Тёмные истории Северо-Запада - Юрий Александрович Погуляй
— Не надо, — жалобно пискнул Миша.
— Не переживай. Всё будет хорошо!
С урока правописания его отпустили, потому что приехал папа. Елена Павловна проводила Мишу до выхода. Потрепала волосы, на прощание, развернулась и ушла.
А Миша остался у двери, чувствуя на себе взгляд охранника. Тот смотрел на него отстранённо, с задумчивой улыбкой, и словно смеялся в пышные усы. Все над ним смеялись. Школа плохая. В детском садике было лучше.
Он тяжело вздохнул и вышел из двери. Папа стоял у машины напротив калитки. Большой, широкоплечий, в камуфляжных штанах и тёплой куртке. Махнул рукой, приветствуя, и Миша потопал ему на встречу, опустив голову.
С деревьев падали жёлтые листочки. Моросил дождик. Накинув капюшон, Миша зашагал быстрее, таща в правой руке сменку. Рюкзак с динозавриком бил по спине.
— Что стряслось, боец? — спросил папа.
Вместо ответа Миша поднял лицо. Глаз опух, отчего смотреть приходилось через щёлочку. Было очень стыдно.
— Кто? — ледяным голосом произнёс папа.
— Никто, — буркнул Миша, вывернулся из-под тяжёлой руки и полез в машину. Сел в кресло, застегнулся. Посмотрел на улицу. Папа всё ещё стоял, глядя на школу. Затем он залез в карман, вытащил пачку сигарет, резким жестом выдернул одну и закурил. Выпустил клуб дыма, не сводя взора с жёлтого дома за забором.
Разозлился. Точно разозлился.
Миша вытащил из кармана скрепышей. Разноцветные фигурки его успокаивали. Разглядывая их, он ждал, когда папа докурит и думал, что сказать.
Наконец, открылась дверь. Папа сел на место водителя. Пахнуло сигаретным дымом, и Миша поморщился. Запах ему не нравился.
Ключ повернулся в замке зажигания. Машина завелась, пиликнула. Проснулось радио.
— Соколов? — спросил папа.
Миша шмыгнул носом. Кивнул.
— Ты ответил ему?
Миша кивнул ещё раз, краснея от того, что обманывает.
— Хорошо. Лучше умереть, чем дать себя унизить, — сказал папа. Машина тронулась с места.
Миша смотрел, как удаляется школа, как пролетают мимо пятиэтажки, проступающие сквозь осеннюю листву. Дома он попросит мультики. Папа включал ему иногда «Чёрного плаща» и «Мишек Гамми», потому что считал современные мультики барахлом. «Они ничему не учат, ужимки да возгласы, а тут настоящие герои, характеры» — говорил он. Миша любил «Бубу», но ему не давали его смотреть. «Чёрный плащ» тоже хороший, вот только Буба гораздо смешнее.
— А где мама?
— В городе, — сказал папа. Он был какой-то необычный. Холодный и собранный.
Машина выкатилась на трассу, понеслась мимо частного сектора. Их дом находился в двух деревнях от школы. Пятнадцать минут езды. Чаще всего Мишу забирала мама, но иногда у неё не получалось и тогда приезжал папа. Как сегодня. А значит за мороженным они не поедут. Папа не любил магазины.
Но несмотря на это в душу возвращался покой. О неприятности с Гаврилой напоминал только заплывший глаз. Школа гадкое место. Хорошо, что занятия идут только четыре часа, их можно перетерпеть.
— Папа, мы проехали наш поворот! — сказал он, когда автомобиль двинулся дальше по трассе.
— Знаю.
— Почему?
— Надо поговорить с папой твоего Соколова.
— Не надо!
Страшно представить, что будет потом в школе. Гаврила от него совсем никогда не отстанет.
— Пожалуйста, папа, не надо.
— Я должен показать тебе, как должен вести себя мужчина. Если в школе сделать ничего не могут — это сделаю я. Давно пора было. Нельзя терпеть такое.
— Папа!
— Тихо! — повысил голос он. Миша притих испуганно. Посмотрел на скрепышей, украдкой бросил взгляд на папу, потому что хотелось достать зажигалку. Тот держался за руль двумя руками и пальцы его почему-то были белыми. Но взор почувствовал, глянул в зеркало заднего вида.
— Всё будет хорошо.
Соколов жил с отцом на отшибе Серебрянки. К его дому вела через поле дорожка и заканчивалась во дворе. Забора у них не было. Зато были две собаки. Об этом рассказывали ребята из школы. Они же говорили, что мама Соколова умерла год назад.
Миша жалел Гаврилу. Он не мог себе представить, что такое, когда мама умирает. Он боялся смерти и не мог сдержать слёз при мысли, что родителей когда-нибудь не станет. Папа всегда на это говорил, что не стоит переживать. Что когда придёт время уходить — жизнь уже настолько будет не в радость, что смерть встретишь с облегчением. Миша делал вид что понимает.
Рядом с тёмным домом был пристроен сарай. «Приора» Соколовых стояла чуть в стороне, на брошенных на землю досках.
Машина остановилась между нею и сараем. Папа отстегнул ремень безопасности, повернулся к Мише.
— Сиди тут. Не выходи. Я быстро.
— Па-а-ап...
Отец наклонился к нему, взъерошил волосы с улыбкой.
— Всё будет отлично.
И вышел.
Из двух будок, разматывая цепи, выбрались псы. Забрехали хрипло. Папа только глянул на них, и собаки притихли, как по мановению палочки. Самая здоровая изумлённо наклонила голову набок, а та, что поменьше — юркнула обратно в будку и обстреляла незнакомца настороженным лаем.
Дверь отворилась, на улицу вышел Соколов старший. Очень худой, такой же лупоглазый, как и Гаврила. Почти лысый. Миша знал, что у него чёрные зубы. Видел в школе, когда за Соколовым приезжала ржавая приора.
Папа что-то сказал ему. Указал на машину пальцем.
Выпученный взгляд уткнулся в Мишу. Рот раскрылся в кривой ухмылке. По спине пробежались мурашки, и Миша отвернулся. Дотронулся до зажигалки. Красный Уткоробот выдержал бы этот взгляд! Встретил бы его смело!
Миша зажмурился, сжал кулачки, а затем резко поднял голову и повернулся к взрослым. И как раз в этот момент папа ударил отца Гаврилы в лицо. Тот упал на землю, злобно ощерился и ловко вскочил на ноги. Папа был больше, тяжелее. Как медведь. Он что-то проорал неразборчивое, указал на машину опять, затем на дом. Из будки выскочила собака, осмелев, но с визгом остановилась, когда закончилась цепь. Её старший товарищ был осторожнее, но и он не смог дотянуться до людей.
— Сожгу... — послышалось Мише сквозь лай. Голос папы так изменился...
Соколов старший улыбался гнилыми зубами, щерясь. Что-то плюнул в лицо папе. Скрепыши в потных ладонях Миши слиплись в один неразъемный комок. Кожу головы закололо сразу во многих местах. То, что происходило на улице было неправильно.
Ещё один удар, но Соколов увернулся и врезал папе ногой между ног, от чего несокрушимый великан согнулся пополам, и в следующий миг в руке гнилозубого откуда-то появился молоток. Голова папы мотнулась в сторону, и он грохнулся на землю без движения.
Соколов старший молча обрушил ещё один удар.
Миша онемел от ужаса. Всё показалось ему ненастоящим. Абсолютно всё. И утренние хлопья за столом, с мамой и папой. И «Чёрный плащ», которого так хотелось посмотреть. И
