отцу какую-то бумагу.
— Прошу вас об этом никому ни слова, — сказал юноша и ушел.
Когда он ушел, отец протянул бумагу Зарик. Зарик быстро прочла ее. Там было написано, что отец завтра должен явиться к прокурору.
— А я тут при чем? — удивился отец.
На следующий день отец ушел, и мы с нетерпением ждали его возвращения. Конечно, никто из соседей не знал, куда идет отец. Между прочим, это была первая тайна, которую я скрыл от Чко, и, честно говоря, мне это было нелегко сделать.
Наконец отец вернулся. Зарик не было дома, а я сидел на тахте с книжкой в руках и делал вид, что учу уроки, но на самом деле мысли мои были далеко.
— Ну? — нетерпеливо спросила мать.
Прежде чем ответить ей, отец посмотрел в мою сторону и тихо сказал:
— Ну-ка, сынок, сбегай принеси мне холодной воды.
Я с неохотой взял стоявший в углу кувшин и вышел.
Когда я вернулся, отец уже сидел на своем обычном месте и латал башмак, а мать зажгла примус и поставила огромный котел с водой, чтобы вечером замочить белье для стирки. Я налил в стакан воды, протянул отцу. Он поднял голову, машинально взял стакан и, выпив воду, сказал:
— Будь здоров, сынок.
На этом и закончился наш разговор. Я понял, что на интересующие меня вопросы не получу ответа.
Но ночью я кое-что уяснил для себя.
Было поздно, мать уже потушила лампу, мы легли спать. Я лежал с закрытыми глазами и думал об этом загадочном происшествии. Родители молчали. В темноте четко тикали стенные часы.
Я вдруг услышал шепот матери:
— Месроп, никак я не могу уразуметь, чего это тебя вызывали.
— А я знаю?
— Что же тебе сказали, когда ты пришел?
— Не жалуюсь, очень культурно меня приняли. Там был какой-то пожилой человек и еще
