Джон Карр - Все приключения Шерлока Холмса
«Эх, сынок, – ответил он, – говорить можно сколько угодно, но ты не ведаешь, в каком я положении. Но ты поймешь, Виктор. Я позабочусь о том, чтобы ты узнал, что бы ни случилось! Ты же не думаешь, что твой старый отец хочет навредить тебе?»
Все это расстроило отца, и он заперся в кабинете, где, как я видел через окно, он все время что-то писал.
В тот самый день произошло нечто обещавшее принести нам всем огромное облегчение: Хадсон сообщил, что собирается уехать. Он в нетрезвом виде появился в столовой, где мы сидели после ужина, и хриплым голосом объявил о своем намерении.
«Хватит с меня Норфолка, – сказал он. – Я отправляюсь к мистеру Беддоусу, в Гемпшир. Бьюсь об заклад, он будет рад видеть меня не меньше, чем вы».
«Но я надеюсь, вы покидаете нас не в дурном расположении духа, Хадсон?» – спросил отец с робостью, от которой у меня внутри все заклокотало.
«Передо мной так и не извинились», – буркнул он, бросив на меня мрачный взгляд.
«Виктор, ты признаешь, что весьма грубо поступил с этим человеком?» – сказал отец, повернувшись ко мне.
«Напротив. Я считаю, мы оба проявили к нему достаточно снисходительности и терпения», – возразил я.
«Ах вот как значит, вот как? – взревел Хадсон. – Ну ладно, дружище. Ничего, я вам еще устрою!»
Он заковылял прочь из комнаты и уже через полчаса покинул наш дом, оставив отца в глубочайшем смятении. Это его состояние вызывало у меня сильное беспокойство. Каждую ночь я слышал, как отец бродит по своей спальне, и, когда он, казалось бы, вновь начал обретать уверенность в себе, на нас и обрушились все неприятности.
– И каким же образом? – поинтересовался я.
– Весьма необычным, представьте себе. Мой отец получил письмо, на нем стоял почтовый штамп городка Фординг-Бридж. Отец прочитал это письмо, схватился за голову и начал бегать маленькими кругами по комнате, как человек, потерявший рассудок. Когда мне наконец удалось усадить его на диван, я увидел, что его рот и веки искривлены. Я понял – у него случился удар. Доктор Фордем приехал незамедлительно, и мы уложили отца в постель. Но паралич разбил все его тело, и он так и не пришел в себя. Думаю, когда мы приедем, он скорее всего уже будет мертв.
– Вы пугаете меня, Тревор! – воскликнул я. – Так что же такого было в этом письме, что могло привести к такому ужасному происшествию?
– Вот именно что ничего. В этом и кроется загадка. Содержание письма было совершенно абсурдным и обыденным. О Боже, вот этого я и боялся!
Он произнес эти слова, когда экипаж уже завернул на аллею, ведущую к поместью, и в тающем свете дня мы увидели, что все занавески в доме задернуты. На лице моего друга отразилась горькая печаль утраты. Когда, выскочив из экипажа, мы бросились к дверям, из дома вышел человек, одетый в черное.
– Когда это случилось, доктор? – спросил Тревор.
– Почти сразу же после того, как вы уехали.
– Он приходил в себя?
– Всего лишь на один миг, перед самой смертью.
– Он просил что-нибудь мне передать?
– Только то, что бумаги лежат в дальнем ящике в японском шкафу.
Мой друг и доктор удалились в комнату, где умер Тревор-старший, я же отправился в кабинет и принялся размышлять над всеми деталями происшествия самым тщательным образом, как никогда до этого раньше. Какое прошлое было у старого Тревора? У этого боксера, путешественника и золотоискателя? Почему он позволял помыкать собой столь отвратительному моряку с ядовитым лицом? И почему он потерял сознание при одном лишь упоминании наполовину стертых инициалов, вытатуированных у него на руке, и умер от страха, прочитав письмо из Фординг-Бриджа? Потом я вспомнил, что Фординг-Бридж находится в Гемпшире и что, как я слышал, мистер Беддоус, которого собирался навестить моряк, по-видимому, с целью шантажа, тоже живет в Гемпшире. Таким образом, письмо пришло либо от Хадсона, который хотел сказать, что выдал страшную тайну, вероятно, связывавшую их с Тревором, либо от Беддоуса, предупредившего старого друга о том, что Хадсон собирается раскрыть его секрет. До сих пор все казалось довольно логичным. Но почему тогда записка, по словам сына Тревора, звучала тривиально и даже смешно? Наверняка он неправильно ее понял. Если и так, то, должно быть, при написании письма был использован хитроумный шифр и на самом деле слова означают совсем не то, что можно подумать. Я был уверен, что если в письме есть скрытый смысл, я смогу его разгадать. В течение часа я сидел в темноте размышляя, пока заплаканная горничная на принесла лампу. Вслед за ней в комнату вошел мой друг. Он был бледен, но спокоен. В руках он держал бумаги, которые сейчас лежат у меня на коленях. Тревор сел напротив меня и подал мне записку, нацарапанную, как видите, на листке серой бумаги. «На сегодняшний день Вас просили уведомить: открылась травля и охота на дичь, – говорилось в записке. – Хадсон, главный смотритель, рассказал, как слышали все, о новой Вашей проблеме. Оказывается, жизни популяции фазанов угрожает сейчас огромная опасность».
Должен признаться, я был удивлен не меньше вашего, когда впервые увидел это послание. Потом еще раз очень внимательно перечитал его. Мне показалось, что в такой странной комбинации разных слов непременно должен быть скрытый смысл. Возможно ли, что фразы «популяция фазанов» и «охота на дичь» имеют какое-то особое значение, о котором договорились между собой Тревор и Беддоус или Хадсон? Однако в этом случае толкование носило бы случайный и произвольный характер, и письмо все равно было бы невозможно прочесть. Таким образом, я решил, что тайный смысл передается каким-то другим способом. Наличие имени Хадсон в записке говорило о том, что ее содержание непосредственно касается самого Хадсона, а также о том, что ее скорее всего написал Беддоус, а не моряк. Я попытался прочитать записку задом наперед, но фраза «опасность огромная сейчас угрожает фазанов» отнюдь меня не вдохновила. Тогда я стал переставлять слова местами. Снова безуспешно. Такие комбинации, как «на день просили» и «сегодняшний вас уведомить», ничего мне не дали. Но через мгновение я вдруг понял, что ключ к разгадке у меня в руках: в записке каждое третье слово складывалось в тайное послание, которое и привело старого Тревора в дикое отчаяние. Предупреждение было кратким и звучало достаточно резко. Я прочитал его вслух своему другу:
– «На Вас открылась охота. Хадсон рассказал все. Вашей жизни угрожает опасность».
Виктор Тревор обхватил голову дрожащими руками.
– Да, именно в этом все и дело, как мне кажется, – сказал он. – Это еще хуже, чем смерть. За этим скрываются какой-то постыдный поступок, какая-то тайна. Но что означает «главный смотритель» и «популяция фазанов»?
– К самому предупреждению эти слова не имеют никакого отношения. Но они могут помочь нам, потому что мы точно не знаем, кто отправил это письмо. Видите, отправитель начал «На… вас… открылась» и так далее. А потом, чтобы зашифровать сообщение, ему пришлось вставить в каждый пропуск по два слова. Естественно, это были слова, которые сразу пришли ему на ум. А так как некоторые из них относятся к охоте и к животному миру, то с полной уверенностью можно предположить, что он либо ярый охотник, либо интересуется разведением животных или птиц. А вы знаете что-нибудь об этом Беддоусе?
– Сейчас, когда вы упомянули об этом, – ответил он, – мне вспомнилось, что он каждую осень приглашал моего бедного отца поохотиться вместе в его угодьях.
– Тогда не остается сомнений в том, что записку отправил он, – заключил я. – Нам только следует выяснить, какие сведения дали моряку Хадсону такую власть над двумя столь богатыми и уважаемыми джентльменами.
– Увы, Холмс! Боюсь, это какая-то страшная и греховная тайна! – воскликнул мой друг. – Но от вас у меня нет секретов. Вот завещание, которое оставил отец, когда понял, что Хадсон собирается выполнить свою угрозу. Я нашел его в японском шкафу, как мне сказал доктор. Возьмите завещание и прочитайте его вслух, потому что у меня не хватает на это ни сил, ни духу.
Вот это и есть те самые бумаги, Уотсон, которые он передал мне. И я прочитаю их вам так же, как прочитал своему другу тем вечером, когда мы сидели вместе в темном старом кабинете. Как видите, первая страница подписана: «Некоторые подробности плавания барка[90] «Глория Скотт», начиная с его отплытия из Фалмута 8 октября 1855 года до его крушения в месте с координатами 15°20′ северной широты и 25°14′ западной долготы 6 ноября того же года». Этот трактат написан в форме письма, а говорится в нем следующее:
«Мой дорогой сын! Теперь, когда страшный позор грозит омрачить последние годы моей жизни, я могу быть с тобой откровенным и со всей честностью сказать, что меня страшит не судебное преследование, не потеря репутации в округе и не мое падение в глазах всех тех, кто знает меня уже очень давно. Больше всего меня пугает мысль о том, что бремя моего позора может лечь на тебя – на того, кто меня любит, и на того, у кого, как я смею надеяться, никогда не было причин на то, чтобы испытывать ко мне какие-либо другие чувства, кроме уважения. Но если дамоклов меч, висящий надо мной уже целую вечность, все-таки упадет, я хочу, чтобы ты прочитал это письмо и понял, какова моя роль и вина в том, что случилось. С другой стороны, если ничего страшного не произойдет (по велению великодушного и всемогущего Господа Бога) и эти бумаги, каким-то образом оставшись в целости и сохранности, случайно попадут тебе в руки, заклинаю тебя: во имя всего, во что ты веришь, во имя твоей дражайшей матери и во имя нашей любви друг к другу брось эти письмена в огонь и никогда больше о них не думай.
