Брат, мой брат - Вера Вкуфь
Меня как прошивает иголкой. Острое распирание, тяжёлые удары собственного тела внутри. И мечущееся непонятное томление. Которое, не проходит и минуты, разрывается на части, прогоняя по телу сладчайшую волну, отдающую блаженным расслаблением.
Витька снова начинает двигаться, очень быстро, подстёгивая потряхивающий меня оргазм. И, будто окончательно выдохнувшись, замирает. Наполняя меня горячими толчками.
Жар постепенно прореживается ознобом — выступивший на наших телах пот начинает испаряться. И ощущение беспросветной пустоты начинает вырисовываться в совершенно тёмной комнате.
***
На кухне я сижу на краю табурета и стараюсь не касаться локтями столешницы. Не из соображений этикета — просто боюсь всё запачкать. И свет утреннего солнца в окно совершенно не радует и кажется противоестественным. Гораздо более подходящим сопровождением была бы гроза. Или потоп. Или чего там надо…
Витька показался в кухонном проёме. Сонный и взъерошенный. И, кажется, не заметил, как при его появлении моя спина палкой распрямилась.
— У нас сегодня голодный паёк? — кивнул он на пустой стол передом мной, украшенный только чашкой чая.
— А тебе всё бы есть… — недобро парировала я, хватаясь за чашку, как за соломинку. И будто в опасении, как бы Витька её не забрал.
На Витькином лице мелькнуло смятение, но он спокойно нагнулся к холодильнику. А я нарочно отвернулась в другую сторону. Витька присел на край стола, и чтобы разминуться с ним взглядами, пришлось сильно заинтересоваться строением кухонного плинтуса.
— Ты теперь игнорить меня будешь? — в Витькином голосе, наконец, скользнул холодок.
Я нахмурилась и начала ещё внимательнее рассматривать дурацкий плиточный пол. А потом, сама не ожидая того, обидно выпалила:
— Бабу бы себе нашёл уже!
Кажется, в кухонном пространстве, совершенно не обращая внимания на солнечную погоду, прокатился раскат грома. Без звукового сопровождения, но очень явственно ощутимый кожей и сердцем, подпрыгнувшим в моей груди.
— Ладно, не вопрос! — Витька вдруг хлопнул ладонями по своим коленкам. И со злобным весельем продолжил: — А ты расскажи теперь всем, как я тебя изнасиловал — а ты, овечка бедная, страдаешь неимоверно!
— Ты дурак, что ли? — я упёрлась в брата глазами, и между нами разве что не залетали искры. Витька злился. Как и я.
— Дурак, — бездушно выплюнул он и встал со стола. Потом тяжёлой поступью вышел из кухни.
Я снова осталась одна. И на душе у меня стало в сто раз хуже, чем было.
***
Сегодня Витька искать меня явно не пойдёт. Я бы на его месте не пошла. Да и возвращаться мне совершенно не хочется. Может, психануть и уехать? Забить на все эти сделки, сменить номер телефона и скрыться и от Витьки, и от родителей, и ото всех родственников? Раствориться в пустоте, затеряться.
Этот вариант импонировал мне больше всех. Сразу в душе рождалось ощущение свободного полёта.
Потому что я не знаю, как дальше. Разум мой разъедает яд и ощущение собственной порочности. Тайна, которая жжёт и которую никому нельзя доверить. И если никто не будет о ней знать, то можно будет делать вид, что ничего не было. И я смогу обо всём забыть.
На остановку я так и не пошла. Да и в подъезде не сильно оробела, поднимаясь на последний этаж. Наверное, у меня такая природа — что-то решить и успокоиться. Претворять своё решение в жизнь не обязательно.
С другой стороны — ничего ведь прямо страшного не произошло. По крайней мере, уголовной ответственности за такое не предусмотрено. Разве что нормы морали… Но, эти нормы, кажется постоянно противоречат сами себе. Ну, сами посудите: нет детей — плохо, есть много детей — тоже плохо. Нет мужика — плохо, есть мужик — тоже плохо.
Я отперла дверь и сразу поняла, что с электричеством у нас всё в порядке — на полу с кухни лежал широкий косой прямоугольник. В котором очень хорошо были видны стоящие у порога туфельки молочного цвета на тонких каблучках. Прямо как с витрины магазина.
Не знаю, с чего, но меня захватила волна злости. Сразу захотелось запустить их с размаха в окно.
Я подошла к кухонному проёму и, конечно же, увидела её — милую до мозга костей Ленку, перекрестившую за столом лодыжки в Витькину сторону. Сидела она у окна, так что свет буквально подсвечивал её фигуру. Не сказать, чтобы она была такая уж сногсшибательная — обычная, по большому счёту, девушка. Просто в такой обычности зачастую прячется то, сначала кажется заурядным, а потом начинает притягивать. Как какой-то рано усвоенный образец.
Ленка заметила меня первой и приветливо улыбнулась. Правда, чем дольше она на меня смотрела, тем больше терялись её круглые, как у лани, глаза. Витька тоже обернулся, и я поспешила натянуть на лицо улыбку. Возможно, со стороны стала выглядеть как клоун из фильма ужасов.
— Помешала? — от приторности собственного голоса меня едва не затошнило. — Я ненадолго…
Видимо, у Ленки хватало чувства такта, потому что она спешно поднялась:
— Да нет, это мне уже пора…
Возможно, она ожидала, что её будут останавливать. Но ни я, ни Витька не сказали ни слова, и Ленка пошла залезать в свои кукольные туфельки. На пороге она снова поймала мой взгляд и залилась красным.
Извини, Лен. Честно, против тебя я совершенно ничего не имею. И, тем не менее, моей самой большой мечтой в данный момент было прибить тебя. Потому что ты только что сидела и мило ворковала с Витькой. С моим Витькой.
— Она к тебе, кажется, приходила… — мирно протянул из-за моей спины Витька, когда за Ленкой закрылась дверь.
Ну, конечно. Ко мне. После того, как я велела Витьке искать себе бабу…
— Да пусть бы оставалась — я не против, — так же, не оборачиваясь, ответила я.
И тут чужая рука схватила меня за плечо и крутанула. На лице у Витьки сошлись брови, но через секунду оно будто всё оползло вниз — как бывает при человеческой досаде. А у меня глазам стало жарко. И Витька стал очень и очень чётким. Преувеличенно. Как бывает, когда зрачок застилает влага. Вот чёрт…
— Прости меня, — совершенно неожиданно пробормотал Витька, глядя мне в глаза.
Я рефлекторно отшатнулась. Он прощение просит? За что? А Витька продолжил:
— Ты просто… Не знаю… Классная такая всегда была. Я всегда девушек с тобой сравнивал. Что в детстве…что сейчас. А теперь прям мечта стала… А тут…
Сердце у меня зашлось, и я не верила собственным ушам. Оказывается, это не я соблазнила бедного младшего брата. Ну, или не
