Брат, мой брат - Вера Вкуфь
— Ты тоже классный, — на выдохе получилось у меня. Крайне обрадованно. И быстро. И почти счастливо.
Витька по-зверьковски глянул на меня. Испуганно и с надеждой одновременно. Потом шагнул ближе, продолжая вглядываться в моё лицо. Когда между нами почти не осталось больше сантиметров, я сама обняла его.
***
Мне сбило дыхание, когда Витька обхватил меня поперёк живота и прижал к себе. Его подбородок лёг мне на плечо, и Витька забавно засопел, когда мои волосы попали ему в нос.
— Так чего у нас со светом было? — запоздало поинтересовалась я, пытаясь перевернуться на другой бок и натыкаясь на Витькин локоть.
— А ничего не было, — ехидно отозвался он, чуть отодвигаясь на диване. — Я специально пробки выкрутил.
Если честно, я не слишком удивилась. Но Витьке состроила возмущённую рожу. От которой он расхохотался.
— Как думаешь, нам прям обязательно эту квартиру продавать? — спросил Витька, удобнее устраиваясь на подушке.
Я помотала головой.
Как будет дальше, ни я, ни Витька не знаем. Да и знает ли вообще хоть кто-нибудь? Но, в любому случае, Земля со своей орбиты не сойдёт. А значит можно пока прикрыть глаза и уткнуться Витьке носом в грудь. И пусть себе всё дальше само как-нибудь крутится.
Глава 3. Крыло родного дома
Ночь медленно и незаметно опустилась на белый подоконник. Когда только успела — только что за окном была голубая синева. Впрочем, темнеет сейчас раньше, чем в самом начале июня, и вечерняя спокойная прохлада спешит дарить лёгкий домашний уют.
Если приглядеться, то через противомоскитную сетку на окне виднеются только зажигающиеся в черноте звёзды. А если покачать головой, то эти звёзды начинают натурально танцевать.
В коридоре тоже темно — мне видно через открытую дверь. Только на повороте в зал мельтешит разноцветный свет — родители смотрят телевизор.
Я прислушиваюсь.
В квартире гулкая, ожидающая тишина. Я немного разбойничаю, мысленно считая до десяти. Загадываю, что, если ничего не случится, значит я никуда и не пойду и буду спокойно готовиться ко сну… Но на семёрке из ванной раздаётся громкое шипение воды. Значит, сон откладывается.
Приободрённая, встаю со стула. Оказывается, сидела я слишком долго, и теперь над коленками и выше елозят неприятные мурашки, норовящие то ли проткнуть кожу, то ли свести меня с ума. Неуклюже переваливаюсь с одной ноги на другую, но от задуманного и не думаю отступать. Морщась, выхожу в коридор и поворачиваю в его тёмную часть. Туда, где из освещения только выбивающаяся из-под двери полоса.
Я почти на цыпочках подбираюсь к ней. Шаг, другой, третий… Скрип половицы, который заставил меня замереть на месте. Потом тишина. Можно опять двигаться.
Я уже вплотную. Прислушиваюсь, что происходит за деревянной дверью. Там тихое скольжение по кафелю, периодические плески воды и, кажется, даже громкое дыхание. Или это моё? Пробую его задержать, но результат — только громкий стук сердца, через который ничего не услышишь. Выдыхаю — сердце ещё сильнее ускоряется.
Сначала я думала постучать, но не стала. Стук — это официальное и деловое. Поэтому просто берусь за металлическую ручку, но не спешу её наклонять.
Если заперто, то просто разворачиваюсь и, не привлекая в себе внимания, крадусь обратно в комнату. А вот если…
Медленно, чтобы не грохнуть замком, опускаю кисть. И… ручка подаётся. Дверь безо всякого сопротивления уползает на меня, увеличивая световой прогал. Тяну её, и меня обдаёт тёплым паром, скопившимся внутри помещения.
Щурясь от света — оказывается, уже привыкла к темноте — глубоко вдыхаю и пересекаю кафельный порог.
Всё. Теперь пути назад нет.
— Привет? — раздаётся со стороны ванной, как будто мы с утра не виделись или не торчали вместе целый день. И вчерашний тоже. И наверняка проторчим вместе и завтрашний.
Я медленно поворачиваюсь. Витька внутри ванной уже развернулся и тоже смотрит на меня. Сначала в его светлых глазах мелькает праздный вопрос вроде того, за каким кремом я сюда припёрлась. Но я молчу, сначала пялясь на него, а потом принимаюсь изучать зелёно-бурый цвет кафеля. И Витька, кажется, всё понимает. Мне мерещится его ухмылка.
— Не прикроешь дверь? — спрашивает он, обнажая в улыбке крупные, белые зубы и отводя мокрые волосы со лба. — Сквозит.
Решив не уточнять, с какой именно стороны дверь стоит прикрыть, я закрываю её изнутри. И, помедлив, двигаю хлипкую щеколду. Витька не возражает.
Он, расслабляясь, откидывается на спинку ванной и блаженно запрокидывает голову. Крупные капли стекают и капают с его локтя.
Не спрашивая разрешения, я перехожу ванный коврик и усаживаюсь на бортик ванной. Мои голые бёдра тут же норовят проскользить вниз, в сам наполненный водой резервуар. Но я удерживаюсь на краю, заодно закидывая ногу на ногу.
Витькин взгляд скользит по моему бедру вверх и останавливается как раз там, где складками собирается подол короткой туники. Кажется, его щёки от этого становятся краснее. Хорошо.
Не припомню за Витькой особенной любви к водным процедурам — поэтому и удивилась, что в ванне он зависает так долго. Поэтому и пошла «проверять». Ну, и не только поэтому…
Он, сидит, раскинув руки по бортикам и демонстрируя мне раскрытую, подкаченную грудь. Не как у качка, конечно, но вполне себе мужественно. Ниже, туда, где шевелится линия воды, я стараюсь не смотреть. Никто ведь не принимает ванну в трусах, правильно?
Хоть Витька уже и взрослый, но всё так же принимает ванну с резиновой уточкой. Жёлтой. И она как раз, потревоженная волнами Витькиного шевеления, выплывает из-за моей попы. Это Витьку почему-то смешит. И он заливается, во всю показывая мне красивые, крупные зубы. И я тоже смеюсь. Над тем, что взрослый парень купается вместе с резиновой уточкой. И над самим Витькой — у него такой заразительный смех, что мне совсем не устоять. А ещё я радуюсь, что хорошо спрятала свой голубой кораблик со смешными мачтами — за рядами с «Доместосом», между «Пемолюксом» и «Мистером Проппером» — и Витька его не нашёл. А то бы и его запустил в воду.
Уточка, трясясь во все стороны от зарябивших по воде волн, всё ближе подплывает к его груди. Уже минуя ту область, на которую я стараюсь не смотреть. Поэтому я безбоязненно брызгаюсь на неё, надеясь потопить. Но водоплавающей птице явно не страшны мои потуги — только Витька морщит свой нос от попавших на него капель. Поэтому я протягиваю руку и, хватая утку за спину, нагло топлю. Не рассчитав силы, почти теряю равновесие и едва-едва