Одноклассники - Виллем Иоханнович Гросс
— Давай.
— Я и сам выпью с удовольствием. Не переношу самолета. Во время посадки в Риге проглотил стопку, чтобы сердце не болело, и от недобора до сих пор шумит в котелке.
Он вынул из-под стола из корзинки для бумаг армянский коньяк «три звездочки», одним ударом вышиб пробку и посмотрел в шкафчик.
— Рюмки есть, а кофе из термоса я все вылакал. Пойдет, пожалуй, и так, теща в ванной скоблит девчонок.
— Ну, конечно, пойдет. От кого ты слыхал?
— Как всегда, оттуда, откуда стоит слышать. Ну, поехали! — Он опрокинул рюмку, затем осторожно поставил ее на стекло стола. — Ну да, в Москве сейчас тревожные дни, о‑очень тревожные дни. Но это сейчас не касается нашей темы. Ты, значит, пришел ко мне за советом и помощью.
— Да.
— Нашел к кому прийти. Ты, наверно, догадываешься, что я тебя не перевариваю?
— Есть такое ощущение.
— И все-таки пришел?
— Ни к кому другому мне уже по должности негоже обращаться. И сюда прийти мне было нелегко.
— Черт его знает, что мне в тебе не нравится. Такой молодой и такой рассудительный? Это вроде бы неплохо. Бывает иногда какая-то безотчетная симпатия или антипатия, которую мы сами не можем объяснить. Работник ты, конечно, первоклассный. У себя в парторганизации на хорошем счету. С Сойдре говорил?
— Обещал защищать.
— Понятно! — Лээс почесал ключицу, наполнил рюмки и вдруг приступил к делу. — Разговор останется между нами.
— Само собой разумеется.
— Будем говорить о тебе, Урмет. Твое дело в общих чертах сейчас таково. Произошла утечка секретных материалов. Пока что установлена причастность Алликмяэ. Но не он сам находился в прямом контакте. Во всяком случае, он дал себя вовлечь, а когда понял, оказалось уже поздно. С его стороны мужественнее всего было поступить так, как он поступил, но в то же время следовало и сообщить — кто тот деятель, которому он доверял и который его фактически толкнул в могилу.
— Значит, ты думаешь, что Вяйно предал не умышленно?
— Если бы он был прямо связан с агентурой, мы бы едва ли сидели сейчас здесь. Ищут промежуточное звено, которого этот сукин сын не захотел выдать. Ну, я так понимаю, он хотел пощадить Валли. Надеялся, что могила травой порастет. Видишь, как поросла. Оставил наследство, оно теперь и жену и друга за глотку душит.
— Это только твои предположения?
— Самые общие контуры ситуации. Выводы не трудно сделать.
— Для меня самое важное, что Алликмяэ не предал намеренно. Теперь будь что будет. Конечно, в этом учреждении болтовня, с юридической точки зрения, — то же самое, что... Но все-таки с моральной стороны... уже нет ощущения, что пригрел змею на своей груди.
Лээс испытующе посмотрел на собеседника, и по его грубым чертам пробежала тень улыбки. Он хотел ответить, но дверь осторожно приоткрылась и в комнату впорхнули маленькие розовые ангелочки.
— Папа, мы хотели тебе сказать спокойной ночи, — произнесла старшая.
— Ну идите, скажите спокойной ночи, но сначала поздоровайтесь с дядей.
Чужого дядю торопливо приветствовали неловкими книксенами и стремглав бросились к отцу, который с удовольствием чмокнул их по очереди.
— Так, а теперь спать. И чтобы больше не было никаких шалостей. Бабушка тоже устала.
— Хорошо, а ты, папа, долго еще будешь разговаривать?
— Это, Сийрикене, уже не твое дело. Марш спать!
Шлепая тапочками, девочки убежали в другую комнату, Лээс закрыл за ними дверь и вернулся на свое место, продолжая разговор, словно за это время ничего не случилось.
— Факты, на основании которых тебя подозревают, меня не убеждают. Пусть ищут получше. У Алликмяэ имелись еще друзья и знакомые. Вот какие слова я скажу там, где надо. Но мое слово — только слово одного человека, это ты должен учитывать.
— Ты член бюро, а это для меня много значит.
— А у них действительно нет других фактов? — Лээс вдруг уставился на Урмета сверлящим взглядом.
— Еще один могу добавить, и уж больше совершенно ничего не знаю.
— А именно?
В двух-трех фразах Урмет рассказал о том, что недавно сообщила ему Ирена.
— И она все время скрывала? — удивился Лээс, усмехаясь. — Ну и женушка тебе досталась! Кто может поверить, что женщина хранит тайну? Конечно, я! — Лээс рассмеялся, обнажив белые, здоровые зубы. — Конечно, я верю, потому что знаю тебя. Ты бы в тот же вечер все привел в порядок. Вот это жена! Черт побери, она мне нравится. Ну скажи, чем ты так подорвал ее доверие?
— Раньше она мне во всем доверяла.
— Только на сей раз не доверила. Твоего теперешнего положения это не меняет. Но ты мог бы предупредить о подозрениях. Нет, действительно интересно, почему она тебе не доверилась?
Урмет вдруг резко поднялся.
— Знаешь, перед тем как прийти сюда, я очень плохо с ней говорил.
— Что ты ей сказал?
— Сказал ей, что она дура.
— Сиди спокойно, у тебя нервное перенапряжение. Если бы ты сказал жене, что она уродина, тогда другое дело. А сказать «дура», знаешь...
— Я раньше никогда не говорил таким тоном. И вообще я себя чувствую довольно паршиво.
— Иди отдыхай. — Лээс проводил гостя в переднюю. — Попробую подпереть тебя плечом. Если загремим, то уж вместе.
Проходя мимо театра-драмы, Урмет попал в густой людской поток. Спектакль только что кончился, транспорт был забит народом. Урмет свернул на улицу Мюйривахе, зашел в бар «Глория» и заказал себе водки. Погодя он взял еще порцию водки. Только после этого чуть-чуть захмелел, в усталое тело влилась жизнь.
Из гула мужских разговоров доносились отдельные слова, обрывки фраз: «С бабами так нельзя»... «Здорово, Эрни!», «Синий!», «Бабы, я скажу...», «Сто пятьдесят!», «Дайте еще триста сухого!», «Но это, скажу тебе, Эрни!», «Здесь не говори. Здесь этого не говори».
Обрывки, обрывки фраз, от них так устаешь. Жизнь идет. У каждого впереди свое целое, а тому, кого оттолкнули в сторону, хватит и обрывков, похожих на всплески и брызги водопада.
Урмет вдруг купил
