Песнь моряка - Кен Кизи
Айк не подозревал о следующем водовороте, пока по плоту не прошла, словно погладив, длинная черная тень. Он оглянулся через плечо и понял, что тень отбросила ситхинская ель, что возвысилась на мгновение в своем роскошном безногом отчаянии, затем опрокинулась и исчезла из виду. Он не видел самого омута, но, судя по шуму, это был тесть-прародитель всех водоворотов. Звук поразительной силы доносился из-за обода, напоминая визгливый гул скоростной автострады. За этим звуком слышался другой, приглушенный грохот, составленный из стуков и ударов где-то в глубине. Какие-то очень большие предметы колотились там друг о друга: бочки, деревья, лодки, дома. В следующий раз, когда его нынешнее колесо пронесло его мимо обода этого прилегающего водоворота, он рассмотрел плывущую по кругу целую стену портовой заправочной станции. Баскетбольная доска еще держалась на этой стене, корзину забили ленты ламинарии. На следующем круге он не увидел ничего. Ободы двух водоворотов столкнулись дымящимися грозовыми фронтами, взлетели, перехлестнулись и смыли солнце. Айк отчаянно пытался уклониться от этой надвигающейся тучи, но мощный поток тащил его, уцепившись за конец шеста. Один раз он сильно ударил Айка в переносицу, породив уже знакомое кипение искр. Айк зажал шест под мышкой и навалился всем телом. Если он пройдет столкновение этих ободов еще раз, то, может быть… балясина подалась с резким треском. Он упал, ударившись щекой о мотор. Туча забрала его себе. Последний услышанный звук – гром литавров судьбы. Последнее прикосновение – множество царапающих коготков. Последняя мысль: неужто наконец топочут маленькие ножки? Я бы предпочел семейство потеплее, если бы мы, если бы тогда… Могло получиться, знаешь, женщина? Наш роман-водоворот? Знаю, это всего ничего, но тот мимолетный вкус был всяко слаще мести, и, знаешь, может, оно как-то выплыло бы и тут его затянуло совсем Сука? Ты слушаешь? Не думай, что я не знаю, кто ты меня слышишь, миссис Кармоди? Ты не спишь Ты никогда не спишь Вы спите? ни одной спокойной ночи за всю Твою мерзкую жизнь… и теперь со всеми этими приливами оооо Матерь Ты небось кипишь в собственной постели Мы уже все погрузили и можем ехать, миссис Кармоди, – лицо маленькой девочки на вершине лестницы горело от возбуждения, – если только вы не спите?
– Я не сплю. – Алиса спустилась вслед за девочкой по лестнице и дошла до джипа. Он был сильно перегружен, хотя никто из семейства в машину еще не садился.
Старый священник утопал в подушках, довольный, что смог отпустить наконец бешеную шутиху, которую держал так крепко. Он был опустошен и удовлетворен одновременно. Недельное бдение принесло свои скромные плоды. Вещи стали ясны, хоть и непостижимы. Ясность – это ключ и дверь. Его охватил блаженный сон, и тут в комнату прокралась Шула проведать, как он себя чувствует.
– Эй, отец, – прошептала она в темноту.
Ответом ей стал здоровый храп. Лицо на подушке было спокойным – небритым, почти беззубым, от усталости осунувшимся, но вполне удовлетворенным завершившимся делом. Лицо человека, прошедшего сквозь глаз бури, игольное ушко и разбитое зеркало – все за один рассекающий волны вояж.
– Благословен будь, – прошептала она еще тише и попятилась на цыпочках, чтобы ни в коем случае не разбудить измученного батюшку.
Ей не следовало волноваться. Он не проснулся, даже когда, грохоча и звеня лопастями, на церковное кладбище опустился древний вертолет «белл» – так близко от спальни старика, что винт аккуратно срезал верхушку разросшегося сиреневого куста.
Алисе пришлось дважды ездить в особняк Кармоди, доставляя туда семейство Йоханссен и все их пожитки. Перед первой поездкой они выгрузили на двор мотеля большую часть узлов. Девочка объяснила родичам, что миссис Кармоди потом вернется за остальным добром. Оставалась еще приличная куча. Алиса не помнила столько барахла месяц назад, когда они только прибыли, – всех этих кожаных тюков, корзин-ловушек и резных ящиков. Она велела девочке сказать семейству, чтобы те полезали в машину и не волновались – щен посторожит их добро. Все со смехом забрались в джип, кроме дедушки. Тот не желал оставлять свою главную ценность – большой плоский барабан. Диаметром не меньше ярда, он был сделан из оленьей кожи, туго натянутой на узкий обод из белой сосны, которую дедушка перед тем отпарил и согнул идеальным кругом. Нелл с барабаном забралась на капот, и Алиса привязала ее ремнем к ветровому стеклу. Так девочка и ехала всю дорогу, улыбаясь ветру и держа барабан за перекрестье сыромятной кожи на изнанке. Без всяких палочек тугая кожа гудела и выла весь долгий ухабистый путь, словно хриплый кантри-певец. Это было уместно – на лице барабана красовался исполненный в инупиатском стиле портрет чересчур благообразного Элвиса.
– О чем думал твой дедушка, – крикнула Алиса шестилетке поверх ветрового стекла, – когда тащил эту чертову штуку от самого Баффинса? Он что, надеялся попасть в Грейсленд?
– Вы про барабан? Дедушка его не вез, он его сделал. Пока сидел и ждал в гримерной. В Баффинсе ни за что нигде не найти такого хорошего дерева.
Фасад длинного дома снова повалило ветром. Они разгрузили добро прямо на фанеру, и Алиса поехала назад за остатками семейных котомок. Она как раз добралась до асфальта, когда над городом взмыл древний в золотую крапинку вертолет, покашлял у нее над головой в вихре жирного дыма и улетел на север вдоль побережья. Гости? Она не помнила, чтобы раньше видела в окрестностях Куинака эту старую потрепанную взбивалку, а подобное зрелище не забылось бы так просто. Она, должно быть, не заметила его прибытия, пока прыгала по ухабам с эскимосами и завывающим из барабана Элвисом.
Въехав во двор мотеля, Алиса увидела на одном из кожаных тюков Альтенхоффена. Он напряженно склонялся над книгами и блокнотами, разложенными на коленях, а в ногах у него примостился спящий щенок. Оба даже не подняли на Алису глаз.
– Что за золотой вертолет, Бедный Мозг?
