Дмитрий Емец - Ошибка грифона

Ирка ощутила укол ревности:

– С телефоном, что ли?

– Да нет. С телефоном – это так: метод для бедных. Есть способ получше! Надо подойти на улице к незнакомой девушке, шепнуть ей на ухо «Не ходи за мной!», после чего быстро улепетывать дворами, временами таинственно оглядываясь и поднося палец к губам.

– Ну да, – рассеянно согласилась Ирка. – Может сработать! Если хочешь, чтобы женщина что-то сделала, запрети ей делать именно это.

Представляя себе девушку, выслеживающую дворами некромага, она случайно нашарила в памяти еще одно дело, которое давно откладывала, как откладывают все действительно важные дела, требующие большого выплеска души.

– Матвей, бросай здесь машину! И ящик тоже бросай. Пока новых вызовов нет, давай быстренько телепортируем в центр! – велела она.

– На «Арбатскую» в переход, что ли? – сразу угадал Багров.

Глава третья

Новый друг Корнелия

Революцию подготавливают гении, осуществляют фанатики, а плодами ее пользуются проходимцы.

Ирка и Багров долго барабанили в железную дверь, подписанную «Ответственный: Гормост», пока им наконец не открыли. Корнелий был в шарфике, в свитере и в тапках, надетых на толстые шерстяные носки. Видимо, элементарно мерз. Рядом с ним сидел и печальными глазами смотрел на Ирку Добряк.

– Привет! Кто тут ответственный гормост? – весело спросил Багров.

Ирка незаметно толкнула его ногой. Шутка была на грани фола, поскольку напоминала о Варваре. Однако Корнелий шутке не вздрогнул и улыбнулся Ирке вполне доброжелательно. Заметно было, что гостям он не особенно рад, но, с другой стороны, не то чтобы и не рад. Смешанные ощущения.

– Проходите! – пригласил он.

Ирка и Багров прошли. В комнате, за которую отвечала гражданка Гормост, ныне переселившаяся эйдосом в свет, мало что изменилось. Казалось, если бы сюда сейчас вошла Варвара, то и не заметила бы никаких перемен. Даже ее серая пайта висела на прежнем месте, на спинке стула, рукавом касаясь пола.

Единственное, что добавилось – растрепанная стопка нотных листов, исписанных небрежно и торопливо. Тут же, рядом с флейтой, помещался и саксофон, но лежал он несколько в стороне от флейты, смущенно и виновато, как большой пес, контрабандой проникший в дом со двора, приткнулся бы рядом с маленьким пуделем.

Ирка и Багров зависли посреди комнаты, не решаясь ни сесть, ни к чему-либо прикоснуться. Темы для разговора как-то не нашаривалось. Про свет и валькирий говорить не хотелось. Все это могло задеть Корнелия, всколыхнув в нем былое. Про мрак упоминать тем более не имело смысла, и Ирка, пролистав память, сообщила, что только что они с Матвеем видели в городе уникальный самокат.

Корнелий спросил, что же в нем уникального. Ирка, развивая тему, поведала, что обычно в Москве все катаются на легких, с аккумуляторами, вошедших теперь в моду, даже и зимой некоторые ухитряются. Единственное, чего страшатся их хрупкие колесики, это дурного асфальта и выбоин. Этот же самокат был единственный в мире! Дорожный рабочий сварил его из колес для садовой тележки и случайных труб, которые покрасил в желтый цвет. Руль же взял от детского велосипеда. Получившийся самокат лавировал в пробке не хуже мотоцикла и не боялся ни выбоин, ни открытых люков, ни иных препятствий.

Корнелий про самокат выслушал вяло, хотя прежде бы непременно заинтересовался. Даже кинулся бы спешно отыскивать неудачливую садовую тележку для эксперимента.

Теперешний же Корнелий только спросил:

– Дутые хоть колеса?

– То есть? – не поняла Ирка.

– Садовые тележки бывают с дутыми колесами, а бывают с шинами из сплошной резины. Вторые катить труднее, но они не протыкаются. Какие там были колеса?

– Сплошные, – вспомнила Ирка.

– Плохо. Я бы сделал дутые, – заметил Корнелий, и на этом на теме идеального самоката был поставлен крест. Однако Ирка еще некоторое время хваталась за самокат, как за соломинку, чтобы не увязнуть в болоте молчания.

– А колеса-то… колеса… – говорила она по инерции, и Корнелий с Матвеем терпеливо кивали, пока и Добряк не задергал мордой, поддавшись настроению всеобщего соглашательства.

– Навестить решили? – вдруг спросил Корнелий, решительно прощаясь с самокатом.

– Да, – сказала Ирка.

– Да, – сказал Багров.

– Это хорошо, – одобрил Корнелий.

– Как твои дела? – спросила Ирка.

Дела у Корнелия, как оказалось, относились к разряду «хорошо». Багров отозвался, что это здорово, когда дела хорошо. Хуже, когда они плохо. Ирка опять толкнула его ногой.

– Музыкой балуешься? – спросил Матвей, которого, видно, надо было бить не ногой, а ломом.

Корнелий вздрогнул.

– Музыкой, – согласился он и добавил через укоризненную паузу: – Балуюсь.

– А почему саксофон? Ноты для него разве такие же, как для флейты? – задала вопрос Ирка.

– Что ноты? Ерунда ноты! Музыка у меня давно здесь, – Корнелий ногтем указательного пальца царапнул себе лоб.

Багров взял ноты в руки. Когда-то и его учили играть, только на клавесине. Смешной такой старинный клавесин. Маленький Матвей очень его любил, хотя и задумывался порой, что случится, если подложить под него бочонок с порохом и выпалить из пистолета.

Ноты были заложены метательным ножом. Но не метательный нож удивил Багрова – метательных ножей он видел немало, – а то, как тщательно нож был подлажен, правильно заточен и как долго его, должно быть, использовали. Это было заметно по множеству мелких ссадин на металле.

– Откуда? – спросил Матвей, зная, что Корнелий прежде не особенно дружил с метательными ножами.

– Отдай! – потребовал Корнелий.

Матвей послушно отдал. Корнелий подержал нож в руке и метнул его в стул. Нож отсек от спинки стула длинную щепку, после чего, тренькнув, отлетел в угол.

– Мимо! – сказал Багров. – Но ты его напугал! Больше стул не будет тебя обижать!

Корнелий грустно улыбнулся:

– Не умею я, да. Но я учусь… А нож – это подарок.

– Чей?

Корнелий задумался, взвешивая, говорить или нет, а потом сообщил, что недавно встретил в переходе человека на каталке. Ног у него не было по самые бедра, и перемещался он в тележке с колесами от роликов. Очень ловко перемещался. Руки у него были сильные и ловкие, как у… Тут Корнелий осекся, но потом все же договорил слово «обезьяна».

Ирка стала слушать совсем внимательно. К инвалидам у нее было особое отношение. Отношение изнутри. Она знала, чего им стоят самые неприметные вещи. Никто не поверит, как это трудно. А вот попробуйте-ка! Ложитесь на пол, представьте, что у вас парализованы ноги, и попытайтесь вскарабкаться на кровать, а с кровати пересесть на стул, который будет изображать кресло.

– В общем, все было так! – сказал Корнелий. – Я хотел поднять его по лестнице. Он усмехнулся, встал на руки и обогнал меня ступенек на десять, хотя я бежал изо всех сил.

– А тележка?

– Она закреплена. Там фартук такой кожаный. Мне кажется, из пушки надо попасть, чтобы тележка потерялась.

– И ты пошел с ним? – спросила Ирка.

– Да. Мне стало любопытно. У него бородка такая мушкетерская. И усики. И сам он такой весь вспыльчивый, резкий и галантный. Меня он заинтересовал… Мы шли и говорили – не помню уже о чем.

– Вы шли? – переспросил Багров.

Ирка опять его пнула.

– Я шел. А он катился, – укоризненно поправился Корнелий. – А где-то на середине Старого Арбата ко мне пристали два комиссионера и два суккуба. Они часто приставали ко мне и раньше, издевались, бросали грязью. Понимали, что я ничего не могу им сделать.

Корнелий вздрогнул. Видно, происходило это часто. Комиссионеры и суккубы обожают глумиться над бывшими стражами.

– И? – спросила Ирка.

– И мой спутник вдруг что-то сделал. Что-то очень быстрое – и их вдруг не стало. Только четыре кучки на асфальте. Две кучки как мокрая глина, а две – просто тряпки, пахнущие духами… А потом… потом я пригляделся к нему и понял, что он тоже страж света! и тоже бывший, как я!

Корнелий почти выкрикнул эти слова, такие они были важные.

– Его зовут Дион. У него нет ни флейты, ни крыльев, ни ног. Когда-то он сражался с Ареем. Вызвал его на поединок. Арей в бою разрубил его флейту, отсек ему ноги, сдернул с шеи крылья и ушел, отчего-то пожалев добивать. Дион выжил и остался на земле.

– А вернуться в Эдем? – спросила Ирка.

– Без крыльев и без флейты? Нереально. Да Дион и сам не захотел бы стать предметом всеобщей жалости. Все на тебя смотрят и притворяются, что с тобой все отлично, просто лучше не бывает, а сами-то глазками шмыг… шмыг. Нет, для Диона это невыносимо! Слиться же с абсолютным светом он сможет только в момент полной смерти.

– И он… – начал Багров.

– …остался на земле и продолжил борьбу с мраком! – сказал Корнелий. – Потом мы с ним разговорились. Судьбы-то схожи. Я спросил: «Что ты умеешь?» – «Я умею метать ножи». – «И это все?» – «Я умею метать ножи!» – повторил Дион.