Владимир Гриньков - Помеченный смертью
– Сейчас караула нет, – оборвал его Даруев.
Кирилл, все еще улыбаясь, обернулся, но теперь в его улыбке можно было уловить растерянность.
– Как – нет караула?
– Сняли, – ответил коротко Даруев.
– Кто?
– Власти.
Кирилл бросил беспомощный взгляд вдоль площади. Теперь он и сам видел, что караульных нет.
– Я же тебя предупреждал, – сказал Даруев негромко. – Все здесь изменилось, Кирилл.
Он взял своего спутника за руку, как ребенка, и повел его с площади прочь. Кирилла он проводил до самого номера.
– Отдыхай. Завтра я за тобой заеду.
Кирилл кивнул, ничего не ответив. Он почему-то очень устал и хотел спать.
– Не ходи без меня никуда, – напомнил Даруев.
И опять Кирилл кивнул. В следующие полчаса он поужинал в ресторане и, вернувшись в номер, быстро и легко заснул. Ему снились остров, пальмы и Анна. Анна улыбалась добро, как мать. Своей матери Кирилл не помнил, но материнская улыбка должна быть именно такой – вот как сейчас у Анны. В этом он был уверен на все сто.
14
Назначенный Морозовым сеанс срывался. Бородин позвонил доктору ранним утром, извинился и сообщил, что сегодня, как раз в двенадцать часов, у него очень важная встреча. Морозов готов был вспылить, наговорить много резкостей – что не ему это надо, что ему вообще все равно, и все в том же духе – но вдруг вспомнил вчерашний вечер и маленького сынишку Бородина. Это заставило его притупить разгоревшееся было раздражение, и он спросил будничным и спокойным голосом:
– Как семья? Отправили?
– Да, я из аэропорта вам звоню.
Вот это короткое мгновение: вопрос – ответ – позволило Морозову собраться с мыслями.
– Андрей Алексеевич, время надо найти, – сказал он доброжелательно, но твердо. – Мы с вами можем перенести сеанс, но не отменить его совсем.
– У меня весь день занят.
– И нет ни одного окна?
– Ни одного.
– Ни единой свободной минуты?
В трубке было слышно, как засмеялся Бородин.
– Минута свободная есть, – сказал он. – Вот сейчас, например, когда мы с вами беседуем.
– Так не теряйте времени. Приезжайте. Я отниму у вас всего полчаса.
– Это действительно так важно? – вздохнул Бородин.
– Да.
Морозов знал, что говорил. Короткий перерыв, всего-навсего один пропущенный сеанс – и все труды идут насмарку. Он уже видел подобное и не хотел повторения.
– Хорошо, я заеду к вам, – сказал после паузы Бородин.
Он, наверное, изучал сейчас свой ежедневник.
– В девять у меня встреча, потом еще в десять, но здесь мы с вами не вклиниваемся… Так… Ага, вот, в промежутке между часом и двумя…
– Я не смогу.
– Что же делать?
– А вот с девяти до десяти – у вас что, разговор будет длиться час?
– Нет, конечно. В девять – там очень короткая встреча.
– Вот и отлично.
– Но я не успеваю, – запротестовал Бородин. – К вам приехать, у вас полчаса, потом мне еще нужно до своего офиса добраться, где меня будут ожидать ровно в десять…
– Вы сейчас в аэропорту? – оборвал его Морозов.
– Да.
– Наверняка будете проезжать мимо нашей клиники.
– Да.
– Вот и заберите меня с собой. В девять у вас встреча, но она, как вы говорите, короткая, так что я вас в машине подожду. Сразу после этого едем в ваш офис, и вот они, те самые полчаса, которые нам необходимы. Проведем сеанс, а в десять, будьте добры, встречайтесь с людьми.
– Хорошо, – согласился Бородин.
Он заехал через час. Был тщательно выбрит, но в глазах читалась усталость. Переживал о жене и сыне. А может, думал о делах. Он был один – без водителя, без охраны.
– Странно, – сказал Морозов, устраиваясь на заднем сиденье. – Я почему-то думал, что вы без охраны – ни шагу.
– Надоело.
– Что надоело?
– Телохранителей за собой таскать.
Обычная вещь. Если долго чего-то бояться, в конце концов приходит апатия. А потом внезапно – срыв. Морозов вздохнул.
– Почему вы вздыхаете? – поинтересовался Бородин. – Проблемы?
– Ничего серьезного.
Поток машин был плотный. Морозов скучающе рассматривал людей на улицах пробудившегося города.
– Долго нам с вами еще предстоит общаться? – спросил Бородин.
– А что – надоело?
Иногда можно задать встречный полушутливый вопрос и тем самым уйти от ответа, но Бородин на эту уловку не поддался, настойчиво переспросил:
– Долго?
Морозов пожал плечами.
– Не очень.
– Сколько? День? Три? Пять?
– Вы любите конкретику, Андрей Алексеевич?
– Да.
Морозов посмотрел в спину Бородину.
– Хорошо, я вам объясню, – сказал после паузы. – Мы будем встречаться с вами до самого вашего отъезда.
Бородин обернулся и посмотрел внимательно.
– Вы ведь в Лондон, кажется, собираетесь, к семье.
– Да.
– Вот до самого отлета и будем с вами встречаться.
– Я думал, что все произойдет гораздо быстрее.
– Быстрее не получается.
– Почему?
Он был очень настойчив, и лучше уж было все объяснить сразу.
– Как врач, я сделал все, что было в моих силах. Кроме одного – я не устранил первопричину.
– А в чем она – первопричина?
– В ваших занятиях, в вашем бизнесе, Андрей Алексеевич. У вас сложный период, и пока он не прекратится…
– А он прекратится?
– Обязательно! – уверенно сказал Морозов. – Как только вы завершите дела и улетите в Лондон, сразу вернется душевное равновесие. Вам нужен последний толчок. Организм уже запрограммирован на стабильность, осталось совсем немного.
– Вы шарлатан, – сказал Бородин. – Только не обижайтесь, пожалуйста.
– А я и не обижаюсь.
– Знаете, я вас боюсь.
– Почему?
– Мне кажется, что вы знаете обо мне больше, чем знаю я сам. А?
– Возможно, – осторожно ответил Морозов и даже усмехнулся, не сдержавшись.
– И что же вы обо мне знаете? Расскажите. Как это у вас называется? Психологический портрет?
– Ничего я вам не скажу.
– Есть что скрывать? Да?
Бородин обернулся.
– Просто иногда лучше чего-то о себе не знать.
– Так спокойнее спать?
– Вот именно.
Кирилл уже был выбрит и одет, когда к нему в номер постучали. Это оказался Даруев. Сегодня он был в клетчатой рубашке и старых, сильно потертых джинсах.
– О! – сказал он обрадованно, увидев Кирилла. – Ты уже на ногах! Отлично! Как спал?
– Спасибо, хорошо.
– Завтракал?
– Да.
– Значит, едем.
– Куда?
– К начальству.
– Прямо сейчас? – дрогнул Кирилл.
– Конечно. Я тебе расскажу, как все будет. С тобой пообщаются – вряд ли долго, минут пять или десять, не больше, – а потом засядешь за отчет. Я узнавал, как это делается. Все очень просто. Дают методическое пособие, где все расписано в подробностях – как и что ты должен в своем отчете отразить. Пишешь по этой шпаргалке, сдаешь отчет – и все.
– Что – все?
– Свободен.
– Можно возвращаться на станцию?
– Да.
Даруев заглянул Кириллу в глаза и рассмеялся:
– Твоя станция останется за тобой. Я узнавал.
Кирилл замер.
– Не веришь? – спросил Даруев, все еще смеясь. – Ладно, спросишь у начальства, они тебе подтвердят.
Он взглянул на часы и заторопился:
– Едем! Нам далеко, пока доберемся.
Спустились вниз, к машине Даруева. Помятый «жигуленок» с немытыми боками печально таращился на них глазами-фарами. Даруев вздохнул:
– Да, брат, недолго тебе осталось бегать, я чувствую.
– Старый, да?
– Старый – не то слово. Древний. Двигатель, ходовая – все ни к черту. Еду и болты по дороге теряю. Нормально, а?
В его голосе было столько печали, что Кириллу даже жалко его стало.
Солнце поднялось над крышами домов. Люди на тротуарах были суетливы и скучны.
– А до самой пенсии можно проработать на станции? – вдруг спросил Кирилл.
– Наверное, можно. А что?
Кирилл пожал плечами и ничего не ответил. Он не хотел возвращаться сюда, в этот город, но не знал, как объяснить свои чувства словами. Даруев догадался сам, сказал со вздохом:
– Человеку хорошо там, где он привык жить. Тебе лучше на станции, мне лучше здесь…
– Здесь скучно и неспокойно.
– Ну почему же? И здесь жизнь, Кирилл, – Даруев кивнул за спину на заднее сиденье, где покоилась пестрая матерчатая сумка. – Вот я сегодня получил от своей благоверной задание – лука купить, сыра, того, сего. Это жизнь? Жизнь. А через два дня идем в театр, уже и билеты куплены. Это жизнь? Жизнь. Начальство вчера головомойку устроило. Неприятность, что ни говори. И это тоже – жизнь. Вот такие мелочи, пустяки, все очень просто и обыденно. Мелочи, ставшие образом жизни.
– Ты корни пустил, обжился.
– Но я тоже с чего-то начинал.
– А я не хочу.
– И что – так всю жизнь и проторчишь на том острове?
– Да.
– Как знаешь, – вздохнул Даруев.
По нему было видно, что он не согласен.
Остановились у гастронома, почти на самом перекрестке.
– Я за водичкой сбегаю, – сказал Даруев.
Кирилл повернул голову. На соседней полосе, слева, притормозил перед светофором «Мерседес», и сидевший на заднем сиденье человек – молодой с длинной прической мужчина – смотрел во все глаза на Кирилла, так что он даже почувствовал себя неуютно.
