Переписка П. И. Чайковского с Н. Ф. фон Мекк - Чайковский Петр Ильич
Послезавтра я отправляюсь на несколько дней в Москву, оттуда на время (дней на семь) в Каменку и потом на Кавказ, где и пробуду, вероятно, все лето. Прошу Вас, дорогой друг, если будете писать мне, адресовать в г. Тифлис, Окружной суд, А. И. Чайковскому, для передачи мне. Из Тифлиса мы в июне переедем в Боржом, и впоследствии я сообщу Вам свой боржомский адрес.
Будьте здоровы, дорогой, милый друг мой! Дай бог Вам всякого благополучия.
Беспредельно Вам преданный и благодарный
П. Чайковский.
Завтра мне минет сорок семь лет.
377. Мекк - Чайковскому
Плещеево,
30 апреля 1887 г.
Милый, дорогой друг мой! Прежде всего позвольте Вас поздравить с недавним днем Вашего рожденья и пожелать Вам от всего сердца прежде всего здоровья, а затем успехов во всех Ваших планах, желаниях и намерениях. Дай Вам господи жить еще сто лет и доставлять человечеству то высокое наслаждение и отдохновение от жизни, которое они теперь получают в Вашей музыке.
Я приехала в Москву еще двадцать второго, но решительно была не в состоянии писать Вам, потому что находилась под гнетом таких душевных волнений, таких тяжелых ощущений, что могла бы выражать только свое возмущение и раздражение. Дело в том, что я приехала за неделю до рязанского собрания акционеров, на котором, как всегда, выбирается один из директоров, и по этому случаю здесь повели такую интригу и употребляли такие грязные, недостойные никакого порядочного человека средства, что становилось гадко и тошно. И запевалою во всех этих подлостях есть человек, который уже несколько лет пользуется большим благосостоянием, благодаря моему значению в Обществе, которое я употребляла на его пользу. Такая черная неблагодарность и такие низкие средства, которые употреблялись, чтобы сделать зло семейству фон-Мекк, до того возмущали меня, что я хотела бы убежать на край света. И только сегодня, час назад, я почувствовала облегчение, потому что получила телеграмму из Москвы, что в Собрании акционеров всё-таки восторжествовала справедливость, т. е. прошел наш директор. А мне тем более были неприятны эти интриги, что человек, которого мы выбирали, обременен огромным семейством и не имеет никакого состояния, но, слава богу, по крайней мере, в конце концов он не лишен средств к жизни.
Сейчас, прочитавши Ваше письмо, милый друг мой, я вижу, что мое едва ли дойдет до Вас, и потому кончаю его. Я адресую на имя Коли, потому что не знаю Вашего московского адреса. Благодарю Вас от всей души, дорогой мой, за портрет Татьяны Львовны, который я от Коли получила; он очень хорош. Бедное юное создание!
Будьте здоровы, мой милый, несравненный друг. Крепко жму Вам руку. Всею душою безгранично Вас любящая
Н. ф.-Мекк.
378. Чайковский - Мекк
С. Майданово,
5 мая 1887 г.
Милый, дорогой друг мой!
Я еще зимой от Коли узнал, что против Вас в Общ[естве] Ряз[анской] жел[езной] дор[оги] была интрига, и очень интересовался узнать, чем всё это кончится. На днях, прочитав в газетах, что выбран в директоры г. Вилинбахов и кандидатом Коля, я написал последнему, прося его ответить мне, хорош ли этот результат, победа ли это Ваша или поражение. Тотчас после того я получил письмо Ваше, из которого узнал, что всё кончилось согласно Вашему желанию. От всей души радуюсь и поздравляю Вас.
После того, как я отправил Вам последнее письмо, я успел кончить оркестровку того действия, по окончании которого хотел уехать. Но мне показалось так неприятно ехать в дальний путь, имея на душе еще неконченную вполне оперу, а с другой стороны, я получил такие убедительные просьбы из Петербурга о том, чтобы поскорее представлена была вся инструментовка, что решился еще остаться в Майданове до тех пор, пока всё не будет сделано. Работаю упорнее и усерднее, чем когда-либо, но, благодаря правильному режиму и движению, чувствую себя хорошо, хотя по временам и испытываю сильную усталость и желание поскорее заслужить право ровно ничего не делать и беззаботно отдыхать.
Бедный мой приятель Кондратьев, о болезни коего я Вам писал, слабеет и близится к трагическому исходу с каждым часом. Я решился, прежде чем поеду в свое дальнее путешествие, побывать у него в Петербурге, ибо он очень желает меня видеть, да и мне хочется исполнить долг многолетней дружбы и, несмотря ни на что, навестить его. Я покидаю Майданово в субботу девятого числа, еду в Петербург и, пробывши там несколько, не заезжая к себе, уеду дальше по направлению к югу. Если будете писать мне, дорогой друг, адресуйте, пожалуйста, в г. Тифлис, Окружной суд, А. И. Чайковскому, для передачи П. И. Ч.
Желаю Вам, милый, дорогой друг мой, всякого благополучия и, главное, здоровья. Дни здесь стоят чудные; я радуюсь за Вас. Из Петербурга, вероятно, еще буду писать Вам.
Беспредельно преданный Вам
П. Чайковский.
379. Чайковский - Мекк
С.-Петербург,
14 мая 1887 г.
Милый, дорогой друг мой!
Я нашел своего больного друга Кондратьева в отчаянном положении. Вид его произвел на меня невыразимо тяжелое впечатление, в два месяца он до того изменился, что осталась только какая-то-тень прежнего. Дни его сочтены, и надежды нет, по словам доктора, никакой, хотя болезнь может еще тянуться довольно долго. Он страшно обрадовался моему приезду, и почти плачет, когда я говорю, что скоро нужно уехать. Так как мое присутствие ему очень приятно (хотя и не нужно), то я теперь колеблюсь насчет назначения дня моего выезда. Однако ж надеюсь в скором времени уехать, Если бы я остался здесь очень долго, то эта жертва дружбе была бы просто не по силам мне. На меня так сильно и болезненно действует всё это, что я чувствую себя совершенно расстроенным, плохо сплю и испытываю вообще сильное нервное расстройство.
Про здешнюю погоду ничего не буду говорить Вам, так как, вероятно, у Вас она так же хороша, как и здесь.
Большое для меня счастие, что я успел, наконец, кончить свою оперу; чувствую, что если бы еще неделя, и чаша была бы переполнена. В настоящую минуту у меня, разумеется, еще никакого помышления нет о будущих каких-нибудь сочинениях. С Майдановым (где мне этой весной было очень хорошо) я расстался без всякого сожаления, ибо в последние дни там появились дачники, и очарование разом исчезло. По всей вероятности, я уже туда не возвращусь, ибо будущую первую половину зимы мечтаю прожить за границей, а после того искать другого местопребывания.
Будьте здоровы, милый, дорогой друг мой! Дай бог, чтобы теплые дни продолжались, - я радуюсь за Вас.
Ваш, беспредельно Вам преданный
П. Чайковский.
380. Чайковский - Мекк
Москва,
20 мая 1887 г.
Милый, дорогой друг мой!
Два дня тому назад я приехал в Москву, оставив моего больного приятеля в состоянии безнадежном, но таком, что печальный исход может случиться еще нескоро. Здесь я всё время недомогал чем-то вроде желудочной лихорадки, а может быть, это просто нервы мои дают себя чувствовать. Вчера я принял вечером сильный прием хинины, и утром мне было гораздо лучше, но теперь (четыре часа дня) опять чувствую лихорадку. Тем не менее, сегодня я уезжаю в дальнее путешествие, полагая, что рассеяние и развлечение будут для моей, впрочем очень невинной, болезни самым целительным средством. Еду я в Нижний-Новгород, оттуда по Волге до Астрахани, отсюда в Баку и по железной дороге в Тифлис. Я выбрал этот путь потому, что уже давно мечтал проехать пароходом по Волге. Мне придется ехать на пароходе “Александр II”, который считается лучшим волжским пароходом.
Сегодня утром меня посетил Генрих Пахульский, от которого я узнал, что брат его болен и остался во Франции. Мне очень жаль его, и притом я думаю, что Вам, по привычке к услугам преданного и любящего Вас человека, очень недостает его. Что касается Генриха, то полчаса тому назад я говорил о нем с С. И. Танеевым. Последний несовсем доволен результатами его класса, но зато я с удовольствием узнал, что Танеев считает Пахульского очень способным к сочинению. Меня очень заинтересовало это, и приятно было видеть, что Танеев очень дорожит им. Но желательно, чтобы и класс его в будущем году шел совсем хорошо.
