Все рушится - Чинуа Ачебе
Из-за туч на небе не было звезд. От мелькания зеленых светлячков тьма только сильнее сгущалась. В промежутках между причитаниями Чиело ночь оживала пронзительным стрекотом лесных насекомых, вплетающимся в темноту.
– Агбала ду-у-у!.. Агбала экенео-о-о!..
Эквефи пробиралась за жрицей, стараясь не отставать, но и не подходить слишком близко. Она считала, что они направляются в священную пещеру. Теперь, когда она шла медленно, у нее появилась возможность подумать. Что ей делать, когда они достигнут пещеры? Войти в нее она не посмеет. Будет ждать у входа, одна, в этом жутком месте. Она представляла себе все ночные ужасы и вспомнила ту давнюю ночь, когда увидела Огбу-агали-оду, одно из злобных существ, которого выпустили в мир могущественные «маги»; племя сотворило их в далеком прошлом в борьбе против врагов, но теперь забыло тайну и утратило контроль над ними. В такую же темную ночь, как нынешняя, Эквефи с матерью возвращались от реки и вдруг увидели, как это существо в сияющем ореоле летело прямо на них. Уронив кувшины с водой, они бросились на землю, ожидая, что зловещий свет вот-вот накроет и убьет их. Это был единственный раз, когда Эквефи видела Огбу-агали-оду. Но хоть случилось это очень давно, у нее при воспоминании о той ночи до сих пор кровь стыла в жилах.
Теперь голос жрицы раздавался через более длинные интервалы, но его энергия ничуть не убывала. Воздух был холодным и сырым от росы. Эзинма чихнула. «Будь здорова», – пробормотала Эквефи, и в тот же миг жрица тоже произнесла: «Будь здорова, дочка». Голос Эзинмы, раздавшийся в темноте, согрел материнское сердце. Она медленно зашагала дальше.
И тут жрица завопила:
– Кто-то идет за мной! Дух ты или человек, да обреет Агбала твою голову тупой бритвой! Да свернет он тебе голову, чтобы ты увидел собственные пятки!
Эквефи остановилась как вкопанная. Разум подсказывал ей: женщина, вернись домой, пока Агбала не причинил тебе зла. Но она не могла. Постояв немного, чтобы дать Чиело отойти подальше, она снова двинулась за ней. Она шла уже так долго, что у нее начали неметь ноги и немного мутилось в голове. Потом ее осенило: они идут не к пещере. Ее они, должно быть, давно обошли и направляются в Умуачи, самую дальнюю деревню племени. Теперь Чиело еще реже подавала голос.
Эквефи показалось, что тьма немного рассеялась. Тучи поднялись выше, и показалось несколько звезд. Луна, наверное, готовилась выйти на небо, перестав хмуриться. Когда Луна появлялась на небе поздно, говорили, что она отказывается от еды, как обиженный муж после ссоры с женой отказывается от пищи, ею приготовленной.
– Агбала ду-у-у! Умуачи! Агбала экене унуо-о-о!
Все было именно так, как подумала Эквефи. Жрица приветствовала деревню Умуачи. Невероятно! Как же далеко они забрели. Когда узкая лесная тропа вывела их на открытое пространство деревни, тьма перестала быть непроглядной, стало возможно различить контуры деревьев. Эквефи прищурилась, силясь увидеть дочь и жрицу, но каждый раз, когда ей казалось, что она видит их очертания, они тут же растворялись, как сгусток тьмы рассасывается в окружающей необъятной общей тьме. В оцепенении она брела дальше.
Теперь голос Чиело почти не смолкал, как в самом начале. Эквефи ощущала, что ее окружает открытое пространство, и догадалась: они, должно быть, вышли на деревенскую ило – площадь для церемоний и соревнований. И еще она со страхом отдала себе отчет в том, что Чиело больше не двигается. Точнее, она возвращается назад. Эквефи быстро отступила с ее пути, и когда Чиело прошла мимо нее, последовала за ней в обратном направлении той же дорогой, какой они пришли.
Путь был долгим и утомительным, большую часть его Эквефи проделала как во сне. Луна определенно должна была вот-вот взойти: хоть на небе она еще и не появилась, ее отсвет уже рассеивал темноту. Эквефи теперь могла различить фигуру жрицы с ее ношей. Она замедлила шаг, чтобы увеличить расстояние между ними. Ей было страшно подумать, что случится, если Чиело вдруг обернется и увидит ее.
Всю дорогу она молилась, чтобы скорее взошла Луна, но теперь тусклый свет еще не появившейся Луны пугал ее больше, чем темнота. Мир стал казаться населенным смутными фантастическими фигурами, которые таяли под ее пристальным взглядом и возникали снова, меняя форму. В какой-то момент Эквефи стало так страшно, что она чуть было не окликнула Чиело, чтобы почувствовать рядом человеческое присутствие: ей померещилась фигура мужчины, карабкающегося на пальму вниз головой вверх ногами. Но в этот самый миг Чиело снова возвысила голос в порыве одержимости, и Эквефи отпрянула, потому что в этом голосе не было ничего человеческого. Это была вовсе не та Чиело, с которой они сидели рядышком на базаре, которая покупала соевые лепешки для Эзинмы и называла ее дочкой. Это была другая женщина – жрица Агбалы, Оракул холмов и пещер. Эквефи оказалась зажатой между двумя страхами. Звук собственных нетвердых шагов чудился ей звуком шагов преследователя. Она обхватила руками свою обнаженную грудь. Выпала обильная роса, и стало холодно. Она уже ни о чем не могла думать, даже о ночных страхах. Просто трусила в полусне, приходя в себя, лишь когда Чиело начинала вещать.
Наконец они свернули с тропы и направились в сторону пещер. С этого момента Чиело уже не замолкала ни на миг. Она славила своего бога, называя его множеством разных имен: хозяином будущего, посланцем земли, богом, который сражает человека в момент, когда жизнь представляется тому слаще всего. Эквефи полностью очнулась, и притупившиеся было страхи ожили с новой силой.
Луна стояла теперь высоко, и она ясно видела Чиело и Эзинму. Как женщина способна так долго нести на себе такого большого ребенка, оставалось для нее чудом. Но Эквефи не думала об этом. Нынешней ночью Чиело не была женщиной.
– Агбала ду-у-у! Агбала экенео-о-о! Чи негбу маду убоси нду йа нато йа уто далуо-о-о!..
Уже вырисовывались в лунном свете холмы. Они образовывали кольцо с разрывом в одном месте, через который к центру была протоптана дорожка.
Как только жрица вступила в это кольцо, не только сила ее голоса удвоилась,
