Courgot - Евгений Владимирович Сапожинский
Конечно, я прочитал 35-й сонет, «Звезду». Аннушку расколбасило, и на несколько часов я поверил в то, что женщины любят поэзию. По крайней мере, пытаются ее понять. Нет, как ни крути, а хуже всего тогда, когда ты женщине читаешь. Даже не важно, что́. Все равно рано или поздно будешь выглядеть дураком. На какой-то момент ты поверишь в то, что тебя слушают — ведь ты говоришь не о том, что́ нужно купить — рыбы или мяса, вина или водки. В худшем случае тебе это припомнят. В лучшем — нет. Или наоборот.
Тапки плавали не как рыбы, а скорее, как корабли. Что-то не так. Выпрыгнув из ванны, я нашел в себе силы взять совок и вычерпать эту мочу. Курго слабо стонала. Кайф! Кайф оттого, что у меня есть кто-то дома. Чем отличается Содерберг от Тарковского? «Я хотел, чтобы у меня дома был живой человек!» Живой!
Телефон включен. ЦАП. Знаешь ли ты, что такое ЦАП? Цифрово-аналоговый преобразаватель. А почему она не ту музыку слушала, не ту, что мне нравилась? Дерьмо. Любовь меня захлестывает, словно кал в прорванной канализации. Никуда не деться от этой гребаной любви. Придется любить Курго.
И на кой черт я стал принимать эту ванну? Нет, лучше просто потрахаться. Поток сознания. Шифт-эф-двенадцать. Ты могла бы сказать «нет», а могла бы сказать «да». Если бы ты что-либо говорила, то это означало бы, что ты есть. Тебя нет, ты фантом. Все вы фантомы.
Я есть. Удивительная мысль. Прежде всего — Я. Есьм. С этой мыслью я вновь выкарабкался из ванны и рухнул в постель (как ни странно, она была разобрана). Через какое-то время подобралась и Курго. Снова мысли о сексе. Зачем? Не лучше ли спать? Трахнуться можно и завтра.
Я попытался вырубиться. Нет, однако. Фигушки. Ленка мысленно надела мой халат и, выйдя на балкон, созерцала грозу. Небо раскололось надвое, и гром колотил по мозгам, как тяжелый рок. А музыка ей не нравилась. Пришлось ее сменить. Ей не вкатил, видите ли, ранний «Дженезис». «Уотерс — мудак, вот Гилмор — это кайф». Детка моя, Уотерс и Гилмор — это персонажи из «Пинк Флойда», а не из «Дженезиса». Солнышко, ты хочешь шестидесятых. Пожалуйста. Великого и ужасного Элвиса у меня нет, но есть «Кэн». «Дорожный урод». Вау!
Кому-то из нас пора к психиатру. На «Мэри» она затащилась. Или это был уже другой альбом? Мэри, о Мэри. Ну да какая разница. Я все-таки вырубился.
* * *
Сколько открываний выдерживает коробочка от дисков? Перезагрузим, брат. Хо-хо, быть звездой. Хо. Встань и будь звездой. Слимовские прочнее, хотя должно быть наоборот. Ноорея. Модернисты переворачиваются в гробах, я переворачиваюсь в постели. Слабый намек на пробуждение. От одной двадцатой к одной десятой. Система потихоньку загружается. Где синеквадратные индикаторы? Так. Стоп. Обнаружено новое оборудование. Рядом какая-то протоплазма в виде тела. Я не один. Ого, кажется тело — женского пола. Я не один! Проверим, женского ли, а не среднего или какого-либо иного. Ожегшись на молоке, дуем на воду.
Однажды у меня было одно такое романтическое пробуждение. Мой друг (на тот момент он был мне другом) жил в общаге. Не в какой-нибудь общаге, а в общаге ЛИКИ. Кто там не был — пусть даже не пытается понять, что это такое, а лучше почитает Лема. Или, в крайнем случае, Лукьяненко. Приехали мы туда уже изрядно нагруженными, поднялись на хрен знает какой этаж и врубили саунд. Лазерного у меня тогда еще не было, и там я впервые услышал 44,1. Меня зарубило. Понимая, что теряю контроль, как ворона, вообразившая себя авиалайнером, собрал мозги в кучу и потребовал девушек. Хотя бы одну, для общения. Это оказалось непросто, но в конце концов желание гостя было исполнено. Все, что я помню — это как мы пытались прикурить. После третьей попытки я хотел было предпринять четвертую, но Серж, поглядев на меня глазами Кашпировского, негромко приказал: «Спать», и легко перевел меня в состояние «офф». Еще смутно помню таракана, вытанцовывающего на фэйдерах «Прибоя». Когда я очнулся, не имея ни малейшего представления о том, сколько прошло времени, было полутемно и горизонтально. На эквалайзере никто не танцевал. Зато рядом лежала девица. Судя по всему, очень красивая. По крайней мере, у нее были длинные мягкие шелковистые волосы темно-каштанового цвета (так мне казалось в сумраке), и стройная фигура. Ага, стал соображать я, значит, эта Ира, или Надя, или Анжела, или как там ее, благосклонно отнеслась ко мне (про сержевский гипноз я не удосужился вспомнить), и вот мы здесь. Я нежно ее погладил. Девушка не то чтобы дала недвусмысленно понять, что ей это приятно, но ее малозаметную реакцию я принял за добрый знак. А что было-то, а? Да ничего ж не было — мы лежим в одежде. Вот галантная экзотика, тантра для мачо и мачихи. Значит, все впереди! Я стал делать то, что описывать не буду, все равно вырежет цензура, ведь я не Генри Миллер. Раздался всхрап пополам с басовым всхлипом, и девушка повернулась на спину.
Это был Серж.
Думаю, я побил все рекорды по скорости собирания и ухода из гостей.
…Я стал изучать тело. Тело как тело, неплохое, хоть и далекое от идеала. Впрочем, что такое идеал? Почему я задался этим вопросом с бодуна? Ладно, хрен с ним, идеализмом. У этого тела есть один существенный плюс — оно материально. Наверно, его можно трахнуть. О-о, наконец-то! Сейчас Леночка проснется, и скажет: «Любимый, я так тебя хочу!» Стоп, затормозил я себя, не расслабляйся. А может, это какая-то сирена. Заткни уши. (А член спрятать в футляр?)
