Завтра ты войдешь в класс. Записки сельского учителя - Леонид Андреевич Гартунг
Судьбой Володи заинтересовался родительский комитет. Его семье помогли продуктами, мальчику купили ботинки и костюм. Участковый милиционер весьма внушительно поговорил с отчимом. Володя кончил школу, поступил в ремесленное училище. Опасный рубеж в его жизни был благополучно пройден. И вот теперь я встретил его в Томске…
Иногда нам, учителям, кажется, что наши воспитательные усилия не приносят пользы. Мы беседуем с учеником, даем ему хорошую книгу, возбуждаем в нем добрые мысли и стремления, а вот отдачи как будто нет. Смотришь: утром ученик читал стихотворение о вежливости, а вечером подрался с товарищем. Или на классном собрании громил отстающего, а назавтра сам получил двойку. Бьешься, бьешься с каким-нибудь Володей или Петей, и даже руки опускаются. Неужели так ничего и не получится?
Это, конечно, неверно. Отдача обязательно есть, только видна далеко не сразу. Ведь взгляды и привычки иного школьника формировались в течение долгих лет под влиянием семьи, дурных приятелей, улицы, и их не вытравишь двумя-тремя душеспасительными беседами. Нужен долгий и последовательный труд не одного, а многих воспитателей и всего школьного коллектива. Взять хоть этого же Владимира. Ведь именно школа спасла его для нормальной человеческой жизни. Геометрия и алгебра воспитывали его мышление, физика и химия раскрывали смысл окружающих явлений, география манила в далекие страны, рассказы учителя о Родине укрепляли любовь к родной земле. Вся обстановка школы, манеры учителей в обращении друг с другом, их человечность и внимательность к детям формировали изо дня в день его характер, служили противоядием в борьбе с дурным влиянием семьи. И хотя очень сильна была у мальчика обида на отчима, хотя постоянные моральные потрясения угнетали детскую психику, отделяли Вовку от обычных ребячьих игр и интересов (вот откуда та угрюмость и замкнутость), все же школа не позволила мальчику озлобиться окончательно, хотя и пришла на помощь с большим опозданием. А потом наше доброе дело продолжили ремесленное училище, завод, рабочий коллектив, комсомол — и в результате передо мной совсем другой человек.
Прощаясь, Владимир сказал откровенно:
— Учиться надо. Вот Петр подрастет, — он кивнул в сторону розового конверта, — Зинаиде посвободней станет, и буду готовиться в политехнический. Ведь не поздно еще?
— Нет, конечно.
В это время к нам подошла молодая женщина.
— Это моя Зина, — сказал Владимир.
— Очень приятно.
— А вы, наверное, учитель Володи? Я так и думала. Почему? Да есть в вас что-то такое… Зайдемте к нам.
— Нет, спасибо, — отказался я. — Как-нибудь в другой раз.
Вовка пожал мне руку. Зина кивнула, и они пошли — мужчина, женщина и наследник своей дорогой, солнечной стороной улицы.
ПЕРВАЯ ЛЮБОВЬ
В девятый класс пришла новенькая — Нина К. Она приехала откуда-то из Средней Азии. На лице ее и руках лежал крепкий загар; все в ней, казалось, даже голос, было пропитано южным горячим солнцем и запахом спелых плодов. Коротко остриженные волосы придавали ее круглому лицу что-то мальчишеское.
Вначале она держалась несколько особняком, дичилась, но потом освоилась. Оказалось, что она умеет и громко, заразительно смеяться, и танцевать в большую перемену с мальчишками, и даже поспорила на уроке с географом Юрием Захаровичем относительно континентального дрейфа.
Миша Р. не умел танцевать и потому ни разу к ней не подошел, а только издали следил за тем, как Нина кружится то с одним, то с другим мальчишкой. После уроков он пошел следом за ней и незаметно проводил до самого дома. Долго потом стоял перед освещенными окнами, надеясь, что, может быть, она выйдет на улицу. Но она не вышла. Возвращался домой продрогший, мокрый от дождя, но с радостной мыслью, что завтра в школе снова увидит ее. С тех пор он часто думал о ней. Не только она сама, но даже все, к чему она прикасалась, казалось ему полным странного очарования. В классе она уронила листок с решением задачи. Он как будто невзначай поднял его и, воровски оглянувшись, спрятал в карман. У нее и почерк был какой-то совершенно особенный — детский, но твердый. Другие мальчишки разговаривали с Ниной, шутили, а Миша не смел. Он удивлялся: «Неужели они не видят, что она совсем не такая, как другие девчонки?» Когда взгляд ее случайно падал на него, он опускал глаза и чувствовал, как сердце в груди начинает биться смятенно и сильно.
Через месяц он написал ей записку, и Нина пришла к нему в сельскую библиотеку. Посидели рядом, перелистывая «Огонек». Потом она шепнула: «Пойдем отсюда». Стояли на самом краю села под тихо падающим снегом. Перед ними была дорога в лес. Чуть слышно шелестели хвоей сосны.
— Хочешь, мы будем друзьями? — спросила девочка.
— Хочу, — отвечал он.
— Навсегда?
— Навсегда.
Говорили о школе, об алгебре, о Юрии Захаровиче, о Ташкенте, о книгах, которые читали, и никак не могли расстаться. Прощаясь, Нина попросила:
— Поцелуй меня. — И протянула ему пахнущие первым снегом губы.
Прошел еще месяц. Они вместе катались на лыжах, решали задачи, ходили в кино. Он носил в записной книжке ее фотографию. Правда, фотография эта была старой, еще до того времени, когда Нина училась в шестом классе, но зато на ней она была без сестренки, без папы и мамы.
А в учительской перед педсоветом шел разговор:
— Анна Петровна, вы не находите, что ваш Миша стал хуже учиться?
Анна Петровна, классный руководитель, задумалась.
— Нет, не нахожу.
— Ну, как же? Вчера по сочинению он получил тройку. Никогда этого не было. И на уроках рассеян. Вы заметили, что он пересел к Нине К.? Вы ему позволили?
— А почему бы и нет? Пусть сидит, где хочет.
— Напрасно. У них с Ниной что-то есть.
— Да?
— Я не знаю, что именно, но, во всяком случае, он стал хуже учиться. И она тоже. Не мешало бы поставить в известность родителей. Странная дружба… Да и дружба ли? Девочка уже не маленькая. И он… Смотрите, Анна Петровна… Вы думаете, это просто детская дружба?
— Нет, я так не думаю.
— Значит, надо побеседовать с ними.
— О чем?
— Предостеречь.
— Это легко сказать…
— Что же, делать вид, что ничего не замечаешь?
— А надо ли вмешиваться? Ведь первая любовь в этом возрасте овеяна романтикой и чистотой. Это убережет их от ненужного лучше всех наших бесед.
— Романтика? Красивое слово… Но ненадежное. Я знаю случай, когда ученица восьмого класса забеременела, сама себе сделала аборт и чуть не погибла…
— А я знаю, что нет