Владимир Гриньков - Телохранитель Каина

– Пойдем! – сказал ему Китайгородцев.

Михаил никак не отреагировал. Тогда Китайгородцев вывел его из реанимационного отделения, держа за руку, как милиционер выводит из присутственного места проштрафившегося гражданина. Так вдвоем они и вышли к машине. Здесь Михаил, кажется, только и осознал, где он и что с ним происходит.

– Уезжай! – сказал он хриплым голосом.

Его борода была мокрой, а глаза красны. Наверное, он плакал там, в реанимации.

– Я не уеду без тебя, – ответил Китайгородцев. – Сначала ты сделаешь то, о чем я попросил.

Михаил поднял на него тяжелый взгляд. Это явно стоило ему немалых усилий. Взгляд его был тяжел.

– Все останется, как было, – сказал Михаил.

И у Китайгородцева отчего-то сжалось сердце.

Михаил распахнул дверцу машины, выволок оттуда Стаса Лисицына, поставил перед Китайгородцевым. Взгляд Стаса был устремлен мимо Китайгородцева. Куда-то вдаль. Точнее, в никуда.

– Посмотри на него! – сказал Китайгородцеву Михаил. – Это был Стас. Светлая голова, нам с тобой пример. С нуля свой бизнес развернул. С нуля! Потому что и заслуги папы-генерала, и все, что было нажито, – все обнулилось, когда стране кирдык пришел. А он сумел! Добился! Заработал! Сам! А с ним вот так – за что?!

Тряхнул Стаса за плечо, голова несчастного мотнулась из стороны в сторону, будто она держалась на пружине, но Стас не возмутился, и не удивился, и даже, кажется, не заметил, что с ним только что проделали.

– Это сделал Глеб? – спросил Китайгородцев.

– Да!

– На рыбалке?

– Да!

– По неосторожности? Или…

– Он убивал его! Убивал! – в ярости выкрикнул Михаил. – Но не получилось! Сначала бил по голове! Вот сюда и сюда! – Он тыкал пальцем в голову безвольному Стасу. – А потом бросил в воду, чтобы наверняка! Он утопил его! Понимаешь?! Брата своего! Ты понимаешь?! Несчастный случай! Какая жалость, гадство! Бедный Стас!

Лицо Михаила исказилось. Ненависть его была беспредельной.

– И он бы умер! Но Господь уберег! – сказал Михаил. – Воистину Господь уберег! Там оказался священник. Случайно! Он ехал по дороге, а это вдоль реки, и батюшке вздумалось рекой полюбоваться. Конечно, это божий промысел! Так было ему угодно! Батюшка вышел из машины, смотрел на реку, и увидел странное. Снизу, от воды, не видно, а сверху, где батюшка стоял, там видно. Батюшка туда пошел и Стаса вытащил. Он уже утоп, он в воде какое-то время пролежал, а батюшка стал его реанимировать. Из легких воду прочь, дыхание и сердце попробовал запустить – и получилось. Только он был уже не человек! – сказал Михаил и посмотрел на Стаса скорбно. – В воде пролежал без кислорода, мозг местами атрофировался. Батюшка свез его к врачам, те не помогли, потому что ничего уже не сделаешь. И только на следующий день он позвонил нам.

– Вы были с ним знакомы? – спросил Китайгородцев.

– Нет.

– Откуда же он знал, куда звонить?

– Он подобрал на берегу мобильник Стаса. Стас обронил, а Глеб не заметил. В мобильнике был список номеров. И там был номер под словом «Мама». Батюшка набрал. Мы сразу же туда помчались. Я, когда увидел Стаса, понял, что его пытались убить. Били по голове. И так совпало, что, когда мы были со Стасом, Наталье Андреевне позвонил Глеб. Безобразно пьяный. Плакал и что-то плел про несчастный случай. Рассказывал, что накануне Стас буквально на его глазах упал в воду, а он ничем не смог ему помочь. Он же не знал, что Стас с нами. И что мы видим, в каком он состоянии.

– И он не догадался даже? – усомнился Китайгородцев.

– Он был пьян, – повторил Михаил. – Ему Наталья Андреевна сказала, что Стас жив, а он, наверное, подумал, что это такая материнская истерика. Что она никак не может поверить. И он в ответ ей – это на моих глазах, мол. А там уж я забрал у Натальи Андреевны телефон.

– Вы сразу поняли, что к чему?

– Я понял. А она – нет.

– Почему она не поняла?

– В шоке была. Стас выглядел ужасно. Она за него испугалась. Я пробовал говорить с нею. И в этот день. И на следующий день тоже. Она не верила мне. Глеб не мог – и точка! И это продолжалось, пока не приехал Глеб.

– В больницу приехал?

– Нет, в наш дом. Я уговорил Наталью Андреевну молчать пока и про больницу, и про то, что Стас жив. Глеб приехал. Снова сильно пьяный. И все нам повторил – про несчастный случай. Там был полный бред. Концы с концами не сходились. Даже Наталья Андреевна уже видела, что он врет.

– И что она ему сказала?

– Ничего. Сделала вид, что поверила.

– Почему? – изумился Китайгородцев.

– Заторможенность такая. Спрятать голову в песок и ни о чем не думать. Потому что не укладывалось в голове. Брат – брата! Матери в такое поверить невозможно.

– А ты?

– Я все понял, – сказал Михаил. – Этот подонок спьяну о чем стал болтать? О том, что теперь будет с делами Стаса, с бизнесом его управляться. Что надо что-то срочно предпринять, а не то его растащат.

– Значит, открытым текстом?

– Вот-вот! – зло сощурился Михаил. В нем клокотала ненависть. – И тогда она предложила…

– Мать предложила? – уточнил Китайгородцев.

– Да! Мать предложила сделать вид, будто со Стасом все в порядке. Это ей такой выход виделся. Опять же – голову в песок. С врачами договорились. Чтобы ход делу не давать. Отец Алексей пообещал молчать. Ну, с Константином Федоровичем пришлось решать проблемы…

– Кто такой?

– Он у Стаса всеми делами заправляет. Стас ведь только владелец, он лично никаких бумаг уже давно не подписывает, все делает этот Константин. Надо было с ним договориться. Чтобы он сдуру не поднял тревогу. Предъявили ему Стаса. Стас, сам видишь, в каком состоянии. Константин покумекал и решил, наверное, что ему лучше ни во что не вмешиваться.

– А риск для него?

– Он исполнитель, с него спроса нет. А зарплата будь здоров. Мы ему еще накинули. Договорились, в общем.

– Теперь боишься Глеба? – спросил Китайгородцев.

– Он что-то почувствовал, – скривился Михаил. – Такое, видно, не скроешь. И стал шнырять, вынюхивать, где Стас. Привык уже к хорошей жизни, падла. Хочет, наверное, на все добро лапу наложить. Уже Стасом Георгиевичем себя зовет. В роль вошел, во вкус.

Их взгляды – Китайгородцева и Михаила – встретились.

– Зачем же ты выбрал именно меня? – вырвалось у Китайгородцева.

Почему, мол, с этим Глебом должен рассчитаться я, а не кто-то другой?

Михаил понял, о чем речь.

– Ты убивал уже! – сказал он, и на Китайгородцева дохнуло холодом.

– Я с тебя не слезу, пока ты не исправишь дело!

– Ты ничего не сможешь изменить! – покачал головой Михаил.

– Я тебя прошу!

Но сам Китайгородцев видел, что это бесполезно. Тогда он вцепился Михаилу в горло. Задушил бы, но видевший все Потемкин выскочил из машины, повис на Китайгородцеве, умоляя его:

– Не надо! Прошу, не надо!

Китайгородцев очнулся, отпустил захрипевшего Михаила.

«Ты ничего не сможешь изменить. Ничего. Даже если его убьешь».

– Я донесу на тебя! – пробормотал Китайгородцев.

– Давай-давай! – хрипел и кашлял Михаил.

«Все бесполезно. Ты ничего не сможешь изменить».

Михаил взял за плечо невозмутимого Стаса и повел его к дверям больницы. Последний, единственный защитник Стаса. Он Стаса не даст в обиду. Сам выдержит все, сам примет смерть, если будет угодно богу, но врагам Стаса по земле не ходить.

Пока была жива Наталья Андреевна, у Китайгородцева еще сохранялся шанс. Теперь уже не то. Не на кого рассчитывать. Что бы ни предпринял сейчас, поправить ничего уже нельзя.

«Ты ничего не сможешь изменить».

Китайгородцев вел машину и видел только небольшой участок шоссе перед собой – весь мир для него сейчас перестал существовать. Он очнулся, только завидев впереди знакомый силуэт монастыря. Повернул голову. Потемкин сидел рядом с ним.

– Я уже как робот, – пробормотал Китайгородцев.

Он даже не заметил, как вернулся туда, где был сегодня ранним утром. Это его ужаснуло. Он заподозрил, что к нему вплотную подступило безумие, наступления которого он со страхом ожидал все последние дни.

– Я могу довезти вас до какой-либо станции, – предложил Китайгородцев.

– А вы? – спросил Потемкин.

Китайгородцев пожал плечами.

– Не знаю, возможно, я останусь здесь. Заночую, если монахи не прогонят. – Он с тоской смотрел куда-то вдаль. – Как думаете, что можно сделать? – спросил он внезапно.

Потемкин понял, что это про завтрашний проклятый день.

– Возможно, что наши страхи преувеличены, – сказал он неуверенно.

Китайгородцев посмотрел на него тяжелым взглядом, и Потемкин смешался, устыдившись собственного лукавства.

– Я тоже думаю, что ничего не сделаешь, – сказал Китайгородцев. – Остается ждать, чем все закончится. Сейчас в деревне спросим, в какой стороне станция…

– Я никуда не поеду! – запаниковал Потемкин.

– Почему? – спросил бесцветным голосом Китайгородцев.

– Останусь с вами.