Элизабет Гаскелл - Север и Юг
– С удовольствием. Мне любопытно посмотреть, чему учат детей в таких заведениях.
Они без лишних слов продолжили путь через заросшую кустарником просеку, чья мягкая зеленая красота не освободила Маргарет от шока, вызванного рассказом о жестокости и абсолютном отсутствии жалости к измученному животному.
Как только они вышли из леса на деревенскую лужайку, рядом с которой располагалась школа, до них донесся гул детских голосов, похожий на жужжание пчелиного роя. Дверь была открыта, поэтому они вошли в коридор. Проворная леди в черной одежде, мелькавшая здесь и там, заметила гостей и по-хозяйски приветствовала их в своих владениях. Маргарет вспомнила, как ее мать почти так же, но более мягко и апатично принимала редких посетителей, сбившихся с пути и заглянувших в школу. Она тут же поняла, что перед ними жена нынешнего викария – преемница ее матери. Будь это возможным, девушка уклонилась бы от беседы с миссис Хепворт, но она, победив смущение, благопристойно подошла к ней, встречая радостные взгляды детей и слыша приглушенный шепот: «Это мисс Хейл!» Жена викария услышала фамилию, и ее поведение стало гораздо приветливее. Маргарет хотелось, чтобы чувства женщины тоже приобрели соответствующую снисходительность. Миссис Хепворт протянула руку мистеру Беллу и с улыбкой сказала:
– Я полагаю, это ваш отец, мисс Хейл. Вы так похожи друг на друга. Рада видеть вас, сэр. Викарий тоже будет в восторге от вашего приезда.
Маргарет объяснила, что это не ее отец. Она рассказала о смерти мистера Хейла и подумала о том, как он отнесся бы к визиту в Хелстон, будь у него такая возможность при жизни. Она не слышала, что ответила миссис Хепворт. Оставив ее в компании мистера Белла, Маргарет начала осматривать классы в поисках знакомых лиц.
– О, мисс Хейл, я вижу, вы хотите провести урок! Я знаю по себе, как приходит такое желание. Первый класс, приготовьтесь к уроку грамматики под руководством мисс Хейл.
Бедная Маргарет, чей визит был вызван сентиментальными чувствами, а не побуждением инспектировать школу, почувствовала себя неловко. Но, взглянув на оживленные лица детей, которых она когда-то хорошо знала и которых крестил ее отец, Маргарет села за стол и растерянно посмотрела на изменившихся, сильно подросших девочек и мальчиков. Она даже успела незаметно пожать руку Сьюзен, пока первый класс искал учебники. Жена викария ввела мистера Белла в класс и, ухватив его за пуговицу, вкратце рассказала о новшествах в фонетической системе, с которыми ее ознакомил недавно приезжавший инспектор начальных школ.
Маргарет склонилась над книгой, но из-за пелены набежавших слез ничего не видела. В ушах звучал шум детских голосов. Внезапно в воздухе повисла тишина. Одна из девочек, запнувшись на артикле «а», не знала, как назвать его.
– Неопределенный артикль, – тихо подсказала Маргарет.
– Прошу прощения, – вмешалась зоркая и чуткая жена викария. – Мы обучаем детей по учебнику мистера Милсома. А как там зовется «а»? Кто может вспомнить?
– Абсолютное прилагательное, – прозвучало в ответ несколько голосов.
Лицо пристыженной Маргарет окрасилось густым румянцем. Дети знали больше, чем она. Мистер Белл отвернулся, чтобы не рассмеяться.
Маргарет не произнесла больше ни слова. Когда урок закончился, она подошла к двум знакомым девочкам и немного поговорила с ними. На самом деле они уже превратились в девушек, их быстрое взросление осталось вне ее наблюдений, а она – после трехлетнего отсутствия – фактически исчезла из их памяти. И все же она была рада видеть их, хотя ее удовольствие имело оттенок печали. С наступлением раннего летнего вечера занятия в школе завершились. Миссис Хепворт предложила Маргарет и мистеру Беллу сопроводить ее в пасторат и посмотреть на… (слово «улучшения» почти сорвалось с ее уст, но она вовремя заменила его на более деликатное) новшества, сделанные ее мужем-викарием. Маргарет не хотелось осматривать переделки, которые затем неприятно наложились бы на ее нежные воспоминания о прежнем доме. Но ей не терпелось увидеть старый пасторат – пусть даже содрогаясь от боли, которую она могла испытать при этом.
Дом священника изменился и внутри, и снаружи. Но душевная боль была меньше, чем ожидала Маргарет. Пасторат стал другим местом. Лужайка, прежде так элегантно постриженная, что даже упавший лепесток розы казался пятном на ее изысканном зеленом ковре, теперь была завалена детскими игрушками: мешочек с рассыпавшимися кусочками мрамора, обруч, соломенная шляпа, висевшая на розовом кусте и ломавшая длинную нежную ветвь, отягощенную бутонами цветов. А раньше с ней обходились бережно и нежно. Маленький квадратный холл, застеленный половиками, тоже был отмечен знаками здорового и грубого детства.
– Ах, мисс Хейл, – сказала миссис Хепворт, – извините нас за эту неопрятность. Когда мы закончим ремонт в детской комнате, я начну приучать наших маленьких озорников к порядку. Надеюсь, мы устроили детскую не в вашей комнате? Как вы вообще справлялись без детской?
– Нас было двое, – ответила Маргарет. – Я слышала, у вас много детей?
– Семь. Вот посмотрите. С этой стороны мы сделали окно с видом на дорогу. Мистер Хепворт потратил крупную сумму денег на обустройство этого дома. На самом деле, когда мы приехали сюда, здание едва годилось для проживания… я имею в виду… для такой большой семьи, как наша.
Все комнаты в доме были переделаны, кроме той, о которой говорила миссис Хепворт, – кроме кабинета мистера Хейла, где зеленый полумрак и изысканная тишина способствовали, как ему казалось, привычке к размышлениям и, в некоторой степени, к формированию характера, более склонного к мысли, чем к действию. Новое окно открывало вид на дорогу, что приносило много преимуществ, как заметила миссис Хепворт. Из этого окна ее муж видел каждую заблудшую овцу своей паствы, которая направлялась в пивную. Глупые люди думали, что они останутся незамеченными. Как бы не так! Викарий следил за дорогой даже при составлении самых ортодоксальных проповедей. Его шляпа и трость висели на вбитых в стену гвоздях, готовые к тому, чтобы рука схватила их. И когда он выбегал навстречу прихожанам, они старались побыстрее скрыться в «Веселом леснике», прежде чем непьющий викарий сажал их под домашний арест. Все их семейство было быстрым, живым, добросердечным и громко говорящим, хотя они не отличались особой утонченностью восприятия. Маргарет боялась, что миссис Хепворт раскусит мистера Белла, когда тот притворно восхищался всем, что раздражало его вкус. К ее удивлению, жена викария воспринимала все его слова буквально, причем с таким добродушием, что возмущенная Маргарет на обратном пути в гостиницу упрекнула спутника в излишнем сарказме.
– Не ругайся, милая. Я просто мстил за тебя. Если бы она не показывала тебе каждое новшество с таким очевидным торжеством и самодовольством, я вел бы себя паинькой. Но если ты собираешься поучать меня, то делай это после обеда, когда я начну погружаться в сон, способствующий моему пищеварению.
Они оба устали, и Маргарет даже решила отказаться от прогулки по лесам и полям, окружавшим дом ее детства. Каким-то образом этот визит в Хелстон не принес ей того удовольствия, которого она ожидала. Повсеместно произошли перемены – легкие, но пронизывающие всю жизнь этого края. Менялись семьи – из-за временного отсутствия, смерти, браков и рождений, происходивших в течение дней, месяцев и лет. Они незаметно уносили людей от детства к юности и дальше, в глубины зрелого возраста, пока кто-то не падал созревшим плодом на мягкую землю. Менялись места – там спилили дерево, здесь отвалилась ветка, пропустив луч света под сень деревьев, где раньше его не было; тут лужайку постригли и сузили, а дальше вдоль тропинки возвели ограду и вспахали заросшее поле. Это можно было бы назвать улучшением и эффективным использованием угодий. Однако Маргарет тосковала по прежнему живописному ландшафту, по полумраку рощ и травянистым тропам прежних дней. Она сидела у окна на маленькой скамейке, печально наблюдая, как сгущаются сумерки, так точно совпадавшие с ее меланхоличными мыслями. Из соседней комнаты раздавался звучный храп мистера Белла, уставшего от непривычных физических нагрузок. Через некоторое время его разбудила румяная сельская девушка, которая внесла в номер большой поднос с чаем и легкими закусками. Судя по ее загару, в эти дни она совмещала свои обязанности горничной с работой на сенокосе.
– Привет! Кто здесь? Куда я попал? Кто это? Маргарет? А-а, вспомнил! Дорогая, почему ты сидишь в такой скорбной позе? Почему твой печальный взгляд нацелен вдаль? Куда ты смотришь?
Мистер Белл подошел к окну и встал за спиной у Маргарет.
– Никуда, – с нарочитой бодростью ответила она.
– И действительно, ничего особенного – деревья, белые льняные полотенца на зеленой ограде из шиповника и сырой сквозняк. Закрой окно и приготовь нам чай.
