Болеслав Прус - Кукла
Он взял свою бобровую шапку и, кивнув мне, вышел. Чудак все-таки!
Невесело было у меня на душе в тот день, я даже несколько раз ошибся в счете. Вдруг, когда я уже подумывал закрыть магазин, явился Стах. Мне показалось, что за последние дни он похудел. Равнодушно поздоровавшись со служащими, он начал рыться в своем столе.
- Что ты ищешь? - спросил я.
- Не было ли тут письма от князя?.. - в свою очередь, спросил он, не глядя мне в глаза.
- Всю корреспонденцию я посылал к тебе на дом.
- Знаю, но оно могло куда-нибудь завалиться, затеряться среди бумаг...
Мне легче было бы вырвать зуб, чем слышать этот вопрос. Итак, Шуман был прав: Стах изводился потому, что князь не пригласил его на бал.
Когда магазин заперли и служащие ушли, Вокульский спросил:
- Что ты сегодня делаешь? Не пригласишь ли меня к себе на чай?
Само собою, я с радостью пригласил его, вспомнив доброе старое время, когда Стах проводил у меня почти все вечера. Как же давно это было! Сегодня он был мрачен, я озабочен, и, хотя нам обоим многое надо было сказать, мы не глядели друг другу в глаза. Мы даже заговорили о погоде, и только стакан чаю, в котором было добрых полстакана арака, немного развязал мне язык.
- Что-то все поговаривают о том, будто ты продаешь магазин, - начал я.
- Я уже почти продал его, - ответил Вокульский.
- Евреям?..
Он вскочил с кресла и, засунув руки в карманы, зашагал по комнате.
- А кому прикажешь продать? - спросил он. - Тем, кто не покупает магазинов, потому что у них есть деньги, или тем, кто потому бы и хотел купить, что у них денег нет? Магазин стоит сто двадцать тысяч рублей, что ж, мне выбросить их за окно?
- Страшное дело, как эти евреи нас вытесняют...
- Откуда?.. С тех позиций, которые мы не занимаем, или с тех, на которые мы сами их толкаем, заставляем, умоляем их занять. Ни один аристократ не купит моего магазина, зато каждый даст деньги еврею, чтобы тот купил и... выплачивал ему крупные проценты на одолженный капитал.
- Так ли?..
- Конечно, так, я ведь знаю, кто дает в долг Шлангбауму...
- Значит, покупает Шлангбаум?
- А кто ж еще? Уж не Клейн ли, Лисецкий, Земба?.. Они не получат кредита, а если б и получили, то вряд ли сумели бы использовать с толком...
- С евреями будут у нас крупные неприятности, - буркнул я.
- И сколько раз уже бывали, восемнадцать столетий подряд, а что получилось? В результате антисемитских преследований благороднейшие среди евреев погибли, а выжили только те, кто сумел спастись от истребления. Отсюда и нынешние евреи: выносливые, терпеливые, хитрые, сплоченные и мастерски владеющие единственным оружием, которое им осталось, - деньгами. Уничтожая в этом народе все лучшее, мы произвели искусственный отбор и вырастили самый отрицательный тип.
- Но подумал ли ты, что когда магазин перейдет в их руки, то десятки евреев получат хорошо оплачиваемую работу, а десятки наших людей ее лишатся?
- Не по моей вине, - с горечью возразил Вокульский. - Не моя вина, если те, с кем я связан личными отношениями, требуют, чтобы я продал магазин. Правда, общество на этом потеряет, но общество же и добивается этого.
- А моральный долг?
- Какой долг? - вспылил он. - В отношении тех, кто называет меня эксплуататором, или же тех, кто меня обкрадывает? Исполняя свой долг, человек обычно что-то получает взамен, - иначе это не долг, а жертва, которой никто не вправе от кого-либо требовать. А я, что я получаю взамен? Ненависть и клевету со стороны одних, пренебрежение со стороны других. Скажи сам: есть ли такой порок, которого бы мне ни приписывали, а за что?.. За то, что я нажил состояние и кормлю сотни людей.
- Клеветники есть всюду.
- Но не в таком количестве, как у нас. За границей честный выскочка вроде меня приобрел бы врагов, но зато снискал бы должное уважение, которое вознаграждает за обиды. А здесь... - И он махнул рукой.
Я залпом проглотил еще полстакана арака с чаем - для храбрости. Между тем Стах, услышав в коридоре шаги, подошел к дверям. Я догадался, что он все еще ждет приглашения князя.
В голове у меня уже шумело, и я решился спросить:
- А разве те, ради кого ты продаешь магазин, больше будут тебя ценить?
- А если будут ценить?.. - спросил он в раздумье.
- И будут любить тебя больше, чем те, кого ты покидаешь?
Он порывисто подошел ко мне и испытующе поглядел мне в глаза.
- А если будут любить?
- Ты уверен в этом?
Он бросился в кресло.
- Кто знает? - прошептал он. - Кто знает!.. И на что можно положиться в этом мире?
- Неужели тебе ни разу не приходило в голову, - продолжал я все смелее, - что тебя, может быть, не только используют и обманывают, но вдобавок высмеивают и пренебрегают тобой?.. Скажи, ты никогда об этом не думал?.. Все на свете возможно, а в таком случае надо принять меры, чтобы уберечься если не от обмана, то хотя бы от смешного положения. К черту! - закончил я, стукнув стаканом по столу. - Можно жертвовать собою, когда есть ради чего, но нельзя позволять помыкать...
- Кто мной помыкает?.. - крикнул он, вскакивая.
- Все те, кто не уважает тебя так, как ты этого заслуживаешь.
Я испугался собственной смелости, но Вокульский смолчал. Он лег на кушетку, сцепил руки под головою, что у него было признаком необычайного волнения. Потом совершенно спокойным голосом заговорил о делах в магазине.
Около девяти дверь отворилась, и вошел лакей Вокульского.
- Письмо от князя! - объявил он.
Стах прикусил губу и, не вставая, протянул руку.
- Дай сюда, - сказал он, - и ступай спать.
Слуга ушел. Стах медленно вскрыл конверт, прочитал письмо, и, разорвав его, бросил в печку.
- Что это? - спросил я.
- Приглашение на завтрашний бал, - сухо ответил он.
- Ты пойдешь?
- И не думаю.
Я остолбенел... И вдруг меня осенила гениальнейшая мысль.
- Знаешь что? - сказал я. - А не пойти ли нам завтра вечером к пани Ставской?
Он сел на кушетке и, улыбаясь, ответил:
- Что ж, это неплохо... Она очень милая женщина, да и давно уже я там не был. Кстати, надо бы как-нибудь при случае послать игрушек девочке.
Ледяная стена между нами рухнула. К нам вернулась давнишняя искренность, и мы до полуночи проболтали, вспоминая прошлое. На прощанье Стах сказал мне:
- Случается, что человек глупеет, но потом опять берется за ум... Награди тебя бог, старина.
Золотой мой, любимый Стах!
В лепешку расшибусь, а женю его на пани Ставской!
В день бала ни Стах, ни Шлангбаум не явились в магазин. Я догадался, что они, наверное, договариваются о продаже нашего магазина.
В иных обстоятельствах такое событие отравило бы мне весь день. Но сегодня я и не подумал о том, что наша фирма исчезнет и ее заменит еврейская вывеска. Да что мне магазин! Лишь бы Стах был счастлив или по крайней мере перестал мучиться. Я должен его женить, хоть бы весь мир перевернулся!
Утром я послал пани Ставской записочку, извещая ее, что мы с Вокульским зайдем к ним сегодня выпить чаю. С запиской я позволил себе послать коробку игрушек для Элюни. В коробке был лес со зверями, комплект мебели для куклы, маленький сервизик и медный самоварчик. Всего товару, вместе с упаковкою, на 13 рублей 60 копеек.
Нужно будет что-нибудь придумать и для пани Мисевичовой. Таким манером расположение бабушки и внучки послужит мне чем-то вроде щипчиков, которыми я с обеих сторон защемлю сердечко прелестной мамы, так что ей придется капитулировать еще до дня святого Яна.
(Ах, черт! А муж за границей? Ну, да что муж... Пусть бы своевременно принимал меры... Впрочем, тысяч за десять мы получим развод с отсутствующим и, наверное, давно усопшим супругом...)
После закрытия магазина отправляюсь к Стаху. Лакей отпирает мне дверь, а сам держит в руках накрахмаленную сорочку. Проходя через спальню, вижу на стуле фрак, жилетку... Ой, беда, неужели из нашего визита ничего не выйдет?
Стах читал в кабинете английскую книжку. (И на черта ему сдался этот английский язык! Ведь жениться можно, будучи даже глухонемым!) Поздоровался он со мною приветливо, но не без замешательства. "Надо брать быка за рога!" - подумал я и, не выпуская из рук шляпы, говорю:
- Ну, как будто мешкать нечего. Идем, а то еще наши дамы лягут спать.
Вокульский отложил книжку и призадумался.
- Мерзкий вечер, - сказал он, - метель...
- Другим эта метель не помешает приехать на бал, так почему же она нам должна испортить вечерок! - ответил я, прикидываясь дурачком.
Стаха словно что-то кольнуло. Он вскочил с кресла и велел подавать шубу. Слуга, помогая ему одеться, сказал:
- Только вы скорей возвращайтесь, пора уже одеваться, да и парикмахер сейчас придет.
- Не надо, - бросил Стах.
- Еще чего! Небось не пойдете танцевать непричесанный...
- Я не поеду на бал.
Слуга с удивлением развел руками и расставил ноги.
- Что это вы, барин, сегодня выкидываете? - закричал он. - В уме вы, что ли, повредились?.. Пан Ленцкий так просил...
