Болеслав Прус - Эмансипированные женщины
- А не могли бы вы дать мне какую-нибудь божественную книгу? - краснея, прошептала Мадзя.
- Вот как? - взглянула на девушку мать Аполлония. - Что ж, в таком случае я дам тебе книгу "О подражании Христу".
Она проводила Мадзю в сад, принесла книгу, благословила девушку, а сама ушла по делам.
Оставшись одна среди вожделенной зелени и тишины, Мадзя почувствовала такое спокойствие, такой восторг, что готова была обнимать деревья, целовать цветы и эти святые стены, за которыми она нашла приют. Опасаясь, однако, как бы кто-нибудь не заметил ее экзальтации, она сдержалась и начала перелистывать книгу.
Раскрыв книгу наугад, она наткнулась на такое место:
"Стоит ли страдать, если не все получается так, как тебе хочется? Где тот человек, у которого было бы все, чего он желает? Это не я, не ты и никто из людей, живущих на земле..."
- Это правда, - прошептала Мадзя.
"Воистину плачевна юдоль земная. Чем сильнее жаждет человек жизни духовной, тем горше для него жизнь земная, ибо тем сильнее он чувствует и яснее видит пороки, в которых погрязли люди. Горе тому, кто не сознает своей духовной нищеты, но еще горше тому, кто полюбил эту скудную и бренную жизнь".
"Это обо мне!" - подумала Мадзя, перевернула страницу и снова прочла:
"Не теряй веры, сестра, в то, что ты можешь направить свои стопы к духовному добру; еще не минуло время твое, не упущен твой час. Зачем ты хочешь отложить на завтра свое намерение? Восстань, начни немедленно и скажи себе: настало время действовать, настало время борьбы, настало время для исправления..."
Мадзя была в состоянии такого возбуждения и экзальтации, что каждое слово воспринимала либо как укор, либо как пророчество. Она решила читать дальше, открывая книгу наугад, чтобы извлечь урок из прочитанного или понять, какое в нем скрыто предсказание.
"Редко встретишь человека столь одухотворенного, чтобы он лишен был плотских страстей. Когда человек отдает все свое имение, это ничто. Когда он искренне покается в содеянных грехах, и этого мало. Когда он постигнет все науки, и тогда ему далеко... Но нет человека богаче, нет человека могущественнее и свободней, чем тот, кто от всего отрекся и почитает себя ниже всех..."
Мадзя задумалась. Сможет ли она почесть себя ниже всех? Нет, не сможет. Но из всех человеческих добродетелей эта для нее самая близкая.
В другом месте она прочла:
"Нельзя слепо верить слабому духом смертному человеку, если даже он любим тобою и делает тебе добро".
"Даже Здиславу?" - подумала Мадзя.
"...Но нельзя и сокрушаться безмерно, если порой он воспротивится тебе и отвратит от тебя свой лик..."
"Да, да. Он воспротивился мне..."
"Тот, кто сегодня с тобой, завтра может пойти против тебя, другие наоборот: люди часто переменчивы, как ветер..."
"Ада, панна Говард", - подумала Мадзя.
"Кратко твое пребывание здесь..."
- Да, каких-нибудь два дня! - вздохнула девушка.
"...и куда ни направишь ты стопы свои, всюду ты будешь чужая и странница..."
- Aх, как это верно! Особенно, когда я уеду за границу.
"...и не обретешь покоя, пока не соединишься с Христом..."
- Невеста Христова? - воскликнула потрясенная Мадзя. Но не испуг слышался в этом возгласе, а изумление.
Она перевернула страницу и со все возрастающим волнением прочла строки, как бы обращенные непосредственно к ней:
"Зачем озираешь ты все вокруг, если не здесь обретешь успокоение..."
- Стало быть, не в монастыре...
"На небесах твое обиталище, и все земное озирай как бы мимоходом. Все тлен, и ты тлен".
"Стало быть, я должна умереть? На все воля божья..."
Охваченная любопытством, она отыскала главу "Размышления о смерти".
"Скоро, очень скоро наступит конец твой; посмотри же, что с тобой делается: сегодня жив человек, а завтра нет его. А когда пропадает он из глаз, то память о нем быстро стирается... Утром думай, что не доживешь до вечера, вечером не утешай себя надеждой дожить до нового утра..."
"Как бедный Здислав!"
"Всегда будь готова и живи так, чтобы смерть не застигла тебя врасплох..."
"Он так живет. Неужели и впрямь догадывается?"
Сердце сжалось у нее от боли, и, чтобы ободриться, она выбрала другую главу:
"Хорошо, что порою мы терпим горе и уничижение, ибо они будят милосердие в сердце человека..."
"То же самое говорил Дембицкий", - подумала Мадзя.
"...напоминая ему о том, что он изгнанник, что в этом мире нет никого, кто мог бы стать ему опорой..."
"Даже Здислав мне не опора?" - подумала Мадзя, и ей стало еще тяжелей.
"Когда человека доброй воли мучат горести или недобрые мысли..."
"О, как они мучат меня!"
"...тогда он чувствует, как нужен ему бог, без которого нет добра. Тогда в горе он скорбит, стенает и молится... Тогда только видит он, что истинного мира и полного покоя нет в этой жизни".
"Так где же мое счастье?" - подумала Мадзя, совсем подавленная.
Она наугад раскрыла книгу и увидела заголовок "О монашеской жизни". Ее бросило в жар.
"Неужели это мой удел?.."
"Нужно научиться постоянно смирять себя, если хочешь жить в мире и согласии с другими людьми... Нужно стать юродивой Христа ради, если хочешь вести монашескую жизнь..."
- Я всегда была юродивой, - прошептала Мадзя.
"Одежды мало значат; перемена правил жизни и умерщвление плоти создают истинного монаха..."
"Стало быть, мне не надо вступать в орден, достаточно перемены правил жизни и умерщвления плоти".
"Кто иного ищет, кроме бога и спасения души, ничего не обретет, кроме страданий и печали".
"Ну, хорошо, а если я хочу ухаживать за больным братом?.."
"Смотри на живые примеры святых отцов, в коих сияет истинное совершенство и вера, и ты увидишь, сколь мелки и ничтожны наши деяния... Святые отцы ненавидели души свои в здешнем мире, дабы обрести их в жизни вечной..."
"Но больного брата не бросали!.."
"Они отреклись от богатств, достоинств, почестей и родных, отреклись от всего мирского..."
Мадзя в смятении закрыла книгу. Ей казалось, что она беседует с невидимым учителем, который велит ей отречься от всего ради бога и спасения души. В эту минуту она без сожаленья отреклась бы от мирской суеты: все узы, связывавшие ее с людьми, ослабли, если не порвались совсем. Но как бросить стариков, а главное, брата, для которого ее помощь была вопросом жизни и смерти?
Однако, успокоившись, Мадзя рассудила, что терзает себя напрасно.
Никто ведь не настаивает на том, чтобы она отреклась от семьи: даже сам автор этой удивительной книги советует только изменить правила жизни и отказаться от мирских соблазнов.
Она еще раз перелистала страницы книги и нашла:
"Поддержи меня, господи, в благом моем намерении и в служении тебе; дай мне сегодня совершить благое; ибо ничтожно все свершенное мною доныне".
"Да! - подумала Мадзя. - Пансион, уроки, женские собрания - все это ничего не стоит. Нужно переменить правила жизни, отказаться от соблазнов и посвятить себя Здиславу. Если бы я год назад поехала к нему, он был бы здоров. Пусть бы себе злословили люди, что я живу у брата из милости и не зарабатываю себе на жизнь..."
Несколько часов беседы с этой необыкновенной книгой под шум деревьев, шелест крыльев пролетающих птиц и звуки псалмов, которые пели воспитанницы сиротского приюта, благотворно подействовали на Мадзю. Нервное возбуждение улеглось, и на смену ему пришла томительная надежда. Мадзе казалось, что ее и весь мир окутывает легкая дымка, в которой растворяются все земные заботы, а за дымкой открывается новый горизонт, светлый и мирный.
Мадзе вспомнился рисунок, который она когда-то видела. По полю, покрытому весенними цветами, прогуливаются святые угодницы, а на опушке рощи сидит на скамье матерь божия и прядет нить человеческих жизней. Мадзю охватило предчувствие, что и она вот-вот очутится на этом поле, где каждое мгновение кажется счастливой вечностью, а вечность - кратким мгновением.
"Я, наверно, скоро умру", - без сожаления подумала Мадзя.
Около двух часов она вернулась домой. Пани Бураковская сказала ей, что приходила какая-то женщина, с виду бедная гувернантка, и оставила в ее комнате письмо.
- Горничная хотела последить за нею, - рассказывала хозяйка, - а то как бы что-нибудь не пропало. Но я накричала на нее: нельзя же каждого бедняка считать вором.
Увидев конверт, Мадзя вздрогнула. Это было письмо от Ады Сольской, в котором она, принося извинения за назойливость, сообщала, что придет в четыре часа. Пани Бураковская, видно, все еще ждала объяснений, и Мадзя сказала ей, что бедная гувернантка, оставившая письмо, женщина независимая и честная, и перед ней можно открыть все двери.
Еще не было четырех часов, когда Ада Сольская постучала в дверь и, остановившись на пороге, робко спросила:
- Можно к тебе, Мадзенька?
Мадзя бросилась к ней с распростертыми объятиями. Но Ада была так похожа на своего брата Стефана, что у Мадзи сердце замерло и в первую минуту не хватило сил обнять подругу.