Эрскин Колдуэлл - Дженни. Ближе к дому
Только мотнув головой и еще глубже зарывшись лицом в мокрую подушку, Бетти продолжала безутешно рыдать.
Сбегав в ванную и намочив полотенце холодной водой, Дженни принесла его Бетти и приложила к ее пылающим щекам и лбу. Через некоторое время Дженни смогла повернуть ее на бок и освежить ей лицо прохладным мокрым полотенцем. Скоро Бетти открыла глаза и взглянула на Дженни.
— Никогда в жизни не слыхала, чтобы так плакали, — сказала Дженни, ласково отводя волосы с лица Бетти. — Будто с вами случилось такое, хуже чего на свете не бывает, деточка. До того жалостно было слушать, просто сил нет. А ведь я и не знала бы ничего, если бы телефон не зазвонил, — надо же было пойти узнать, почему вы не подходите и не отвечаете на звонки. А теперь он замолчал, но, должно быть, скоро опять зазвонит. Когда я услышала звонок, то он звонил так, будто кому-то очень нужно вас видеть. Может быть, это только мое воображение, но звонок бывает совсем другой, когда мужчине невтерпеж. Знаете, какой тогда бывает звонок, а особенно если вы ждете и надеетесь, что кто-то вам позвонит. Вот такие звонки я больше всего люблю. Уже подходя к телефону, вы чувствуете, что звонят не попусту.
— Нет! — крикнула Бетти, ударяя стиснутым кулаком по кровати, и яростно замотала головой. — Нет! Я не подойду! Никогда! И не говорите мне! Я не хочу ничего слышать! Никогда больше не подойду к телефону! Никогда! Никогда!
Дженни посмотрела на нее с удивлением. Бетти все мотала головой.
— Никогда? — недоверчиво сказала Дженни. — Что это вы как странно говорите, деточка. Так уж и никогда! Вы это серьезно? В чем дело, милая? Скажите мне, что случилось. Вы же знаете, Дженни можно все сказать, я пойму.
Бетти снова зарыдала. Обхватив руками подушку, она судорожно сжала ее.
— Право не знаю, что теперь и думать, — сказала Дженни, покачивая головой. — Я совсем одурела и растерялась. Вы же всегда подходили к телефону, а теперь говорите такое. Я же знаю, всего час или два назад вы подходили в последний раз к телефону — ведь я слышала, как вы с кем-то разговаривали, а потом сейчас же ушли из дому. Что это нашло на вас так сразу, деточка?
— Да, я не шучу, я никогда больше не подойду к телефону! — крикнула Бетти. — Никогда! Никогда!
Дженни приложила руку к разгоряченному лицу Бетти и погладила ей лоб нежно и ласково.
— Кто-нибудь обидел вас, милая? — спросила она Бетти. — Это самое с вами и случилось? На всех почти мужчин можно положиться, они вас не обидят, потому что вы им очень нужны, только в это время они и будут обращаться с вами по-хорошему. Но бывает иной раз, что наткнешься на мужчину, в котором черт сидит, и главное, что ему нужно — это кусать и бить женщину. Бог его знает, отчего это так, сказать не могу, но только это верно. От таких мужчин надо держаться подальше, прямо бежать от них, пока они не начали кусаться и драться, даже если придется выскочить в окно в чем мать родила. Ведь ничего такого с вами не случилось, деточка?
Бетти опять замотала головой.
— Тогда это что-нибудь с тем футбольным тренером в школе — от этого вы так расстроились?
Она подождала, но Бетти так и не ответила ей.
— Думаю, что это имеет к нему отношение, не знаю только, какое именно, — сказала Дженни. — Он просто скотина, что так поступил с вами, но если вы все еще любите его, так тут уж ничем не поможешь. Я знаю, каково это, если никто другой вам не нужен. Я так же вот отношусь к судье Майло Рэйни, а до сих пор мне приходится довольствоваться Визи Гудвилли. Во всяком случае, после того как вы вернулись в город, я поняла, что вы еще не забыли этого футбольного тренера. Если вы из-за него расстраиваетесь, я прямо пойду к Монти Биско и посмотрю, что можно сделать. Если мужчину заставили жениться обманом, так он недолго проживет с такой женой.
Бетти раз за разом качала головой, и слезы ручьем текли по ее лицу.
— Ну, если беда не в этом, я просто не знаю, что и подумать, — говорила Дженни. — Вы должны мне сказать, милая, не могу же я позволить, чтобы вы так и оставались и выплакали себе все глаза. Сами знаете, вы можете рассказать Дженни все на свете, потому что я за последние тридцать — тридцать пять лет пережила все, что только приходится на женскую долю, и знаю все неприятности, какие сыплются женщине на голову. Больше того, я за свою жизнь испытала все беды и несчастья, о которых вы читали в книжках, и знаю, каково это, когда некому слова сказать. Ну же, я отсюда не уйду, пока вы мне не расскажете, в чем дело, отчего вы так расстроились.
Бетти открыла глаза и взглянула на Дженни. Та опять отвела с ее лица спутанные светлые волосы.
— Это отвратительно! Ужасно! — Бетти замолчала, кусая губы и стараясь удержать слезы. — Я сама себя ненавижу! Мне хочется умереть! После этого я и жить не хочу! Я бы покончила с собой, если бы знала как! Лучше умереть!
— Послушайте! Разве у вас в этом месяце ничего не было?
Бетти мотнула головой.
— Тогда помолчите и не болтайте зря, что хотите покончить с собой. Вы только потому это сказали, что расстроены, деточка. Не годится так говорить молоденькой девушке. Да вы этого и не думаете.
— Нет, думаю! Лучше бы я умерла! Я не хочу жить! Это такой ужас! Я так себя ненавижу!
— Милая, посмотрите на меня! — сурово заговорила Дженни. — Вы красивая молодая девушка, у вас есть все для того, чтобы жить дальше. Я много старше вас и настолько же опытней. Если вы думаете, что сделали что-нибудь не так, всегда можно это исправить. Всегда есть время исправить что бы то ни было — для такой молоденькой и хорошенькой, как вы.
— Я все делала не так, а теперь уже слишком поздно, — сказала Бетти, вытирая слезы полотенцем. — Вела себя очень глупо, с тех пор как вернулась в Сэллисоу. Я сама не понимала, что делаю, — я была не в своем уме. Надо было быть не в своем уме, чтобы встречаться со всеми этими мужчинами, как встречалась я. Не знаю, что со мной стряслось, — не могу поверить, что это делала я. Как я могла? Я не такая… никогда раньше не была такой. Как подумаю об этом теперь — похоже, что я была в бреду и не понимала, что делаю. Вот почему я так себе ненавистна теперь. Вот почему мне хотелось бы умереть. Как вспомню всех этих мужчин — мне становится так стыдно! Это ужас! Но я и сама не понимаю, почему я так себя вела!
Бетти замолчала, переводя дыхание, и взглянула на Дженни.
— Нет! — сказала она минутой позже. — Неправда! Я знаю, почему. Это из-за Монти. — Она отвернулась, глядя в сторону. Взяв Дженни за руку, она крепко сжала ее. — Когда я поняла, что он моим не будет, я просто не могла не вести себя дурно. Я старалась быть дрянью — старалась, как только могла. Потому что мне хотелось посильней его обидеть. Я бы теперь что угодно отдала, лишь бы взять все это обратно, — лишь бы этого со мной не случилось. Я не хочу быть дрянью… и никогда не хотела. Я хочу быть хорошей… и чтоб Монти был мой. А теперь слишком поздно — весь город узнает, что я делала… и Монти тоже узнает. Ему расскажут — всё, до последнего слова. Что Монти обо мне подумает теперь? Разве я могу ему нравиться после этого?
— А откуда он и все остальные в городе это узнают? — спросила Дженни. — Почему вам так кажется?
Бетти рассказала ей про телефонный звонок какого-то, как ей показалось, знакомого, про то, как она поехала в пансионат «Приятное времяпрепровождение» и очутилась в одной комнате с проповедником Клу. Дженни сидела, не говоря ни слова, пока Бетти не кончила рассказывать про то, как шериф Хафмен с помощником взломали дверь в комнату и как Стэнли Причард раздумал и уже не требовал, чтобы ее арестовали, поговорив с судьей Рэйни по телефону.
— Иной раз мне думается, что уж слишком много людей на этом свете заботится о благе человечества, — торжественно изрекла Дженни. — Всем остальным жилось бы куда лучше, если б можно было убрать кое-кого из них.
Подтвердив кивком свою мысль и сложив руки на животе, Дженни уселась поудобнее.
— Во всяком случае, я рада, что у кого-то нашлось довольно здравого смысла, чтобы позвонить Майло и отменить то, что они собирались с вами сделать, — одобрительно заметила она. — Если дело касается всяких уловок закона, так Майло на этом собаку съел. Это ему повезло в жизни, что он двадцать лет пробыл судьей. Теперь он знает в законе такие ходы и выходы, какие другому и в голову не придут.
— Но все равно все услышат про то, что случилось в пансионате, — сказала Бетти.
Как будто не слыша слов Бетти, Дженни уставилась неподвижным взглядом в дальний угол комнаты, на желтые и красные розы обоев. Ее лицо хмурилось все больше и больше.
— Ну, можно ли себе представить что-нибудь подобное? — вдруг воскликнула Дженни, словно поняв наконец, что произошло в пансионате. Порывистым движением она поджала руки, сложенные на животе. — Это просто стыд и срам, что шериф Хафмен взломал дверь в комнату, даже если его подбил на это Стэнли Причард. Как подумаешь, для женщины нигде на свете укромного уголка не осталось. А что еще хуже, так это то, что некоторым мужчинам непременно хочется арестовать женщину только за то, что она женщина. По-моему, в этом никакого смысла нет. Они ведут себя точь-в-точь, как те люди, которые хотят перебить всех кроликов на свете и все-таки не могут обойтись без перчаток из кроличьего пуха, как только ударят зимние холода.
