Изгой - Уваров Максимилиан Сергеевич
– Чай мы не звери, – говорил он сам с собой, подвешивая ведро на веревку. – Хотя он, конечно, и сволочь белогвардейская, но тож человек, – Егор поправил веревочную лестницу и начал медленно подниматься наверх.
Над мертвым городом опускалась ночь. Вдалеке над безжизненной пустыней, окружавшей город, садилось кроваво-красное солнце. На смену дневному зною на землю медленно опускался ночной холод.
Егор поежился от ледяного ветра и, подняв из колодца ведро, направился к высохшему арыку. Город опустел несколько сот лет назад. Пустыня медленно поглощала его, лишая воды и засыпая своими песками. Жителям ничего не оставалось, как бросить обжитое место на съедение пустыни.
Пройдя вдоль полуразрушенной каменной стены, определявшей границу города, Егор вышел на улицу. Деревянные крыши домов иссохли и провалились внутрь, а по дорогам, занесенным песком, ветер носил колючие шары перекати-поле.
Егор вышел к разрушенной мечети и прислушался. Странно, но он не услышал характерного ржания лошадей, привязанных к деревянным стойлам, и голосов людей.
– Это как же? – спросил у тишины Егор. – Они про меня забыли, чо ли? – он поставил ведро у высохшего арыка и направился к площади возле мечети.
Казалось, что людей внезапно накрыл сон. Их тела были разбросаны по всей площади в причудливых позах. У главных ворот мечети, уткнувшись в камень мордой, застыла гнедая лошадь. Рядом с ней завалился на бок наездник, зацепившийся ногой за стремя. В центре площади раскинул руки молодой боец, уставившись пустыми глазницами в красное предзакатное небо. Поперек него лицом вниз лежал другой человек в длинном пыльном халате. Его рука была вытянута вперед, а в кулаке был зажат кривой кинжал. Еще несколько тел перекинулись через деревянные поручни стойла. Под ними на песок стекали алые лужи, над которыми мерно жужжали стаи мух. Между людьми важно прохаживались черные вороны, громко переговариваясь на своем языке.
– Товарищ Мосин! – растеряно развел руками Егор. – Как же так-то? Это что же так-то? Товарищ Мосин?
Самого командира отряда, товарища Мосина, было трудно узнать. Его истерзанный труп сидел возле входа в мечеть, откинувшись спиной к каменной стене. Видимо, командир защищал помещение склада, расположенное в здании мечети, до последней капли крови. Она оросила ступени и липкими струями стекла по ним вниз на песок.
– Серега! Как же так? – Егор метался между телами людей. – Лешка! И ты, брат? – он заглядывал в знакомые обезображенные смертью лица. – А Сашка где? Сашка… друг… – Егор перевернул несколько тел, разыскивая друга. Дойдя почти до конца площади, он услышал тихой стон. – Сашка! – Егор кинулся к человеку, сидящему в луже собственной крови возле уцелевшей части деревянной ограды.
– Е… Егорка! Я… – черноволосый парень с трудом разлепил ссохшиеся губы.
– Чавела! Ты молчи! Силы береги! – Егор упал перед ним на колени и попытался разжать окровавленные пальцы, которыми тот сжимал рубашку на груди. Сашка глухо застонал и прохрипел:
– Пить…
– Ага! – подскочил на ноги Егор. – Я счас. Тока до складу метнуся. А ты держися, чавела!
– Они комиссара… Катерину… Лошадьми… Пополам, – сказал ему вслед Сашка.
– Ты это… Потерпи, чавела! А эти гады нам еще заплатют и за Катерину, и за товарища Мосина, и за Серегу. За всех. Ты тока держися, чавела!
Егор быстро пробежал вверх по ступенькам, поскользнувшись на лужи крови, перекрестился, глядя на разрезанное пополам лицо командира возле двери, и вошел в помещение склада. Он нащупал на полке лампу и чиркнул огнивом. В дальних углах помещения лежали два бойца, а на одной из пустых полок сидел басмач, пригвожденный штыком винтовки к деревянной доске.
Вокруг была рассыпана крупа, валялись куски лепешек, а на полу белела лужа кислого молока, вытекшего из разбитого кувшина.
Егор подошел к мертвому басмачу и смело сунул руку за шиворот его халата. Его расчет оказался верным: под выгоревшим пыльным халатом на ремне висела сшитая из ослиной шкуры фляга с водой. Егор отстегнул ее и кинулся прочь из комнаты.
