Элизабет Хауэр - Фарфоровое лето
Органная музыка зазвучала громче, и Появился жених под руку с какой-то дамой. Элла не была с ним знакома. Он выглядел спокойным и невозмутимым; высокий и стройный, он шел мимо рядов скамеек, и когда оказался совсем близко, то Элла заметила, что его волосы на висках уже подернулись сединой. Потом появилась толпа близких родственников, принадлежавших, должно быть, к семье жениха, потому что у Клары, кроме нескольких старых тетушек, не было родных. Спустя определенное время вошла невеста с мужчиной, которого Элла тоже не знала.
— Это партнер Вассарея, Артур Гольдман, — зашептал рядом с ней Отто. Элла не слушала его, в это мгновение она смотрела на невесту и не могла оторвать от нее глаз.
Клара совершенно преобразилась. Она не производила больше впечатления беззаботной юной девушки, прослывшей существом взбалмошным, способным на непредсказуемые поступки, с неровным, трудным характером. Невозможно было понять, что она собой представляла, к ней не подходили никакие обычные мерки, не были применимы никакие общие представления. В своем струящемся белом платье с длинным шлейфом, который несли двое детей, с касавшейся шлейфа фатой из тюля, прикрепленной к маленькой шапочке, с веткой сирени в левой руке, она шла так, как будто мир вокруг нее перестал существовать. Как будто в ее жизни есть лишь одна единственная цель, к которой она стремится: то место перед алтарем, где ждал ее Виктор Вассарей, внушительный и торжественный в визитке и серебристом галстуке.
Элла снова пришла в себя лишь тогда, когда ушам стало больно от нарастающей музыки, а жених и невеста заняли места на двух обитых красным бархатом стульях. Она посмотрела на Отто, равнодушно барабанившего пальцами по деревянной скамейке перед ними. Тот заметил ее взгляд и холодно улыбнулся ей.
После церемонии — долгое стояние в ризнице в ожидании своей очереди, чтобы пожелать счастья молодым, радостный возглас Клары:
— Как хорошо, что ты пришла! Виктор, это моя любимая кузина Элла со своим мужем.
Их быстро оттеснили, толчея при выходе из церкви, а на улице — снова обжигающий летний зной, множество высоких, черных такси с откинутым, сложенным верхом и потрясающая частная автомашина, серебристая с черным, в которую садилась молодая чета.
Какая-то приветливая супружеская пара пригласила Отто и Эллу в свое такси. Они сидели на откидных сиденьях у стенки, отделяющей места пассажиров от места водителя. Элла наслаждалась от всей души, она крепко держала свою шляпу, смеялась и против обыкновения много говорила, пока муж не заставил ее притихнуть, пихнув локтем в бок. Прежде чем усесться за стол в дорогом и шикарном ресторане, пили шампанское в холле, фотограф с тяжелой камерой переходил от одной группы гостей к другой, добрался он и до них. Отто отказался сниматься, Элла же захотела сфотографироваться, она встала на фоне мраморной колонны и заставила Отто подойти к ней. Он выдавил из себя улыбку — так получилась единственная фотография, на которой Отто улыбался, стоя рядом со своей женой. Элла долго хранила ее, но наступил момент, когда у нее пропало всякое желание делать это, и она порвала снимок. Ее внучка Кристина никогда не видела улыбающегося деда.
За столом Элла сидела отдельно от своего мужа и была рада этому обстоятельству. Ее сосед слева был преуспевающим коммерсантом, он увлекательно рассказывал о своих путешествиях; сосед справа был журналистом, он подробно и живо отвечал на ее неуверенные вопросы. Меню было напечатано по-французски на пергаментной бумаге с золотым обрезом, Элла поражалась каждому новому блюду, что приводило ее соседей в восторг. Сзади расположился оркестр, он начал играть, когда настал момент резать внушительный многослойный свадебный торт. На какое-то время Элла забыла о собственных успехах, она снова смотрела на свою кузину Клару, задумчивая серьезность которой сменилась беззаботной веселостью. Задыхаясь от смеха, невеста несколько раз пыталась надрезать глазурь торта, но неудачно: нож соскальзывал. Сначала гости громко смеялись вместе с ней, но вскоре смех почти затих, наконец Виктор Вассарей стал помогать Кларе, направляя ее руку, и торт был таким образом нарезан под громкие аплодисменты присутствующих. Когда метрдотель положил на тарелку первый кусок торта, чтобы передать невесте, Клара плавным движением отодвинула ее, обняла мужа за шею и положила голову ему на грудь. На несколько секунд все затаили дыхание. Потом Виктор Вассарей осторожно освободился из объятий жены и немного отстранился от нее. Клара чуть покачнулась, подняла голову. Всю свою дальнейшую жизнь Элла была убеждена в том, что ее кузина в этот момент выглядела испуганной и печальной. Но Клара быстро взяла себя в руки и громко объявила, что хочет танцевать. Она потянула своего мужа за собой в свободное пространство между расставленными подковой столами; они танцевали одни вальс «Розы с юга», вокруг стояли гости, поднявшиеся со своих мест. Танцевала, собственно, только Клара, она танцевала, вся отдавшись музыке, отдалившись от людей и времени, Виктор тоже танцевал, но так, как будто этот танец имел отношение лишь к этой свадьбе, а не к его жизни.
Около пяти часов вечера разразилась гроза, которую предсказывали, гром начал перекрывать музыку, и официанты поторопились закрыть окна, открытые из-за гнетущей жары, гости уже пребывали в это время в весьма непринужденном настроении, молодые же как раз собирались незаметно удалиться, чтобы отправиться в свадебное путешествие. Элла увидела, как мимо нее проскользнула Клара, и на секунду ощутила на своей щеке ее прохладные пальцы. Клариного лица она не разглядела. Впрочем, теперь Эллу уже не интересовала невеста, она хотела только наслаждаться этим праздником, превратившимся в ее личный праздник. Элла танцевала, хотя никогда не училась этому, танцевала фокстрот, танго и английский вальс со своими соседями по столу, а с совершенно незнакомым ей господином — даже новый модный танец блюз, легко переходила от одного партнера к другому во время импровизированной кадрили, быстро освоила трудные па чарльстона и румбы. Смеющаяся и разгоряченная, она скользила по паркету, а во время коротких пауз говорила, держа в руках бокал шампанского, со множеством незнакомых людей и чувствовала, что ее слушают с интересом. Элла радовалась не потому, что так положено на свадьбе, она просто не могла не радоваться. Время от времени она видела Отто, сидящего в каком-нибудь углу, погруженного в серьезный разговор с кем-нибудь, таким же, как он. Она не скучала без мужа.
Когда начали уходить первые гости, Отто тоже вышел из зала, вскоре он появился с шалью Эллы в руках. Он стоял так, что его невозможно было не заметить. Элла, конечно, увидела его, но не торопилась прервать свой танец. Лишь когда он, уже не скрывая досады, окликнул ее, она медленно отстранилась от своего партнера и подошла к мужу.
— Праздник закончился, — сказал Отто, — мы хотим домой.
— Ты хочешь, — возразила Элла и взяла свою шаль.
Значительную часть пути они молча прошли пешком и лишь после этого взяли такси. В воздухе чувствовался запах грозы, булыжники были мокрыми и черными. Элла думала о том, что за пять лет брака она ни разу не была счастлива так, как сегодня. Она чувствовала себя немного виноватой перед Отто, поэтому взяла его под руку. Некоторое время он терпел это, потом нашел предлог, чтобы высвободиться.
Дома, в постели, Элла решила долго не засыпать, чтобы все хорошенько обдумать. Это ей не удалось. Потому что рядом с ней Отто подводил итог событиям дня.
— Ну вот ты и получила свой праздник, моя милая. На основании некоторых наблюдений могу предполагать, что ты прекрасно развлекалась, что ты довольна. Что касается твоей кузины Клары, то она сделала так называемую хорошую партию, из девятнадцатилетней ничем не примечательной бедной девушки превратилась в жену очень состоятельного человека. Это неплохо. Но я спрашиваю себя, к чему нужен был этот дорогостоящий праздник? Это безобразие — тратить столько денег лишь для того, чтобы продемонстрировать хорошенькую невесту и повеселить пятьдесят человек. При этом некоторым совсем не было весело. Например, мне. Например, жениху.
Отто наклонился к жене. Она отодвинулась в сторону, сжалась от его близости, которая была ей неприятна.
— Ему совсем не было весело. Клянусь тебе. Он устроил этот праздник только ради нее, устроил, потому что она этого хотела. Наверняка он думал о том, что и для него могут наступить нелегкие дни. Милая моя, понимаешь ли ты, что мы живем в ужасное время? Нам приходится испытывать тяготы мирового экономического кризиса, да к тому же еще и своих собственных проблем. В это время упадка мы имеем лишенный единства, не имеющий общего мнения парламент, находимся в зависимости от иностранных государств, потому что иначе нам угрожает экономический крах. Твой муж хорошо помнит отчеты национального банка. В начале мая наша валюта еще имела покрытие на 83,5 процента, 31 мая обеспечение банкнот составило 57,1 процента. Таковы темпы. Что все это значит, тебе, моя милая, к сожалению, не понять.
