Courgot - Евгений Владимирович Сапожинский
Сжирать Курго никто не собирался. В комнате висел тугой табачный дым. Благоухало анашой. Первое, что я увидел — инструменты, брошенные как попало на пол. Две гитары и некая фиговина с клавишами; синтезатором ее было назвать трудно, поскольку она надевалась на плечо. Попсовый инструмент для курортной музыки.
Олег был пьян в задницу. Он полулежал у тумбочки с телефоном, будто ждал звонка. Беззвучно мерцал телевизор. Зачем им телевизор-то, творцам? Поозиравшись, я узрел пару-тройку личностей: один сидел на кухонном табурете, а двое других по-гопницки расположилась на полу. Тусовка. И стареющий юноша в поисках кайфа. И перепиленный на четыре дорожки «Тембр-2М», завершающий картину — гордость хозяина.
— А музыка будет? — поинтересовалась Курго.
На навороченном мюзик-центре Олега что-то помигивало. Можно было попросту протянуть руку, коснуться квазисенсора — и началась бы великая радость, которая никому даже и не снилась.
— Привет, — тухло бормотнул я. Уверенность, что пришел сюда зря, росла. Завтра на работу. Опять эти грузовики, эта Лариса. — Я — Марк.
— Сергей.
— Дима…
— Дэн… — Последний товарищ разлепил губы с явным нежеланием, ему было благоугодно пребывать в нирване. Ништяки и таски.
— А это — Лена, — меня просто-таки перекручивало от банальности сцены, — честь имею… Или вы имеете… А может, она имеет…
Олег пробудился, но как-то не вовремя. И угас.
— Чуваки, а где ваш ударник? — Эх, подолбить бы сейчас в барабаны, как встарь. Но барабанов не было. — Отдыхает? Или его вообще нет?
Ленка сделала пакость — или не пакость, а просто воплотила мою мысль — подошла к м-центру и вдавила то, что показалось ей клавишей. Заорала музыка. Были подключены колонки на сто ватт («родные» давно спалены) — видимо, на лестничной площадке я ошибся. У Олега два комплекта колонок: стоваттные, на тот случай, когда он отрывается по полной, и четырехваттные, для души. Иными словами, на те ситуации, когда он пьян и когда трезв. Или наоборот. Мне непонятен этот закос: у меня тоже на сто, другие, и инода я даже слушаю их в бесхмельном виде. Олеженька же не таков: утро он начинает с прослушивания какого-нибудь древнего альбома на паршивой магнитоле, стоящей на кухне, потом врубает систему. Выдергивает недоигравшую кассету, на которой осталось минуты три, втыкает ее в муз-центр и ставит вольюм на «три часа». Удивительно, но четырехваттники не палились. Низы были очень сочными (это без эквалайзера-то!)
Может, лучше посношаться? Ходу пять минут, ну десять со всеми разговорами. Завалить Ленку и вдуть. Да нет, кажется, вчера это было.
Я крутнул рукоятку на девять. Потом на семь. Олег зашевелился — кажется, обрел способность разговаривать. Посмотрев зачем-то на полуразбитый разваливающийся телефон, друг промолвил:
— Водка на столе. — И опять как-то подотрубился.
Курго узрела бутыль. Не надо, подумал я. Совсем не надо. Ну не надо, не насилуйте меня!
В блюдце валялся недоеденный огурец. Ах, как аристократично. Если бы пришлось эту водку занюхивать рукавом, я бы отказался. Но был огурец! Интеллигенты…
Мы хряпнули по штрафной. Сережа (или Дима) заявил, что нужна двойная. Мы повторили. Затем он сказал, что ударника у них нет и не предвидится. Я опешил. Привет Браффорду! А как же без ударника? Та́к. Есть драм-машина. Вот эта херня? — я покосился на пианолу, валявшуюся под телевизором. Да нет, терпеливо стал объяснять Сережа или Дима, драм-машина — это совсем другая херня. Я устыдился от глупости своего вопроса. Хорошо. Но кто-то должен ведь на этой штуке играть?
Как я отстал от жизни! Конечно, мне давно было известно о подобных устройствах, мо́гущих работать в автоматическом режиме. Но ведь они, считал я, в принципе не способны создать что-либо мало-мальски серьезное. У Олега очень неплохой вкус, и вряд ли бы он пригласил в гости раздолбаев. А у меня возник некоторый когнитивный диссонанс.
Я налил еще, Курго не предлагая. Хватит маленьким баловаться. Мне стало страшно: Олег таки пустил в свой дом каких-то попсовиков. «Я и мой ритм-бокс», была такая песня в одном авангардном фильме. А дальше стало куда страшнее: Дима-Сережа схватил инструмент, с ходу воткнул джек куда-то в нутро м-центра, хлопнул по квазикнопке и начал лабать. Ленка расцвела. Никогда я еще не видел такой счастливой рожи. Нет, явно трахаться ей было не так интересно, как слушать эти звуки. Мне даже стало противно.
— Как звучок, — спросил Дима-Сережа, — не слабо? — Поскольку я промолчал, Д.-С. что-то переключил на дьявольской машинке, и вот тут-то началось самое страшное. Ничего более жуткого, клянусь, я не слышал за всю свою жизнь. Олег оживился и стал помахивать якобы в такт, отставая от ритма, как Ахиллес от черепахи. Да, этот идиот Д.-С. еще и запел.
Ну что мне оставалось делать? Я выпил.
Текста я не воспринимал. В общем, что-то о дали светлой. По наивности своей ударился в размышления: что это такое — предел надругательства над музыкой, или нет. Вступил Олег. Когда он пьян, то почему-то воображает, что умеет петь. Это мне напоминает бородатый анекдот, который я уже не один раз рассказывал Олегу: едет Шаляпин на извозчике. Чем занимаешься, барин? — спрашивает возница. Пою, отвечает Шаляпин. Эка невидаль! — прибалдевает кучер. — Я как напьюсь, тоже пою! Олег явно забыл этот анекдот. Странно — ведь память у него хорошая. Курго хрумкнула остатком огурца и окончательно приторчала.
Домой! Меня останавливало только то, что Ленка останется без провожатого. Какая-то галантность еще во мне трепыхалась. Закруглить зазнобушку, однако, было сложно — я даже не пытался. Оставить же ее с этими маньяками я тоже не мог. Эх, так не в кайф, и эдак тоже. Завтра работа. И непонятно, что хуже — такое вот времяпрепровождение или ментальное трахалово с Ларисой. С Ларисой все-таки лучше, подумал я. Почему бы мне не стать ее любовником? На миг эта перспектива показалось очень радужной. Может быть, она даже неплохая хозяюшка. А ежели не просто трахнуть, а стать ее мужем? М-да.
Я посмотрел на Курго. Ее лицо вспотело от услады. Курго, кругом! Я затащился от каламбура. Дэ-Эс рванул последний аккорд, подобие музыки стихло. Был хороший момент, чтобы взять Ленку под локоток и тихонько уйти. Но
