Детство Регины - Влад Снегирёв
Регина повернулась к бабушке, в ее взгляде смешались грусть и решимость.
— Да, я готова.
У опушки леса, — там, где утренние тени сменялись яркими бликами солнца, стоял Маркус. Его фигура, одетая в простой темный плащ, казалась частью природы — настолько гармонично он вписывался в окружающий пейзаж. Он встретил ее легкой улыбкой, в которой не было ни тени сожаления.
— Регина, — начал он, его голос звучал как шелест листвы, — наш путь завершается, но твой — только начинается.
Она кивнула, опуская глаза. Вопросы рождались в ее голове, но ни один не находил нужных слов, чтобы прозвучать.
— Знаешь, чему я научил тебя больше всего? — продолжил Маркус, слегка склонив голову. — Искусству видеть. Видеть не глазами, а сердцем, разумом и тем, что не поддается объяснению. Восточная мудрость гласит: "Перед тем, как стать океаном, вода должна быть ручьем". Ты была ручьем, Регина. Теперь пришла очередь становиться океаном.
Из складок своего старинного плаща — цвета полуночного неба с еле заметной вышивкой серебряными нитями — он достал небольшой амулет. Нефритовый, с еле видимыми резными линиями, что складывались в древние символы.
— Возьми. Это не магический артефакт, как ты, возможно, подумала, — сказал он с легкой усмешкой. — Это напоминание. Напоминание того, что сила всегда будет внутри тебя.
Амулет легко скользнул Регине в ладонь. Холодный вначале, он быстро становился теплым — словно впитывал ее энергию, ее память, ее силу.
— Магия — это не только знание заклинаний, — продолжил Маркус. — Это умение слышать тишину между словами. Видеть свет в тени. Чувствовать поток энергии там, где другие видят только пустоту.
Он улыбнулся — редкая, почти неуловимая улыбка, которая меняла все его лицо. В этой улыбке было больше мудрости, чем в десятках ученых трактатов.
— "Истинный воин не тот, кто победил врага, — процитировал он древний восточный афоризм, — а тот, кто победил самого себя".
Регина чувствовала: это не просто урок. Это посвящение. Передача знания, которому невозможно научить словами — только прикосновением, взглядом, тишиной между фразами.
— Твой путь только начинается, — негромко сказал Маркус. — И помни: каждый шаг — это урок. Каждая ошибка — это возможность. Каждое препятствие — это учитель.
Нефритовый амулет, казалось, начинал светиться изнутри — слабым, едва уловимым светом, который был виден только тем, кто умеет по-настоящему смотреть.
Ее детство заканчивалось, но ее магическое путешествие — только начиналось.
— Как мне знать, что я иду по верному пути? — наконец спросила она, ее голос был тих и бесстрастен.
Маркус слегка прищурился, глядя на нее.
— Важно не то, куда тебя ведет дорога, а то, кем ты становишься на ней.
Молчание повисло между ними, но оно было мягким, как первая снежинка на ладони.
Маркус отступил на шаг, и туман, клубящийся вокруг его фигуры, стал густеть. Он смотрел на Регину, словно запоминая каждую черту ее лица.
— Мы еще встретимся, — сказал он, прежде чем раствориться в мерцающей дымке, оставив за собой лишь слабый запах лесных трав и кедровой смолы.
В доме царил уютный полумрак. Старая печь гудела тихонько, словно напевая колыбельную, а медный чайник позванивал, подтверждая ритуал чаепития, который был важнее любых парадных трапез. На столе, накрытом вышитой скатертью, теплился мягкий свет старинной керосиновой лампы. Домовой Жека, сидя на печке, задумчиво перебирал крошки от последнего пирога, словно угадывая в них тайные знаки грядущего. Волк, как всегда, устроился неподалеку, положив голову на лапы. Его глаза, блестящие, как янтарь, внимательно следили за каждой мелочью. Бабушка Марта разливала чай — движения ее рук были настолько отработаны, что казались магическим ритуалом.
— Ну что, внученька, — бабушка подмигнула, глаза ее блеснули озорством, — думаешь, я не знаю, куда ты собралась?
Регина улыбнулась. В этом доме ничего нельзя было утаить — казалось, сами стены впитывали каждый шепот, каждую тень прошлого.
— Ты уже всех своих учителей повидала, — продолжила Марта, отхлебывая душистый чай. — И Маркуса знаешь, и Волка старого, и домового нашего. Да и мне пора немного отдохнуть.
Волк хмыкнул — то ли в шутку, то ли соглашаясь.
— В жизни всегда наступает момент, — бабушка положила руку Регине на запястье, — когда нужно оставить дом и отправиться в мир. А ты, моя дорогая, готова. Слишком много в тебе силы для одной деревни, слишком много дорог для одной судьбы.
В ее голосе не звучало ни тени сомнения — это было утверждение, произнесенное с той непоколебимой уверенностью, которую дает лишь жизненный опыт.
— Готова ли я? — Регина посмотрела на Волка.
Тот качнул головой:
— Готовность — не в уверенности. Готовность — в принятии неизбежного.
Жека фыркнул с печи:
— И мне на тебя нечем больше жаловаться. Научила тебя все-таки бабка мудрости да порядку. Ну, если что — я печку сам поправлю. Не переживай.
Бабушка рассмеялась — низко, каким-то древним смехом, что эхом отдавался в стенах дома.
— Наш род никогда не боялся перемен, — она достала из буфета старую фотографию. На ней были женщины разных поколений, все с одинаковым прищуром и озорством в глазах. — Мы всегда были путешественницами. И знахарками. И хранительницами.
Регина чувствовала: этот вечер — не просто прощание. Это передача эстафеты.
— Когда вернешься, — бабушка снова подмигнула, — привезешь нам не только городские истории, но и свою новую магию.
За окном медленно опускалась ночь. Дом вздыхал, скрипели половицы, мерцал огонь в печи. И в этой тишине было больше слов, чем мог выразить человеческий язык.
Ночь опустилась на дом мягким бархатным покровом. В тишине, прерываемой скрипом половиц и тиканьем старинных часов, Марта подозвала Регину к старому резному комоду — реликвии, что хранила семейные тайны много десятилетий.
— Иди сюда, внученька, — голос бабушки был тих, но в нем звенела та особая интонация, которая всегда означала что-то важное.
Верхний ящик открылся с легким скрипом — словно сам комод не хотел расставаться со своими сокровищами. Внутри, среди старых писем, сушеных трав и выцветших фотографий, лежала старинная шкатулка из красного дерева.
— Это тебе, — Марта протянула шкатулку. — Семейная реликвия, что передается от матери к дочери уже четыре поколения.
Регина открыла — внутри серебряное колье. Не просто украшение, а настоящий артефакт: тонкая цепочка, на которой висел кулон из горного
