Восставшие из небытия. Антология писателей Ди-Пи и второй эмиграции - Владимир Вениаминович Агеносов
– Я здесь потому, что я русский человек, – веско и убежденно отвечает Алеша.
Но такое логическое построение мне непонятно, и я требую разъяснений.
– Очень просто, – отвечает Алеша, в Киеве, на беженском пункте регистрируюсь, пишу фамилию сценическую, конечно, известную… Майор читает и что-то по-немецки начинает лопотать. Я же, как вам известно, кроме «гут» – ни гу-гут… Однако, вижу, что дело на мое колесо поворачивается: скажет майор «Пшик», тыкнет меня пальцем в живот и улыбается. Я планирую: наверное, он меня по сцене знает, и ему в ответ: «гут». Он мне тоже: «гут»? И я ему: «гут». Дал мне бумагу какую-то подписать, талоны в столовку на всю семью, а ефрейтор в комнату отвел. Очень хорошая комната, и дрова… Недели не прошло – приходит вахтмейстер с переводчиком. «Собирайся, – говорит, – в Германию со всем семейством.» «На какого она мне чорта, Германия, – отвечаю, – я – человек русский!» «Нет. Ты – немец, фольксдейч, по собственному твоему заявлению…». Бабка разом запсиховала: «Вот, – кричит, – до чего нас твоя музыка довела! На немцев повернули и в Германию гонят, а у меня, слава Богу, дом еще неотнятый на три комнаты и сарай…»
Однако, делать нечего, у немцев во всем порядок, тем же вечером и уехали мы в Мюнхен.
– А там в «остовцы» на работу попали?
– Нет, извиняюсь, у немцев такого порядка нет, чтобы артиста к станку ставить! В Германии нам мировая житуха была! В Мюнхене мне обратно комнату дали, полное содержание, зарплата 300 марок и ежедневные выступления в солдатских клубах. Успех – мировой!..
– По-немецки там выучились?
– На какого это чорта? Я – человек русский и всех немцев там русским песням выучил. Куда ихним Бетховенам со своими «Лили Марлен» до нас! Как выйду на эстраду, весь зал орет: «Тройка! Тройка!» Это я их «Гайда тройке» и «Тройка мчится» обучил – их с глухими бубенцами исполняю, а вся солдатня подпевает. Вот как!
– Ну, а как же в Италию попали?
– Обратно очень просто. Назначили меня в турнэ на итальянский фронт. В Венеции капитуляция пристукнула. Наши русские армяне говорят: «Мы в свой монастырь – есть здесь такой – спрячемся, а тебе амба…». Армянский батальон там стоял… Говорят: «Топай ты в. Болонью, там поляки. У них ховайся…»
– Нашли поляков? Приняли вас?
– Ну, а как же? Прихожу к полковнику и говорю: «так и так, я человек русский, и, кроме как к вам, деваться некуда. Гроб». Поляк попался сознательный, сочувственный, оценил ситуацию. «Ладно, – говорит, – оставайся. Только записать тебя надо поляком, по фамилии Пшек, всего одна буква разницы, а по-польски это складнее получается..» «Мне, – говорю, – этой буквы не жалко, пан полковник, чорт с ней, только я человек русский…» «И я сам, – говорит, – по существу русский офицер, а вместе с тем – поляк. Ничего не поделаешь!..». Ну, и я «и» на «е» переменил и стал как бы врид-поляком…
– Каково же вам жилось?
– Знаменито в мировом масштабе! Играл по вечерам в офицерской кантине. Зарплаты, правда, не давали, но английский паек на всю семью. Жена с тещей стиркой на солдат занимались… пока поляки в Англию не поехали.
– А вы куда?
– Мне полковник сказал, что в Англию меня протащить невозможно – контроль очень строг, и к украинцам меня направил, в Милано… Я было обрадовался, а вышло совсем даже наоборот.
– Как это наоборот?
– Очень просто. Я к ним со всей душой, свои ведь… «Я, говорю, русский человек», а они «не разумем москальской мовы»… Я, конечно, ставрополец, сам не хуже их по-украински балакаю, а тут зацепило меня… Растакие вы сякие, думаю, когда я вам в Киеве куплеты пел, так разумели? Вынул свою «малютку» да и затянул под нее:
Ще не вмэрла Украина,
Може скоро вмэрти,
Бо такие голодранци
Довэдуть до смэрти
– Ну? – спрашиваю я.
– Еле ноги унес, вот вам и «ну». Итальянские карабинеры отстояли, однако препроводили в лагерь Римини за проволоку.
– Это до выдачи Советам было или после?
– Аккурат через неделю. Там – полная паника… Все русские, кто в чехов, кто в сербов, кто в мадьяр перелицовываются…
– А вам в кого пришлось превратиться?
– Ни в кого. Надоело мне это. Комендант мне говорит: «возвращайтесь на родину», а я ему: «извиняюсь, я – человек русский, сами туда катитесь, а я подожду…» Подрезал ночью проволоку и… к тузу десятка – ваших нет! Ариведерчи, о-кей, грацие!
– А жена и бабка?
– И они выползли. Я дыру по-стахановски размахнул. Рекордную. И ящик с инструментами выволок. Деньжонки были, подался сюда, в Неаполь, белое соджорно выхлопотал… Ну, и живу!
– А за океан как же? ИРО вам не миновать.
– Пускай она сама за океан плывет. Я – человек русский, мне отсюда до дому ближе. Живу и проживу. Синдикат на эстраду не пускает? Не возражаю. Мало, что ли, остерий? Портовая матросня во как меня встречает – мировой успех! Да что мы с вами ради встречи эту кислятину тянем? – Камарьеро! Уна бутилья Асти да милле лире! Шипучего… Мы – люди русские!
Бутылка во льду вызывает сенсацию среди итальянцев.
– Русси… русси… – проносится по кафэ.
Алеша лихо взбивает свои вихры. Мы чокаемся.
– На чорта мне этот океан с его Америкой? Зато здесь я человек русский, хоть на плакат меня ставь… Одно только плохо, – сбивает вихры на лоб Алеша.
– Что же?
– У итальянцев буквы «шэ» совсем не имеется.
– Вам-то до нее какое дело?
– С фамилией моей некультурно получается. «Псико» меня матросня зовет… Выходит не то псих, не та псина… Не сценично по моей известности…
В те дни
(авторская редакция гл. 8 романа «Кудеяров дуб»)
На дворе учхоза сгрудилось в галдящую галочью стаю почти все его население, по крайней мере низший его слой. Высший – директор, бухгалтер и парторг заседали, затворившись в конторе вместе с институтским начальством, подводы которого стояли нераспряженны-ми под навесом хозяйственно, крепко сложенного еще расстрелянным Дединым амбара. На бричках и тачанках – крытые горы беспорядочно наваленных узлов, ящиков, чемоданов. Из иных торчали свиными ушами полы пиджаков и лениво свешивали рукава зимние пальто.
– В кучу не сбиваться! – размашисто выкрикнул вышедший на крылечко конторы Середа. – Как раз по скоплению и ахнет! К стенам становитесь или под деревами маскируйтесь, как вам объясняли!
Кое-кто из баб торопливо перебежал к саду. Отрываться от кучи