Мюриэл Спарк - Memento mori
– Ты куда ведешь меня? – спросила она, упершись.
– Из этой сырости, – сказал он, – прямиком по тропке. Так скажи мне, ты, разумеется, понимаешь, о чем я спрашиваю? Простой ведь вопрос...
Она взглянула в просвет между деревьями и увидела, что тропка их действительно ведет прямиком в поле. И сразу поняла, что вопрос его – сугубо академический и что он не замышляет изнасилования с убийством. Да и с чего бы ей питать такие подозрения? Какие, однако, странные, подумала она, пробегают мысли в женском уме. Но человек он, конечно, необычный.
– Согласна, – сказала она затем, – что вопрос правомерный. Иной раз задумываешься, может статься полубессознательно, взаправду ли существуют другие.
– Будь добра, – настаивал он, – ты уж задумайся над этим вопросом не полубессознательно. Пусти в ход все отпущенное тебе сознание – и ответь мне именно на этот вопрос.
– Ну, – сказала она, – если так, то, по-моему, другие люди существуют. Вот такой у меня ответ. Здравый смысл его подсказывает.
– Поторопилась с готовым решением, – сказал он. – Нет, ты подумай без всякой спешки.
Они выбрались из лесу и пошли к деревне тропкой по краю пашни. Над улицей возвышалась церквушка, от нее по крутому склону тянулось кладбище. Они шли мимо, и мисс Тэйлор поглядывала за кладбищенскую ограду. Теперь она и вовсе не понимала, то ли он шутит, то ли всерьез, то ли вперемешку: ведь и в их молодые годы – особенно в тот июль 1907-го в фермерском доме – она никогда не знала, как его понять, и, бывало, немножко пугалась.
Она оглядывала кладбище, а он глядел на нее. Он безучастно подметил, что подбородок ее, не затененный шляпкой, стал куда суровее, чем в былые времена. В молодости лицо у нее было круглое, мягко очерченное; и голос необыкновенно тихий, словно у выздоравливающей. С возрастом она стала как-то угловатее; и голос гортанный, и очерк подбородка прямо-таки мужской. Ему это было любопытно, он это, пожалуй, даже одобрял: Джин ему вообще нравилась. Она остановилась и, склонившись на каменную ограду, обводила взглядом могилы.
– Кладбище вот тоже, – сказала она, – удостоверяет существование других людей.
– Каким то есть образом? – спросил он.
Она не знала, каким. Сама сказала и все-таки не знала. И чем больше думала, тем больше недоумевала.
Он безуспешно попробовал перебраться через ограду. Ограда была низкая, но ему не по силам.
– Мне уж под пятьдесят, – сказал он без тени смущения, даже без извиняющейся улыбки, и она вспомнила, как на той ферме в 1907-м, когда он случайно заметил, что у них обоих молодость за спиной: ему – двадцать восемь, ей – тридцать один, ей стало больно и грустно, пока она не сообразила, что он ведь это просто так, ради фактической точности. И она, переняв его повадку и тон, очень спокойно подытожила еще до истечения месяца: «Мы с тобой люди разного круга».
Он отряхнул с брюк кладбищенскую пыль.
– Да, мне под пятьдесят. Однако надо бы все-таки взглянуть на могилы. Что ж, значит, через ворота.
И они пошли между могилами, склоняясь и читая надгробные надписи.
– Верно, верно, я вполне согласен, – сказал он, – что фамилии и даты, высеченные на камне, обозначают чужое существование. Доказывать не доказывают, но свидетельствуют.
– Конечно, – сказала она, – надгробные плиты тоже, может бытъ, нам привиделись. Но, по-моему, вряд ли.
– Да, эту возможность следует учесть, – сказал он так вежливо, что она рассердилась.
– Могилы, однако же, свидетельствуют очень веско, – сказала она. – Кому это надо – хоронить людей, если они не существовали.
– О да, вот именно, – подтвердил он.
Они прошли прогулочным шагом по короткой аллейке к дому, и Летти, сидевшая за работой у окна библиотеки, взглянула на них и отвела глаза. В дверях навстречу им появилась огненно-рыжая, коротко стриженная Лиза Брук.
– О-о, привет некоторым, – сказала она, шаловливо покосившись на Джин Тэйлор.
Алек прошел прямо к себе, а мисс Тэйлор пошла искать Чармиан. Ей встретились несколько человек; все они ее непринужденно приветствовали. Общество было, что называется, свойское: прогулка с Алеком нынче, летом 1928-го, ей в счет не ставилась, даром что некоторые помнили скандальчик былых дней – их идиллию 1907-го. Только некий бригадир, чужак, приглашенный просто потому, что хозяину было надо с ним посоветоваться на предмет скотоводства, заметил, как они гуляли, и потом спросил на слуху у мисс Тэйлор:
– А что эта за дама прохаживалась с Алеком? Как-то я ее раньше не замечал.
И Летти, которая терпеть не могла Джин, однако же чуждалась узколобого снобизма, отозвалась:
– Ах, эта, это горничная Чармиан.
– Оно, конечно, всякое бывает, но боюсь, что прочей прислуге такое не по нутру, – заметил бригадир, нимало не погрешив против истины.
И все-таки, размышляла Джин Тэйлор, сидя напротив Алека в палате лечебницы Мод Лонг, пожалуй что, он не просто насмешничал. Хоть наполовину, а допытывался всерьез.
– Будь посерьезнее, – сказала она, глядя на свои искореженные артритом руки.
Алек Уорнер посмотрел на часы.
– Тебе пора идти? – спросила она.
– Нет, у меня еще минут десять. Только что через парк ходу битых три четверти часа. У меня, знаешь ли, со временем поневоле туго. Мне ведь уже под восемьдесят.
– Очень я рада, что ты тут ни при чем, Алек – насчет телефонных звонков...
– Друг мой, ну это же все Летти навоображала, неужели не понятно.
– Ох, нет. Два раза ей передавали через Годфри. «Передайте, – говорил некто, – даме Летти, что ее ждет смерть».
– Как, и Годфри тоже слышал? – удивился он. – Ну, тогда это, наверно, какой-нибудь сумасшедший. И что же Годфри? Испугался?
– Тут дама Летти ничего не говорила.
– Ты, ради бога, разузнай, как они реагируют. Только бы полиция не сцапала беднягу раньше времени. Такие могут быть интересные реакции. – Он поднялся.
– Да, Алек, погоди уходить, у меня к тебе еще кое-что.
Он снова сел и положил шляпу обратно на ее тумбочку.
– Ты знаешь миссис Джопабоком?
– Цунами? Супруга Рональда. Невестка Лизы Брук. Семьдесят первый год. Я с нею познакомился на пароходе возле Бискайского залива в тысяча девятьсот тридцатом. Она была...
– Она самая. Она состоит в нашем больничном комитете. Старшая сестра у нас никуда не годится. Все до одной хотят, чтобы ее перевели. Нужно входить в подробности?
– Не нужно, – сказал он. – Ты хочешь, чтобы я поговорил с Цунами.
– Да. Объясни ты ей, что сестра, о которой идет речь, попросту переутомилась, не по силам ей здесь. Недавно с нею даже вышел скандал, но его замяли.
– Сейчас мне с Цунами переговорить не удастся. Она легла на операцию на прошлой неделе.
– Серьезная операция?
– Рак матки. Но в ее возрасте это само по себе уже не так опасно.
– Что ж, значит, ты для нас пока ничего не сможешь сделать.
– Я подумаю, – сказал он, – с кем бы еще поговорить. Ты ведь, наверно, обращалась к Летти?
– Обращалась.
Он улыбнулся.
– Оставь ее. Пустая трата времени. Ты подумай как следует, Джин, не перебраться ли тебе в тот суррейский пансионат. Это ведь не слишком и дорого: нам на пару с Годфри вполне по карману. Думаю, что Чармиан тоже скоро там окажется. Джин, тебе непременно нужна отдельная комната.
– Теперь уже нет, – сказала мисс Тэйлор. – Я отсюда не поеду. У меня здесь друзья, это мой дом.
– До будущей среды, друг мой, – сказал он, взяв шляпу и пристально оглядывая бабунь, всех по очереди.
– Если приведется, – сказала она.
Два года назад, когда ее пристроили в эту лечебницу, она мечтала о частном пансионате в Суррее, о котором уж чересчур много толковали. Годфри всполошился насчет оплаты, он протестовал при ней и ссылался на всех своих друзей-прогрессистов, что, мол, новые бесплатные больницы для престарелых не в пример лучше оборудованы, чем частные заведения. Алек Уорнер, со своей стороны, подчеркивал, что все это еще не устоялось и что Джин Тэйлор с ее интеллектом и привычками, вероятно, будет весьма не по себе среди разношерстных больничных пациенток.
– Мы обязаны позаботиться о ней, – говорил он, – хотя бы потому, что она во многом такова, какой мы ее сами сделали.
Он предложил взять на себя половину расходов по содержанию Джин в Суррее. Но дама Летти в итоге положила конец спорам, с вызовом заметив Джин: «Милая, да разве же сами вы не предпочтете ни от кого не зависеть? Собственно говоря, вы из числа той самой публики, для которой учреждаются дома призрения, они ваши. Вы прямо-таки обязаны воспользоваться своим правом...» И мисс Тэйлор отвечала: «Разумеется, я предпочитаю государственное обеспечение». Она распорядилась сама и оставила их спорить дальше, сколько им угодно, о том, как от нее избавиться.
Алеку Уорнеру лечебница не понравилась. В первую же неделю он уговаривал ее передумать. Она тоскливо колебалась. Боли ее усилились, до примирения с ними было еще далеко. И снова начали обсуждать и советоваться, не перевести ли ее в Суррей. Тем более, может, со временем и Чармиан очутится там же?
