Изгой - Уваров Максимилиан Сергеевич
– А Амирка – это кто? – осоловело глядя на Егора, спросил Серафим.
– Ишак один. Очень упрямый ишак! – Егор опрокинул в себя водку и занюхал кроличьей лапкой.
– Так у тебя вроде осла Джамалкой звать, – уточнил Серафим.
– Джамалка – это осел. А Амирка – это… – Егор на секунду задумался и потом сказал: – Его глаза как звезды на небе.
– Это у ишака глаза такие? – мотнул головой Серафим и, покачнувшись, упал навзничь на мягкий ковер и захрапел.
Егор еще несколько минут посидел возле спящего друга, потом с трудом поднялся и, покачиваясь, вышел в сад. Он сделал несколько шагов в сторону клумбы, споткнулся о камень, упал, больно ударившись лбом об край бордюра, нащупал руками несколько цветков и, вырвав их с корнем из земли, пополз по направлению к дому.
– Амир… Ик… Амирка! – громко гаркнул Егор, вваливаясь в комнату. – Погляди-ка, что я… Ик… тебе принес, – он сделал несколько шагов и, споткнувшись о край ковра, упал, вытянув вперед руку с пучком травы и одним сломанным цветком.
– Горе ты мое! – Амир слез с огромного кресла, в которое лег спать, и подошел к Егору. – Чего же тебя так понесло? – он вздохнул, сел на колени и стал снимать с Егора грязную рубашку и стягивать с ног сапоги.
– Твои глаза как… Ик… спелые вишни… – блаженно улыбнулся ему Егор. – Твои губы как… как эти, как их. Ковши медведиц!
– Аллах всемогущий! – закатил глаза Амир. – За что мне это?
– Твои груди как… – продолжал Егор сквозь сон.
– Груди? – Амир замер, держа в руках Егоровы армейские штаны. – Вот это уже интересно.
– Твои груди как гранаты… Такие зеленые… С тротилом… – это был последний комплимент, который услышал Амир.
Он накрыл Егора одеялом и сел в кресло, подобрав под себя ноги. Он смотрел на громко храпящего Егора и думал: «А ведь Егор меня хочет! И тот случай тому доказательство. Водка ему прибавила смелости, и он решился на то, на что на трезвую голову не решился бы никогда. Мне бы, дураку, воспользоваться этим, и тогда бы он точно захотел повторить ночь страсти со мной. Только… Нет! Я не хочу заполучить только его тело. Ой, Амир! Кажется, ты совсем пропал. Утонул в голубых глазах, запутался в светлых волосах, прикипел к его душе! А ведь ты всегда этого боялся. Ну ничего… Найдем Батыра, сядем в поезд, и прощай Егор! Только… почему мне так больно?»
На следующий день очумелый от водки Егор не смог идти на поиски Батыра. Он полдня промаялся с желудком, потом, приняв прохладную ванну, снова забылся тяжелым сном и проспал до ужина.
– Ну все! – Амир встал с кресла и стал одеваться.
– Ты куда это собрался? – насторожился Егор.
– С тобой пойду на ужин, – сказал Амир, надевая на лицо легкий платок.
– Так не положено бабе-то… – промямлил Егор.
– Так я и не баба. Только пить я тебе больше не дам! Скажи Серафиму, что я вас хочу развлекать за ужином. Танцевать для вас, пьяниц, буду. И только попробуй у меня хоть глоток водки сделать!
Серафим очень обрадовался, узнав про танцы. Он бросил одобрительный взгляд на тонкое тело Амира, одетое в нежно-розовое женское платье и, громко хлопнув в ладоши, приказал слугам позвать музыкантов.
– Это лучшие музыканты, – сказал он, показывая рукой на троих вошедших в комнату мужчин, – вон тот, что с бубном, глухонемой. Я его у бека местного перехватил. Так он на своей дойре так лихо играет, как ни один здоровый музыкант не смогет!
