Одноклассники - Виллем Иоханнович Гросс
До дома он добрался только после двенадцати.
Ирена сидела внизу и притворялась, будто правит корректуру. Она поднялась только тогда, когда муж вошел в комнату, не снимая пальто, и со стуком поставил бутылку на столик у дивана.
— Почему ты не снимаешь пальто?
Эйно хрипло вздохнул.
— Ирена!
— Да?
— Ты посидишь со мной?
— Посижу.
— Тогда я сниму пальто. Но ты действительно не отвернешься от такого, как я?
— И об этом ты спрашиваешь меня? Меня?
Эйно быстро отнес пальто в переднюю, вернулся оттуда растрепанный и сел на диван. Ирена тихонько устроилась рядом и положила свою дрожащую холодную руку на вялую руку мужа. Эйно выдернул руку и посмотрел красными от бессонницы глазами поверх волос жены, которые в свете настольной лампы отливали рыжеватым блеском.
— Ты знаешь, куда я ходил? Я сейчас от Аугуста Лээса.
— Он тебя терпеть не может.
— Откуда ты знаешь?
— Я видела. Тогда у Теа он смотрел на тебя очень злыми глазами, хотя в словах его яда не чувствовалось.
Как давно это все было! Тогда Эйно Урмет был авторитетным, преуспевающим и достойным доверия работником.
— Моя судьба, видимо, складывается хуже, чем я предполагал вначале. И все-таки мне сегодня гораздо легче. Вяйно не предал намеренно. Понимаешь? Кто-то сумел его использовать, и органам надо найти этого человека. Ради Валли он разыграл несчастный случай. Очевидно, он совсем не подумал о тех, с кем дружил. Ты можешь теперь представить себе, что с нами будет дальше?
— Я все понимаю, — сказала Ирена с поразительной твердостью.
Эйно долго смотрел на нее, потом опустил взгляд.
— Что будет с тобой? Хотя бы вот эта квартира. Такие мелочи тоже... Едва ли тебя оставят здесь в покое, да ты и не справишься одна с такой большой площадью.
— Давай договоримся, что ты не будешь обо мне беспокоиться, хорошо? Я живуча.
— Роды у тебя в начале сентября?
— Я справлюсь. Может быть, поеду на это время в Вана-Сиркла.
Эйно сжал ладонями виски.
— Отец и мама! Их следовало бы как-то подготовить. Но как?
— Я смогу. Я скажу, когда будет подходящий момент.
— И все-таки немного легче от сознания, что Вяйно сделал это не преднамеренно.
— Я тебя понимаю. Лээс отказал тебе?
— Нет, обещал поддержать. Но никаких особых надежд на него возлагать не следует. Надо быть готовым ко всему.
— Мы и готовы.
Тихий ответ жены вдруг отдался в ушах Эйно многоголосым гулом.
...Пионеры в белых блузах, с красными галстуками, стоят весенним вечером в зале вана-сирклаской школы перед сценой. Майе открывает торжественный сбор. Ирена и Айта стоят рядом в первой шеренге. Почему он принимал участие в этом сборе? Что там происходило? В памяти остался только звонкий хор голосов: «Всегда готовы!» — и весеннее солнце на стенах зала, на блестящем паркете. Двенадцать лет назад...
— Ты будешь пить водку? Я принесу рюмку, — спросила Ирена после долгой паузы.
— Что? А, это? Нет. Это не поможет. Так что... Ирена, нас постигло испытание. Ты знаешь, как безумно тяжело находиться под подозрением? Неужели действительно мне нельзя доверять? Я никогда в жизни не лгал, не искал кривых дорог. Скажи мне, Ирис, почему ты мне не доверилась?
— Эйно, клянусь, я никогда больше не сделаю ничего без твоего ведома. Никогда.
Муж спрятал лицо в ладонях и, упершись локтями в колени, долго сидел неподвижно.
— Не доверять человеку — значит покинуть его. Я не боюсь никакого наказания. Ты понимаешь, как легко может переносить наказание невиновный. Ему достаточно сознания невиновности. Я не боюсь никакой работы, никаких условий жизни. Чистая совесть позволяет высоко держать голову. Но покинутый всеми человек не выживет, понимаешь? Не выживет. Одно у него должно быть. Одна любовь, одно великое доверие — тогда будь что будет.
Ирена взяла руки Эйно в свои и посмотрела на него в упор. Боже мой, каким мужественным было это истомленное лицо!
— Что бы ни случилось, мы всегда останемся вместе, Эйно, всегда!
Эйно ласкал Ирену долго и судорожно. Позже, когда он встал и медленными шагами подошел к книжной полке, казалось, он превозмог все, казалось, это прежний мужественный Эйно, и в то же время изменившийся, какой-то новый.
— От экономики явно придется отказаться, — сказал он вдруг с мягкой грустью. — Может, взяться за языки? Словари весят немного, их всегда можно взять с собой в дальнюю дорогу.
Ирена следила за погруженным в раздумье мужем. Она хотела теплыми словами поддержать его намерение, но вместо этого еле справилась с первым приступом давно сдерживаемых рыданий.
Лээс оказался прав. В то время Москва переживала тревожные дни. Но Урметы еще не знали этого. Слишком подавленный своей личной катастрофой, Эйно не обратил внимания на слова Лээса: «В Москве очень тревожные дни» — и не смог понять их значения.
Таллинцы и приезжие, которые в этот погожий летний вечер находились в зале ожидания аэропорта, могли наблюдать забавную сценку. Незадолго до прибытия самолета из Москвы в полупустой зал вошла высокая, очень полная блондинка в простом цветастом платье. Она вела за руку мальчонку лет трех, который, казалось, не мог быть ее сыном — такими черными были его коротко подстриженные гладкие волосы и такими темными глаза, с живым любопытством разглядывавшие все до мелочей в этом здании: скамьи, багажные весы с табличками, расписания рейсов и плакаты на стенах, людей с чемоданами и стюардесс в голубой форме, лестницы и перила, окна и карнизы.
Женщина посадила мальчонку на скамью и предупредила тихим низким голосом:
— Иво, сиди тут тихонько, никуда не ходи, мама сейчас придет.
Сказав это, полная женщина направилась в буфет и там задержалась.
В это время перед зданием аэропорта остановилась черная автомашина. Из нее вышла стройная женщина в сером костюме и взяла на руки сидевшего рядом с водителем светловолосого нарядного мальчика лет трех, державшего в руках маленький зеленый самосвал.
— Идем, Мати.
— Мама, а где самолеты?
— Сейчас, сейчас увидишь свои самолеты.
Они вошли в зал ожидания, видимо, собираясь
