Восьмиклассница - Маргарита Тиль
Подойдя к ней вплотную, Харитонов ехидно улыбнулся и глядя ей в глаза произнёс тихо, так что его слова могла услышать только она:
— Чё, оценки выставлены — и кинул тебя твой уголовничек, шлюшка драная?
Катя потеряла дар речи от услышанного. И если бы она не знала то, что ей рассказывал Чижов об этом "конченном подонке", она бы восприняла эти слова очень лично и долго бы страдала от столь грубого оскорбления. На это и был рассчёт Харитонова. Но Катя сообразила, что теперь, раз нет Чижова, он может отыгрываться на нём через неё — неё, за честь которой Чижов теперь не сможет вступиться. Внутри у Кати всё вскипело, а в памяти у неё всплыли кадры, как Чижов гнался за Червяком по партам, выбоина в штукатурке, и для себя она, наконец, убедилась, что Чижов был прав. Прав!
"Фиг тебе, а не аттестат, мразь", — произнесла она про себя и разжала руку. Аттестат Харитонова в твердом синем переплёте как бы совсем случайно полетел на пол, перекувыркнулся пару раз и слетел со сцены вниз, в раскрытом виде приземлившись на пол.
Харитонов возмутился и недоумевая взглянул на учительницу, но поняв, что это её ответ ему, с усмешкой на лице был вынужден спуститься со сцены и поднять аттестат с пола. Катя виновато улыбнулась в зал, как бы сожалея о своей неловкости, извинилась перед директором и продолжила, как ни в чем не бывало:
Буква "Ч" — Чижов…
Нету, следующий.
"Ш"- Шульц, "Я" — Яворова.
Вручив все аттестаты, и с оставшейся на руках справкой Чижова Катя спустилась со сцены в зал и села рядом с Татьяной Константиновной.
— Так и не пришёл?
Катя только пожала плечами.
— Катенька, можно тебя попросить, ты не могла бы занести ему эту справку на дом? Ты же знаешь, здесь близко. А у меня через пару часов поезд, уезжаю в Псков к сестре, надо ещё домой заскочить, никак не успею и туда и сюда…
— Да, конечно, Татьяна Константиновна, не вопрос.
Катя помнила, что Татьяна Константиновна выходит на пенсию, а значит, они с ней в следующем году больше не увидятся, и ей было приятно последний раз выполнить какое-нибудь её поручение. Хотя в этом задании Катю интересовала скорее её личная выгода.
"Что ж, если Чижов не идет к Катерине, Катерина пойдёт к Чижу…", — прошептала она чуть слышно в ритме известной пословицы.
Сразу после церемонии Катя заметила, как Ефимов, Колобов и Муравьёв гурьбой набросились на Харитонова и силой выволокли его мимо остальных учеников и их родителей из зала. Она поспешила за ними.
"Что это они вдруг? Только не хватало очередных разборок в последний школьный день!"
Парни, одетые все по случаю праздника в белые рубашки и классические брюки, с нарядными лентами через плечо, затащили Харитонова в туалет и начали всаживать ему один за другим удары в живот, так что он весь скрючился как креветка и сполз по стене на пол, огребая теперь ещё и пинки ногами.
— Прекратите, Ефимов, Колобов! Оставьте его! Что вы как звери, трое на одного?! — Катя, влетев в мужской туалет и чуть не подскользнувшись на шпильках о кафельный пол, попыталась их разнять.
— Что Вам сказал этот придурок, Катерина Андреевна? Он же на Вас наехал на сцене? — разгорячённо произнёс Фима, развернувшись к ней.
"Ничего себе, у меня группа поддержки нарисовалась! Это они меня как девушку своего друга защищают? Или я после футбола для них "своей" стала?" — ошарашеная происходящим не могла понять Катя, но чтобы прекратить всю эту джентельменско-дворовую заваруху, ответила спокойно и серьезно:
— Всё в порядке. Проехали. Отпустите его.
Харитонов, весь помятый, выполз из-под парней и послав всех на три буквы поспешил вон из туалета, получив от Фимы пару пинков вдогонку. После этого инцидента Катя его больше не встречала.
Так закончился Катин первый год в школе. Татьяну Константиновну с теплыми пожеланиями и огромным букетом проводили на пенсию. Выпускники были в предвкушении Алых Парусов и ночных гуляний. Фима и Колобок со словами, что их вместо Алых Парусов ожидают алые глаза и синие рожи, обняли Катю по-дружески на прощанье, и ей вдруг показалось, что прощается она с ними ненадолго. Ведь как-никак теперь они были не просто выпускниками, а близкими друзьями её парня. Если, конечно, Чижова можно было так назвать, после того единственного их свидания месяц назад. Чем дальше, тем больше Катя начинала сомневаться в том, что её с ним вообще что-то связывает. На следующий день она собиралась лететь в Берлин, к родителям, месяца на полтора. И она понимала, что если они не увидятся с Чижовым перед её отъездом, то это точно будет концом их так и не начавшихся отношений. Она помнила, что он просил её не приходить к ним домой и не беспокоить его мать лишними разговорами о его успеваемости и прогулах. Но желание, снова с ним увидеться, было сильнее. Тем более, что шла она к нему не только ради своей прихоти, но и по просьбе Татьяны Константиновны. Справку Катя положила в конверт, на тот случай, если Чижова не будет дома и прийдётся её передать в руки матери, которой не стоило знать, что это просто справка, а не аттестат.
И так и случилось. Чижова Катя дома не застала. Ей открыла его мать, Марина, и сразу узнав в ней учительницу сына, пригласила её в гостиную и тут же со словами "Я сейчас…" исчезла на кухне, откуда донёсся шум закипающего чайника и звон посуды.
Катя, оставшись одна в комнате, невольно огляделась вокруг. Интерьер квартиры не менялся, наверное, ещё с советских времен: типичный деревяный паркет, лакированная тёмная мебель, обои с цветочным орнаментом бледно-салатового оттенка, старенький телевизор, белая скатерть на столе у окна… Скромно, но уютно. Уют придавали живые цветы, расставленные по всей комнате, и старые фотографии в рамках на стенах.
Катя несмело взглянула на изображения у входа рядом с собой. На черно-белом снимке были запечатлены родители Чижова в день их свадьбы — молодая, совсем худенькая мама и отец, который по фигуре
