Ник Хорнби - Логорея

Фишер играл со Спасским в Рейкьявике в 1972 году, когда мне было пятнадцать лет и я еще не опасался, что кто-то от меня забеременеет. Тем летом шахматы были у всех на слуху, о них говорили и по телевидению, и по радио. Я подумал, это обычное дело для чемпионатов мира по шахматам, просто раньше я был слишком мал и не замечал ничего. В детстве ведь такое встречается сплошь и рядом: в какой-то момент ты вдруг начинаешь интересоваться событиями, происходящими раз в несколько лет – такими как выборы или Олимпийские игры, – хотя раньше ничего интересного в них не находил; а все дело в том, что ты начинаешь обращать больше внимания на радио и телевидение. В случае с шахматами я, конечно, ошибался: о них никто никогда не говорил, да и, если честно, говорить больше не будет. Все обсуждали Фишера: Фишер отказался играть, Фишер потребовал увеличить гонорар (он чуть не обанкротил целую страну, сначала запросив больше денег, а потом не разрешив исландцам компенсировать убытки с помощью телетрансляции), Фишер отдает вторую партию, Фишер не появляется на церемонии открытия турнира... Можно снять потрясающий, захватывающий фильм о том турнире, причем фильм можно закончить первым же ходом первой игры турнира, ничего важного при этом не упустив.

Тони Хогланд из тех поэтов, которых всю жизнь мечтаешь найти, но, как правило, не получается. Пишет он мягко, его стихотворения легко читать и слушать, хотя это и обманчивое впечатление, Хогланд умеет и шутить, и вызывать грусть. Кроме того, у него умные стихи, но я их прекрасно понимаю. Вы, думаю, и сами знаете, что в современной поэзии последние полвека идет война между доступностью и интеллектуальностью. Если стихотворение остается совершенно непонятным после пары прочтений, то мой ответ прост: «Херня какая-то. Ну ее к черту». Читая Хогланда, я ни разу не выругался. Кстати, издатели поэта могут меня цитировать на его обложке. Они просто должны это сделать. Разве кто-нибудь сможет устоять перед книгой, на обложке которой будет написано: «Прочитал, ни разу не выругавшись»? Все поймут, что имеется в виду. Да и название – «О моем понимании нарциссизма» – разве не великолепно?

С этой книгой я немного схитрил. Я прочитал ее еще в прошлом месяце, сразу же после того, как вернулся с литературного вечера. Но в предыдущей статье я хотел сосредоточиться только на «Дэвиде Копперфилде», а еще я боялся, что не успею прочитать достаточно в этом месяце, богатом на футбольные события. «Арсенал» проиграл в четвертьфинале Лиги чемпионов «Челси», проиграл в полуфинале кубка Лиги «Манчестер Юнайтед», зато буквально на прошлых выходных стал чемпионом Англии. (Проиграли мы в турнирах на выбывание, а это же лотерея. Вот чемпионат страны – это совсем другое дело. По крайней мере, здесь, в Хайберри, мы все так говорим.) В общем, тем воскресным вечером, когда я должен был читать книги, я на самом деле был в пабе «Бэйли», традиционном месте просмотра матчей чемпионата, и, стоя на стуле, распевал забавную песенку про Викторию Бэкхем. Если честно, я просто подумал, что если я брошу пару слов о поэзии, то смогу вам больше понравиться. Или даже самому себе. Как бы то ни было, распевать песенку в пабе оказалось не так весело, как читать современную литературу. Хотя... В пабе тоже было неплохо.

Конгрессмена из штата Делаверобвинили в сексуальном извращении,и он на пресс-конференциичестно, прямо в микрофон говорит,что не прочь бы попробовать сноваеще разок.

Его слова передали по радио,и Карла даже рассмеялась.Карла писала на черепашкекрасным лаком для ногтей:«Сдохни, свинья!»Завтра она спустит черепашку с цепи,запустит Джерри во двор.

Мы тогда жили у школыи осенью каждый день слушали,как репетирует оркестр школьныйна стадионе.Фальшивые звуки трубы расплывались, растекались по ветру,а к ним в придачу –барабаны и причудливые тромбоны:лохматый «Луи Луи»,а иногда «Невозможная мечта».Я читал книгу о наслаждении,за которое нельзя цепляться,нужно быть стрелой,пронзающей цель насквозьи летящей дальше.

Сидим за столиком,изрезанным именами тех, кто был здесь до нас;октябрь, свет истончился –бледность травы орошает.

Черепашка в руке КарлыОтчаянно бьется,словно ее странные лапки не для того, чтобы лежать спокойно,а школьный оркестрна мгновение взял жутко фальшивую ноту,словно музыку хорошо не сыграть.И это лишь невозможная мечта.

Июль

2004

КУПЛЕННЫЕ КНИГИ[6]:

• Клэр Томалин «Женщина-невидимка»

• «Последний мужчина на земле». Части 1-3 (Воген, Герра, Марцан-мл., Чедвик)

• Честер Браун «Ты мне никогда не нравилась»

• Дэниел Клоуз «Дэвид Боринг»

• Майкл Чабон «Приключения Кавалера и Клея»

• Джо Сакко «Безопасный район Горажде»

• Фрэнк Кермоуд «Без права»

ПРОЧИТАННЫЕ КНИГИ:

• Пит Декстер «Поезд»

• Мэттью Коллин «Звонок из Сербии»

• Клэр Томалин «Женщина-невидимка»

• «Последний мужчина на земле». Части 1-3 (Воген, Герра, Марцан-мл., Чедвик)

• Честер Браун «Ты мне никогда не нравилась»

• Дэниел Клоуз «Дэвид Боринг»

Если вам в голову придет мысль нарисовать генеалогическое древо всего, что я купил и прочел в этом месяце, – а кто знает, может, это занятие окажется весьма увлекательным, если вы преподаватель или студент, у которого достаточно свободного времени, – то наверху должен оказаться тринадцатый номер журнала «Мак-Суини»[7] и роман Пита Декстера «Поезд». В этом древе они будут Адамом и Евой; точнее, были бы Адамом и Евой, если бы те были гермафродитами, способными рожать детей без вмешательства друг друга. Тринадцатый номер «Мак-Суини» и «Поезд» не сумели ужиться друг с другом, да и остальные книги этого месяца, признаться, тоже. На самом деле древо получится очень простым: одна линия пойдет от «Мак-Суини», где собраны комиксы (если вы не в курсе, тринадцатый номер вышел под редакцией Криса Уэра и полностью посвящен комиксам), а вторая – от «Поезда», и это будет серия документальной прозы, о чем я в подробностях расскажу позже. «Поезд» не породил напрямую мой интерес к документалистике, но он тому способствовал. (Я знаю, что вы сейчас думаете. Вы думаете так: но если «Мак-Суини» с «Поездом» не ужились, а сам «Поезд» ничего на самом деле не породил, то так ли удачна затея с генеалогическим древом? Я вам отвечу. Очень удачна. Можете мне верить. Это писательская интуиция.) В общем, если вы возьметесь рисовать такое генеалогическое древо, то у меня для вас две новости: хорошая и плохая. Хорошая: это не составит особого труда. Плохая: это скучно и не исключено, что бессмысленно. Решайте сами.

Я тщательно выбирал книгу, чтобы вернуться в мир художественной литературы, и наконец остановился на «Поезде» Пита Декстера. После прочтения «Дэвида Копперфилда» я боялся возвращаться в этот мир, а Декстера я знаю – с огромным удовольствием прочитал в свое время «Разносчика газет». Первые главы «Поезда» оказались очень захватывающими, свежими и живыми, и я искренне верил, что сумел снова оседлать своего конька. Но затем, в третьей главе, я наткнулся на описание насилия, причем до жути подробное, и меня будто выбросило из книги, с того момента я словно наблюдал за ней со стороны. В том эпизоде насилуют женщину, главную героиню, в какой-то момент ей отрезают сосок. Меня это покоробило. Конечно, именно так я и должен был отреагировать. Но моя реакция оказалась сильнее, чем предполагал автор. Более того, я даже порывался поговорить об этом с Декстером. «Неужели обязательно было отрезать ей сосок, Пит? Объясни, зачем? Разве нельзя было его... надрезать? Или вообще не трогать? Не, ну в самом деле. Ее мужа только что жестоко убили. Ее саму изнасиловали. Мы все поняли. Оставь ты сосок-то в покое».

Я, пожалуй, довольно ленивый читатель, когда речь идет о художественной литературе. Если писатель говорит о каком-то событии, то я ему, как правило, верю. Мартин Эмис в своих мемуарах вспоминает об отношении его отца, Кингсли, к художественному миру Вирджинии Вулф: «Он совершенно неестественен: читая ее романы, отец невольно ругался и спорил с писательницей. „Нет, конечно», „Не думал он так», „Никому она не поверила», – постоянно бормотал он, читая ее романы». Я так себя веду, только если читаю нечто откровенно бездарное (хотя, прочитав Эмиса, я еще долго не мог избавиться от такого восприятия книг). Но в эпизоде с отрезанием соска Декстер явно передергивает. Как мне показалось, появление этого эпизода обусловлено все же миропониманием Декстера и законы повествования здесь ни при чем. И, несмотря на умелое построение романа, рельефный язык и удачный сюжет (главный герой романа – Лайонел Уок по кличке Поезд – живет в Лос-Анджелесе 1950-х годов и зарабатывает тем, что носит за игроками в гольф их клюшки; да и книга, в сущности, о беге жизни), я так и не смог снова погрузиться в нее. Кроме того, в финале один из персонажей получает пулю в голову, но я не совсем понимаю за что. А раз так, значит, я читал книгу недостаточно внимательно. Всегда должно быть ясно, за что кто-то получает пулю в лоб. Если я вздумаю вас застрелить, то обещаю, объяснение будет отличное, вы обязательно все поймете, если успеете.