Элизабет Гаскелл - Север и Юг

– Я выполню твою просьбу. Он должен все узнать. Не хочу оставлять тебя даже под тенью якобы нарушенных приличий. Увидев тебя наедине с молодым человеком, он просто не знал, что и думать.

– В таких случаях я придерживаюсь правила: «Honi soit qui mal y pense»[9], – надменно ответила Маргарет. – И все же я прошу вас рассказать ему о моем брате, если у вас появится возможность для беседы. Мною движет не желание очистить себя от подозрений в недостойном поведении. Если бы он подозревал меня в подобных проступках, я не заботилась бы о его хорошем мнении. Нет! Пусть он узнает, по какой причине я попала в силки искушения и дала инспектору ложные показания.

– В чем я тебя нисколько не виню. Говорю это без всякой пристрастности.

– Слова других людей о правильности или неправильности не повлияют на мое глубинное знание – на мое внутреннее убеждение в том, что я совершила ошибку. Давайте больше не будем говорить об этом. Ложь слетела с моих уст. Грех совершен. Отныне я должна нести его на своих плечах и по возможности быть правдивой.

– Отлично. Если тебе нравится чувствовать себя пристыженной, будь такой. Я всегда держу свою совесть плотно запертой, как пружину в коробке. Потому что она, выскакивая изнутри, удивляет меня своими размерами. Поэтому я раз за разом уговариваю ее успокоиться – почти так же, как рыбак уговаривал джинна. «Интересно, – изумляюсь я, – как вам удавалось так долго находиться в таком малом пространстве? Я даже не знал о вашем существовании. Прошу вас, сэр, вместо того чтобы рычать во весь голос и смущать меня своими смутными очертаниями, не могли бы вы еще раз сжаться до прежних размеров?» И, загнав совесть обратно туда, где она была, мне хочется опечатать сосуд, чтобы не открывать его вновь, ибо я следую мудрости Соломона, умнейшего из людей, который тоже удерживал ее взаперти.

Маргарет даже не улыбнулась. Она почти не слушала мистера Белла. Ее мысли бежали за идеей – прежде сомнительной, но теперь принявшей силу убеждения, – ей казалось, что она лишилась расположения мистера Торнтона, что он разочаровался в ней. Девушка не верила, что какое-то объяснение возникшего недоразумения могло восстановить ее прежний статус, вернуть его любовь, о которой она решила никогда не думать. Нет, она и сейчас придерживалась этого решения. Ей просто требовалось уважение мистера Торнтона – доброе мнение, которое однажды заставит его сделать что-нибудь в духе прекрасных строк Джеральда Гриффина:

«Повернись и оглянись,Когда услышишь мое имя».

Размышляя о перспективах их возможных отношений, она нервно покашливала, прочищая горло. Маргарет пыталась утешиться мыслью, что, как бы он ни представлял себе ее, она останется такой, какой была. Но это была банальность, иллюзия, исчезнувшая под тяжестью ее сожалений. У нее на языке крутилось множество вопросов, однако ни один из них не был задан. Мистер Белл подумал, что она устала, и посоветовал ей пораньше лечь в постель. Она ушла в свою комнату, где несколько часов просидела у открытого окна, глядя на пурпурный купол неба. Звезды дружески мигали ей, смещались по своим орбитам и исчезали за кронами темных деревьев. Наконец она решила пойти спать.

Всю долгую ночь в ее бывшей спальне, превратившейся теперь в детскую комнату, горела свеча, и маленькие обитатели пастората спокойно спали в кроватках, ожидая, когда будет построена новая детская. Маргарет была огорчена необратимостью перемен, чувством собственной незначительности и своим смущением. Ничего прежнего не осталось. Это легкое, пронизывающее мир непостоянство приносило еще большую боль, чем если бы все изменилось до неузнаваемости.

«Теперь я начинаю понимать, какими должны быть небеса. И как великолепны фразы: “Так же, как вчера, сегодня и вечно”. “Бесконечно!” “Спокон веков и навсегда, ты – Бог”. Это небо надо мной выглядит неизменным, и все же оно меняется. Я так устала проноситься через фазы жизни, от которых у меня не остается ничего реального – ни мест, ни людей. Мир похож на круг, в котором вращаются жертвы земных страстей. В моем настроении женщины других религий набрасывают на голову вуаль. Я ищу небесной стойкости в земном постоянстве. Будь моей верой католицизм, я могла бы успокоить сердце, оглушив его до беспамятства и став монашкой. Но я привязана к обществу, и любовь к высшему абсолюту не вычеркнет в моей душе любви к людям. Как бы там ни было, я не смогу ответить на этот вопрос сегодня вечером».

Уставшая, она пошла в постель и такой же уставшей встала, когда проснулась через пять часов. Однако вместе с утром пришла надежда, и мир стал выглядеть ярче. На лужайке под окнами играли дети.

«В конце концов, все правильно, – одеваясь, думала Маргарет. – Если бы мир оставался неизменным, он бы деградировал и стал испорченным. Несмотря на мое болезненное отношение к переменам, прогресс кажется мне правильным и необходимым. Я не должна много думать о том, как обстоятельства влияют на меня. Для правильной оценки и верных суждений лучше следить за тем, как обстоятельства влияют на других людей».

Она с улыбкой вошла в общий зал и поприветствовала мистера Белла.

– Кто поздно ложится, тот поздно встает, – проворчал ее спутник. – У меня есть новость для тебя. Нас пригласили на обед. Викарий нанес мне утренний визит, пришел буквально по росе. Он направлялся в школу и заглянул сюда. Заодно прочитал лекцию нашей хозяйке о пользе трезвости для косарей. И это в такую рань! Я спустился вниз около девяти часов, а он уже был здесь. Одним словом, нас сегодня ждут к обеду.

– Но Эдит будет ожидать меня в назначенное время, – возразила Маргарет. – Я не могу принять приглашение, иначе мы задержимся на целые сутки.

Она была рада, что имела такой повод для отказа.

– Да, я так ему и сказал. Подумал, что тебе не захочется обедать с этими болтливыми людьми. Тем не менее я оставил вопрос открытым на тот случай, если тебе понравится их предложение.

– Нет! Давайте придерживаться нашего плана. Дилижанс уезжает в двенадцать часов. Я благодарна им за доброту и гостеприимство, но званый обед отменяется.

– Хорошо. Не волнуйся, я все организую.

Перед отъездом Маргарет прокралась в заднюю часть сада у дома викария и собрала несколько маленьких соцветий жимолости. Она не стала брать их в прошлый раз, опасаясь, что ей придется объяснять свой порыв жене викария. Но когда она возвращалась в гостиницу, деревня вновь обрела свой прежний очаровательный вид. Обычные звуки казались здесь более музыкальными, чем в любом другом месте планеты. Свет выглядел чудесно золотистым, а жизнь – спокойной и исполненной мечтательным восторгом. Вспомнив свои вчерашние размышления, Маргарет подумала: «И я тоже постоянно меняюсь – один раз так, другой раз эдак. Сначала я была разочарована, потому что все оказалось не таким, как мне представлялось. Но теперь я внезапно обнаружила, что реальность гораздо прекраснее всех моих ожиданий и представлений. О Хелстон! Я никогда не найду места, подобного тебе».

Через несколько дней она подытожила свои впечатления и осталась довольной, что побывала в краю своего детства, что вновь увидела его и что он всегда будет для нее самым приятным уголком на земле. Естественно, там возникло слишком много воспоминаний о прежних днях, особенно о родителях, поэтому, если бы кто-то снова предложил ей съездить в Хелстон, она уклонилась бы от такого визита.

Глава 47

Нечто ожидаемое

Опыт, как бледный музыкант, держит

В руках терпение своей цимбалы.

Гармония, непонятая нами и

Сотканная Богом из слов, напряжение ослабит

В печальных и смущающих минорах.

К тому времени Диксон приехала в Лондон и заняла должность служанки при Маргарет. Она привезла с собой множество милтонских сплетен.

После свадьбы мисс Фанни уехала жить к мужу – в другой город. Она забрала Марту с собой. Свадьба проходила так, а подружки невесты выглядели эдак, все вот в таких платьях, и, надо сказать, пиршество было роскошным. Правда, люди, наблюдавшие церемонию, говорили, что мистер Торнтон устроил чересчур пышное бракосочетание, учитывая убытки, понесенные им из-за забастовки. Кроме того, ему пришлось выплатить неустойку за невыполнение контрактов. Как бы ни старалась Диксон, продажа мебели и прочих вещей принесла мало денег. Просто стыд какой-то! И это при том, что в Милтоне жили не только босяки, но и богатые люди. Однажды пришла миссис Торнтон и купила всего две-три безделушки. Зато на следующий день явился мистер Торнтон и, к радости ротозеев, заплатил за пару вещей хорошую сумму, почти вдвое превышавшую их первоначальную стоимость. И если от миссис Торнтон почти ничего не перепало, то мистер Торнтон дал слишком много. Мистер Белл присылал заказы на книги из их библиотеки, но его отвратительный почерк и ужасная привередливость только портили дело. Лучше бы он сам приехал и выбрал нужные книги, а так его письма оставались сплошными загадками. И зачем он только тратил на них деньги?