Болеслав Прус - Кукла
И вот что я увидел... В одном из окон Марушевича отогнулся уголок шторы, и сквозь щель сбоку можно было заметить какую-то фигуру.
"Почтенный пан Марушевич шпионит за нами!" - подумал я.
Перевожу взгляд в третий этаж главного здания... Вот так сюрприз! В крайней комнате пани Кшешовской обе форточки открыты настежь, а в глубине стоит сама баронесса, направив бинокль на квартиру пани Ставской.
"Как господь не покарает эту ведьму!" - мысленно сказал я, не сомневаясь, что это подглядывание неминуемо приведет к какой-нибудь каверзной истории.
Молитва моя была услышана. Над головой интриганки уже нависла божья кара - в виде селедки, торчавшей из форточки четвертого этажа. Селедку держала некая таинственная рука в синем рукаве с галуном, а из форточки поминутно выглядывало чье-то исхудалое, злорадно улыбающееся лицо.
Даже не обладая моей проницательностью, нетрудно было сообразить, что это один из наших должников-студентов, который только и ждет появления в форточке баронессы, чтобы запустить в нее селедкой.
Но баронесса была осторожна, и тощий студентик изнывал от скуки. Он перекладывал орудие божьего гнева из одной руки в другую и, вероятно, чтобы скоротать время, строил весьма неприличные гримасы девушкам из парижской прачечной.
Я как раз подумал о том, что покушение на баронессу, наверное, окончится неудачей, когда Вокульский встал и начал прощаться.
- Так скоро, господа, - тихонько проговорила пани Ставская и страшно сконфузилась.
- Милости просим, господа... почаще к нам, - прибавила пани Мисевичова.
Но мой олух и не подумал в ответ просить, чтобы ему разрешили бывать ежедневно или даже столоваться у них (я на его месте непременно сказал бы это); вместо того - чудак этакий! - он поинтересовался, не нуждается ли квартира в ремонте.
- О, все, что нужно было, уже устроил нам почтенный пан Жецкий, ответила пани Мисевичова, обернувшись ко мне с ласковой улыбкой. (Откровенно говоря, я не люблю, когда мне так улыбаются дамы в известном возрасте.)
В кухне Стах на минутку остановился и, по-видимому, раздраженный запахом капусты, сказал мне:
- Надо бы тут установить вентилятор, что ли...
На лестнице я уже не сдержался и воскликнул:
- Приходил бы почаще, тогда и знал бы, какие улучшения надо провести в доме. Да что ж, тебе дела нет ни до собственного дома, ни даже до такой обворожительной женщины!
Вокульский остановился у выхода и, глядя на водосточную трубу, пробормотал:
- Ха... если бы мы встретились раньше, я, может быть, женился бы на ней.
Услышав это, я испытал странное чуство: и обрадовался, и в то же время меня словно что-то кольнуло в сердце.
- А теперь ты уже не женишься? - спросил я.
- Кто знает? Может, и женюсь... только не на ней.
При этих словах я испытал чуство еще более странное. Жаль мне было, что пани Ставской не достанется такой муж, как Стах, и в то же время словно огромная тяжесть свалилась у меня с плеч.
Не успели мы выйти во двор, как вижу - баронесса высунулась в форточку и кричит, по-видимому нам:
- Господа! Постойте!
В то же мгновение с душераздирающим воплем: "Ах, нигилисты!" - она отпрянула назад.
Одновременно в двух шагах от нас шлепнулась селедка, на которую хищно набросился дворник, даже не заметив, что я стою рядом.
- Не хочешь ли зайти к баронессе? - спросил я Стаха. - Кажется, у нее к тебе дело.
- Пусть она не морочит мне голову, - ответил он, махнув рукой.
На улице он кликнул извозчика, и мы вернулись в магазин, не обменявшись больше ни словом. Однако я уверен, что он думал о пани Ставской, и если б не эта противная капуста...
Мне было так не по себе, так тяжело на сердце, что, закрыв магазин, я отправился выпить пива. В ресторации встретил я советника Венгровича, который по-прежнему вешает всех собак на Вокульского, но иногда высказывает весьма здравые политические соображения... Ну, и проспорили мы с ним до полуночи. Венгрович прав: действительно, судя по газетам, в Европе что-то готовится. Как знать, не переедет ли юный Наполеон (его называют Люлю, покажет он вам лю-лю!) после Нового года из Англии во Францию... Президент Мак-Магон за него, князь Брольи за него, большинство народа за него... Пожалуй, можно побиться об заклад, что он сделается императором Наполеоном IV, а весной устроит-таки немцам потеху. Уж теперь они не пойдут на Париж! Два раза такой номер не пройдет. Так вот, значит... Что, бишь, я хотел сказать? Ага!
Дня через три-четыре после нашего визита к пани Ставской приходит Стах в магазин и дает мне письмо, адресованное ему.
- Прочти-ка, - говорит он и смеется.
Разворачиваю и читаю:
"Пан Вокульский! Не взыщите, что не называю вас уважаемый, но мудрено величать так человека, от которого уже все с омерзением отвернулись. Презренный! Вы еще не успели очиститься от прежних подлых поступков и уже пятнаете себя новыми. Сейчас весь город только и говорит что о ваших посещениях женщины столь дурного поведения, как Ставская. Мало того, что вы назначаете ей свидания в городе и тайком ходите к ней по ночам (что могло бы свидетельствовать о том, что вы еще не совсем потеряли стыд), но вдобавок посещаете ее среди бела дня, на глазах у прислуги, юношества и порядочных жильцов этого опозоренного дома.
Однако не обольщайтесь, несчастный, будто вы один заводите с ней шашни. Вам тут помогают еще ваш управляющий, эта мразь Вирский, и закоснелый в разврате ваш поверенный Жецкий.
Следует прибавить, что Жецкий не только совращает вашу любовницу, но и ворует ваши доходы, снижая квартирную плату некоторым жильцам и в первую очередь Ставской, вследствие чего ваш дом уже потерял всякую ценность, а сами вы стоите на краю пропасти, и поистине великую милость оказал бы вам великодушный благодетель, который согласился бы купить эту старую развалину с небольшим для вас убытком.
Итак, если бы нашелся такой благодетель, поспешите избавиться от тягостного бремени, возьмите с благодарностью сколько дадут и бегите за границу, пока человеческое правосудие не заковало вас в кандалы и не бросило в темницу. Одумайтесь, пока не поздно! Берегитесь... и послушайтесь совета своего доброжелателя".
- Вот отчаянная баба, а? - сказал Вокульский, заметив, что я кончил читать.
- Да ну ее ко всем чертям! - воскликнул я, догадавшись, что он говорит об особе, написавшей письмо. - Это я-то закоснелый развратник? Я вор? Я завожу шашни? Проклятая ведьма!
- Ну, ну, успокойся, вот ее поверенный жалует к нам.
Действительно, в магазин вошел человек в старой шубе, выцветшем цилиндре и огромных калошах. Войдя, он воровато оглянулся по сторонам, словно какой-нибудь сыщик, и спросил у Клейна, когда можно застать пана Вокульского; затем, притворившись, будто только сейчас нас заметил, приблизился к Стаху и негромко сказал:
- Пан Вокульский, не правда ли? Не уделите ли вы мне несколько минут для разговора наедине?
Стах подмигнул мне, и мы втроем отправились на мою квартиру. Посетитель разделся, причем обнаружилось, что его брюки еще более обтрепаны, чем шуба, а борода еще более облезлая, чем меховой воротник.
- Позвольте представиться, - сказал он, протягивая Вокульскому правую, а мне левую руку. - Адвокат...
Тут он назвал свою фамилию - да так и остался с протянутыми руками. По странной случайности ни Стах, ни я не почувствовали охоты пожать их.
Он понял это, но не смутился. Наоборот, с приятнейшим выражением лица потер руки и сказал, осклабясь:
- Вы даже не спрашиваете, господа, по какому делу я к вам явился.
- Догадываемся, что вы сами сообщите это, - ответил Вокульский.
- Вы правы! - воскликнул посетитель. - Я буду краток. Один богатый, но очень скупой литовец (литовцы очень скупы!) просил меня указать дом, который стоило бы купить. Есть у меня на примете домов пятнадцать, однако из уважения к вам, пан Вокульский (ибо мне известно, сколь многим обязана вам наша отчизна), я указал именно на ваш дом, ранее принадлежавший Ленцким; уговаривал я этого литовца две недели и наконец добился того, что он готов дать... угадайте сколько? Восемьдесят тысяч рублей! Каково? Дельце первый сорт! Что вы скажете?
Вокульский побагровел от гнева, и мне показалось, что сейчас он вышвырнет посетителя за дверь. Однако он сдержался и отвечал знакомым мне резким и неприятным тоном:
- Знаю я вашего литовца, его зовут баронесса Кшешовская...
- Что-о? - удивился адвокат.
- Этот скупой литовец дает за мой дом не восемьдесят, а девяносто тысяч, а вы мне предлагаете меньшую сумму, чтобы самому перепало...
- Хе-хе-хе! - засмеялся адвокат. - Кто же на моем месте поступил бы иначе, почтеннейший пан Вокульский?
- Так вот, передайте своему литовцу, - оборвал его Стах, - что продать дом я согласен, но за сто тысяч рублей. И то лишь до Нового года. После Нового года я потребую больше.
- Помилуйте, да ведь это безбожно! - возмутился посетитель. - Вы хотите вытянуть у бедной женщины последний грош! Что люди скажут, подумайте только!
