Тёмные истории Северо-Запада - Юрий Александрович Погуляй
— Это плохо! — сказал Миша. Недавно он спросил у родителей что значит средний палец и слово «факт», и пока папа странно улыбался, поглощая суп, мама напряжённо объясняла, что так делают только плохо воспитанные мальчики. Что это неприлично.
— Мишенька-писенька, — продолжил Гаврила.
— Перестань! — возмутился Миша. — Это некрасиво!
Одноклассники зашумели, переключившись на новое развлечение. Карандаши легли на столы. Кто-то засмеялся противно, издевательски. Миша угрюмо прикрыл лицо руками, чтобы не видеть смеющихся над ним лиц. Только Глеб смотрел понимающе, но не вмешивался.
Папа говорил, что, если задирают — нужно не реагировать. Если же ударили — то бить. Бить, и не бояться, что ударят сильнее.
Миша же всё равно боялся.
Он посмотрел на свой рисунок. Красный Уткоробот стоял напротив Злобной Свиньи и не ведал страха. Из рук героя бил огонь.
Зажигалка в кармане словно нагрелась. Хотелось взять её, щёлкнуть кнопкой и увидеть, как гудит острое пламя, которое даже на ветру не гасло. Его талисман, тайно взятый из ящичка на кухне. Вот бы сжечь Гаврилу как Злобную Свинью в третьем эпизоде второго сезона его любимого комикса Красный Уткоробот.
Который Миша придумал сам!
В спину опять ткнули. От обиды захотелось плакать. Но снова вспомнился голос папы:
«Мужики не плачут»
Что он понимает. Он большой, сильный... а Миша маленький.
Опять тычок, уже болезненный.
— Отстань от меня! — крикнул он, обернувшись. Гаврила выставил перед собой два кулака с выставленными средними пальцами и водил их перед лицом Миши, одновременно показывая язык. Глаза его были как у жабы. Выпученные и глупые.
— А то что? Расплачешься, Мишенька-писенька? — проквакал Гаврила.
Миша схватил со стола учебник и бросил обидчику в лицо.
В ответ тот нелепо взмахнул руками, защищаясь, класс взвыл от веселья, но шум-гам прервал властный голос Марии Петровны.
— Это что за бардак?! — рявкнула она с порога.
— Мария Петровна, Погостин кидается! Он в меня книгу кинул! — запричитал Гаврила.
— Погостин, это правда?
Учительница прошла к ним, забрала «Азбуку» со стола Гаврилы и нависла над Мишей. Книжка хлопнула о стол.
— Он первый начал! — попытался защититься Миша, но взгляд Марии Петровны не сулил ничего хорошего.
— Ещё одно замечание, Погостин! — отрезала та. Вернулась к себе, села на стул и взяла в руки телефон. Глянула на класс поверх очков и сказала:
— Рисуйте.
А затем погрузилась в экран. Нечестно. У детей на время занятий телефоны и умные часы забирали, а она половину урока проводила за смартфоном. Миша посмотрел исподлобья на коробку, куда складывали все «гаджеты», как говорил папа. Сундук с сокровищами, отобранными перед уроком у всех ребят.
У всех, кроме Миши. Потому что мама и папа сказали, что ему рано. Что они хотят, чтобы у него было детство. Чтобы он бегал и играл.
Как может телефон с играми помешать детству — Миша не понимал. И это тоже обижало. Даже часы, которые подарила тётя Мила — лежали у отца в кабинете, потому что «Зачем они тебе, ты всегда с нами, а в школе они тебя только отвлекать будут»
Жизнь несправедлива!
Миша взял карандаш, но рисовать уже не хотелось. Особенно скучное задание, которое выдала Мария Петровна. Нарисуйте домик и дерево. Зачем ему рисовать домик и дерево? У него есть домик, и есть два сосны рядом. А Красного Уткоробота нет ни у кого!
— Тебе пиздец, — прошептал позади Гаврила.
— Мария Петровна, Соколов говорит плохие слова! — пожаловался Миша, но учительница лишь шикнула на него, только на миг оторвавшись от телефона. Прервала властным жестом детский гомон.
Миша уткнулся в рисунок. Отложил карандаш в сторону и посмотрел на Глеба. Его лучший друг, высунув язык от усердия, рисовал домик с печной трубой. Словно почуяв взгляд, мальчик поднял голову и широко улыбнулся. Украдкой показал большой палец, мол, всё отлично.
От этого на душе стало полегче.
На динамической паузе Гаврила нашёл Мишу в коридоре. Сбил с ног, будто играя. Ударил ботинком по коленке.
— Придурочная ябеда, — сказал обидчик. Миша поднялся, отряхнулся. Скрепыши, которых он показывал Глебу, рассыпались по полу. И тот, что был в виде осьминога, оказался под кедами Гаврилы.
— Я не ябеда! — крикнул Миша. — Не ябеда. Отдай, это моё!
Жабоглазый издевательски передразнил его, и толкнул в плечо.
— Ябеда!
«Надо уметь постоять за себя. Даже если тебе страшно — надо. Лучше пасть в бою, чем прослыть трусом» — зазвучал в голове голос папы. Но что если Гаврила разозлится ещё больше?
— Что молчишь, ябеда? — Гаврила ударил его в плечо. — Что молчишь, придурочный?
Товарищи Гаврилы стояли за его спиной и смеялись.
И тогда Миша ударил, как мог. Но не попал. Одноклассник увернулся от нелепого и слабого тычка и в ответ врезал в глаз. От боли вся смелость исчезла в один миг. Миша схватился за лицо и громко заплакал.
— Что это такое? — послышался голос Елены Павловны, учительницы математики. — Что такое? Соколов?! Опять ты?!
— Он первый меня ударил! — завопил тот.
Миша плакал, растирая слёзы по лицу. Он ненавидел школу. Здесь его постоянно обижали. А когда приходила мама разговаривать с учительницей — та рассказывала, что всё в порядке. Что это дети. Что это солицизация. Или как-то по-другому.
— Погостин? Покажи, что у тебя, — тёплые руки Елены Павловны отняли ладони Миши от лица. — Ох-ох. Пойдём, пойдём со мною. Холод приложим.
Глеб украдкой собрал скрепышей и протянул другу. Зажав в кулаке резиновые фигурки, Миша потопал с математичкой в кабинет к медсестре. Глаз болел и опух. Слёзы текли не останавливаясь. Миша всхлипывал, шмыгал носом. Но когда к лицу приложили что-то холодное — стало чуточку полегче.
— Это Соколов тебя ударил? — спросила Елена Павловна.
— Да. Он меня всё время обзывает и обижает.
— Драться нехорошо. Если бы ты его не ударил, он бы тебя не обидел.
— Обидел бы! — вспыхнул Миша. Посмотрел на учительницу здоровым глазом. Какие же взрослые ку-ку, всё время говорят разное. То драться нехорошо, то драться надо.
Миша хотел, чтобы его просто никто не трогал. Чтобы можно было целыми днями смотреть мультики, рисовать, играть в лего майнкрафт и, может быть, когда он станет взрослым, купить себе игровую приставку и играть в настоящий майнкрафт!
Чтобы не было школы, не было Гаврилы Соколова. Была только мама, папа и Глеб.
Он снова всхлипнул.
— Позвоню твоему папе, — сказала Елена Павловна. — Подержи пока.
Миша послушно прижал к лицу что-то холодное и твёрдое. Папа будет ругаться. Какой плохой день. Папа, услышав имя, Гаврилы вечно стискивал зубы и цедил неразборчиво. Взгляд его сразу менялся, в нём появлялось нехорошее. Но
