Валентина Немова - Любить всю жизнь лишь одного
— Общественная работа
Много времени отнимает у меня общественная работа. Выбрали в учком (ученический комитет) школы. А члены учкома проголосовали за то, чтобы я была председателем. Проводим заседания комитета в классах, где "хромает" дисциплина или очень низкая успеваемость. Предварительно приходится налаживать связь с преподавателями, которые работают в этих классах. Очень трудно с малышами. Они ведь даже не понимают, почему во время урока надо сидеть за партой, почему нельзя выходить в коридор без разрешения учителя. Все это нужно им терпеливо разъяснять, подбирать ключик к каждому ребенку.
Со старшеклассниками легче, хотя и не со всеми. Отстающих в старших классах меньше, но некоторые из них не успевают по нескольким предметам. Например, Баландин Юрий из 8 "б". У него за вторую четверть четыре двойки. Я разговаривала с ним. Парень как будто толковый, но прикидывается глупеньким. Понимает, я думаю, что надо взяться за ум, но, как видно, силы воли не хватает. Сказала ему, что вызовем на заседание учкома школы. Он сказал, что придет — при одном условии: если не будет на этом заседании "высшего начальства". Я пообещала, что никого, кроме нас, членов учкома, не будет. И не пригласила никого из руководителей школы. А он, этот бездельник, пренебрег моим хорошим отношением к нему и не явился в "комитетскую" в назначенное время. Мы хотели ему помочь, а он отказался от нашей помощи. Подвел меня и самого себя тоже. Теперь ему должно "влететь" от "высшего начальства" за то, что сорвал важное мероприятие. Но я, самой себе на диво, вместо того, чтобы пожаловаться на Баландина администрации, постаралась его выгородить. Когда завуч спросил у меня, как прошло заседание, даже глазом не моргнув соврала:
— Заседание перенесли на другой день. В тот день у нас было семь уроков.
Парни, присутствовавшие при этом моем разговоре с Петром Семеновичем, переглянулись, но меня не выдали.
Не знаю, выйдет ли толк из моих попыток исправить этого лентяя. Сочувствую ему, наверное, потому, что сама сейчас с большим трудом преодолеваю свою апатию. Двоек у меня, конечно, нет. Кто бы с двойками выбрал меня в учком?! Но стала я хуже учиться. В женской школе успевала почти по всем предметам на пятерки. А теперь четверок полно. И тройки проскальзывают. Вскружил мне Лешка голову окончательно своими непонятными выходками и туманными намеками…
Когда же придет время и каждый человек, абсолютно каждый будет общественное ставить выше личного? Иногда даже зло берет! Почему человек чаще всего думает только о том, что касается его одного? Без этого, наверное, нельзя. Вот сейчас, когда я пишу эти строки, половина моего разума занята мыслями о Лешке. Но зачем это всем показывать? И не делать ничего, что требуется от тебя, что, с твоего согласия, поручено тебе другими!
Вот наш уважаемый Виктор Роднин. Он до невозможности влюблен в Лину Лазейкину и не скрывает этого. Влюбляться — это естественно и не грех. Но он совершенно перестал заниматься общественной работой! Это низко. Он тоже член учкома, но на заседаниях бывает лишь тогда, когда учком собирается вместе с комсомольским комитетом, членом которого является Лазейкина. Это же бросается в глаза! Смешно!
Однажды, как председатель учкома, я сделала Роднину замечание. Он пропустил мои слова мимо ушей. Возможно, и не пропустил и задели они его, но поступать по-другому, как видно, он не собирается. И какой же напрашивается вывод? Он изъявил желание быть избранным в этот ученический орган из личных побуждений и даже не собираясь приносить пользу школе. Это вообще уже не знаю, как назвать. Самая настоящая безответственность! Или у него нет силы воли? А еще спортсмен! Будущий воин.
Мы шли навстречу бурям,
За наше счастье встав стеной…
Есть ли что-нибудь чудесней,
Чем дымок родимых сел?
Мой товарищ с этой песней
По чужой земле прошел.
Сколько мин он разминировал,
Где он только не бывал,
Сколько рек в бою форсировал,
Сколько нив отвоевал!
Славясь воинской отвагою,
Повидал он много мест,
Штурмовал врага под Прагою,
Прорывался в Бухарест.
— Личное
Опять перемена в поведении Лешки Крылатова. Стал искать встреч со мной. Ходит в кино не со своим, а моим классом. Уже два раза являлся. Но оба раза не удалось ему свидеться со мной. В первый раз что-то помешало мне принять участие в культпоходе. Во второй раз он не смог достать билета.
Ну и разозлился же он, когда в этот, второй, раз кассирша сказала, возвращая ему деньги:
— Билетов на семь часов нет. Бери на девять.
— Сама бери на девять! — рыкнул он и так свирепо глянул на женщину, что та, перепугавшись, захлопнула окошечко кассы.
Об этом случае узнала я позже от кого-то из наших девчонок. Лешку в тот вечер я вообще не видела, хотя мы с ним чуть было не столкнулись лбами на тротуаре.
Взявшись за руки, мы: Тоня, Роза и я — шли по направлению к клубу. До начала сеанса оставалось минуты две. Билеты у нас были куплены заранее. А Лешка об этом не позаботился и остался ни с чем. Он шел нам навстречу. Поздороваться не удосужился. Я его и не заметила, так как была занята разговором с кем-то из ребят, которые шагали по шоссе справа от меня, а Лешка проскочил слева. Сомнений нет: он пришел в клуб к 7 часам, чтобы увидеться со мной. Не с мальчиками же, в конце концов! Чтобы пообщаться с ними не обязательно тащиться в такую даль. Клуб ведь находится на отшибе! И не с какой-нибудь другой девчонкой из нашего класса. Если бы его заинтересовала другая, мне это было бы уже известно. Такие новости по "беспроволочному телефону" (или по "сарафанному радио") распространяются очень быстро…
Не сумев достать билет, Лешка разгневался. Он не любит, когда срываются его планы. Это все понятно. И в порядке вещей. Не ясно вот что: как дальше себя поведет этот непредсказуемый человек? У него же на неделе семь пятниц. Что с ним вообще происходит? Какая муха его укусила?
Лешкин почтальон, как мне кажется, знает что-то существенное о нем, почему тот и бесится. Но мне не говорит. Так и есть: Иван — орех в скорлупе. Думаю: скорлупа эта не такая уж прочная и ее нетрудно будет с ореха содрать. Немного беспокоит: а вдруг внутри окажется горькая истина? Значит, придется запастись сахаром, чтобы ее подсластить. И мужества набраться. Чувствую: скоро будет бой не на жизнь, а на смерть. Избежать его нет никакой возможности. Истерзала уже меня неизвестность. Чувствую: не в моих интересах это сражение.
После этих слов рукой Алексея приписано: "А в общих? Ха-ха-ха!" А дальше его же рукой: "Что не успел прочитать — вырвал. Прочитаю — верну. А зря ты вчера умоляла Юрку. Ха! Долг за пара!" Опять мой почерк: "Не одного Баландина уговариваю я быть человеком, но и тебя, а ты и в ус не дуешь. Но сдаваться, отступиться от тебя я не собираюсь!" Нарисовав якорь, как показал мне Ванька, я написала под ним следующее: "Мой девиз — надежда. Надо жить и надеяться на что-то хорошее, верить в свое счастье, удачу, в любовь, в свои силы и способность приносить пользу людям. Пусть этот крест тебя венчает, а сердце правду говорит, стрела досаду разгоняет, а якорь пусть тебя хранит".
А далее идет текст песни, очень популярной, которую я переписала из альбома старшей сестры.
Если любишь — найди.
В этот вечер в конце карнавала
Я руки твоей коснулся вдруг.
И внезапно искра пробежала
В пальцах наших встретившихся рук.
Где потом мы были, я не знаю,
Только губы помню в тишине,
Только те слова, что, убегая,
На прощанье ты сказала мне:
Если любишь — найди,
Если хочешь — приди,
Этот день не пройдет без следа.
Если ж нету любви,
Ты меня не зови,
Все равно не найдешь никогда.
И ночами снится мне недаром
Холодок оставленной скамьи,
Тронутые ласковым загаром
Руки обнаженные твои.
Если любишь — найди,
Если хочешь — приди,
Этот день не пройдет без следа.
Если ж нету любви,
Ты меня не зови,
Все равно не найдешь никогда.
Если бы Лешка, читая мой дневник, высмеял эту песню и дал бы мне это понять, я даже не знаю, что было бы со мною, когда бы я его скептическую приписку прочитала. Но приписки на этой странице нет.
- * * *
Жил один скрипач, молод и горяч,
Жаркий и приветливый, как ветер,
И, в любви горя, весь отдал себя,
Той, которой лучше нет на свете.
Пой, скрипка моя, пой,
Видишь, солнце радостно смеется.
Расскажи ты ей о любви моей,
Для кого так сердце мое бьется.
Но пришел другой, с сумой золотой.
Разве можно спорить с богачами?
И она ушла, счастье унесла,
Только скрипка плакала ночами.
Плачь, скрипка моя, плачь,
Расскажи, как на сердце тоскливо.
Расскажи ты ей о любви моей,
