Переписка П. И. Чайковского с Н. Ф. фон Мекк - Чайковский Петр Ильич

Погода здесь стояла всё время очень дурная, а третьего дня было до того холодно, что я топил свой камин. Сегодня я был на похоронах Влад. Алекс. Давыдова, двоюродного брата Льва Вас[ильевича], которому покойник завещал свое именье в Гродненской губернии. Таким образом, состояние Льва Васильевича теперь значительно увеличится.

Через неделю надеюсь уехать в Россию, в которую стремлюсь всей душой.

Будьте здоровы, дорогой, бесценный друг мой! Дай бог Вам всякого благополучия.

Беспредельно Вам преданный

П. Чайковский.

330. Чайковский - Мекк

Париж,

5 июня 1886 г.

Милый, дорогой друг!

На другой день после получения бюджетной суммы я получил и дорогое письмо Ваше, за которое очень, очень благодарю Вас. Прошу Вас извинить меня, дорогая моя, за то, что, как вижу из письма Вашего, ответная телеграмма моя на вопрос о том, куда послать мне бюджетную сумму, долго не доходила до Вас и, быть может, причинила Вам беспокойство. Мысль эта очень огорчает меня, но я, ей-богу, не виноват и не понимаю, почему произошло это замедление.

Милый друг мой! Я решился опять отложить на неопределенное время мое лечение в Виши. Мне так хочется поскорее быть в России, что если бы теперь поехать лечиться, состояние моего духа было бы недостаточно покойно для того, чтобы лечение принесло действительную пользу. Мне слишком хочется теперь работать, не теряя времени, и поэтому через несколько дней я поспешу в Майданово. Впрочем, я должен сказать, что мое здоровье настолько в эту минуту хорошо, что поездку в Виши смело можно отложить на некоторое время.

Я усматриваю из письма Вашего, что в скором времени Вы покинете Плещееве, дабы провести часть лета на берегах Рейна. Мне кажется, дорогая моя, что, по природе Вашей, частые перемены места полезно влияют на Ваше здоровье, и поэтому я радуюсь при мысли, что Вы проведете несколько времени в действительно чудной местности.

Как Вы бесконечно добры и заботливы относительно детей своих! Как хорошо, что Вы устроили Колю в собственном хорошеньком уголке Москвы. Я отлично знаю приобретенный Вами домик, ибо долго жил как раз напротив.

Третьего дня я адресовал Вам письмо на Мясницкую. Надеюсь, что оно дошло до Вас.

Дай бог, чтобы всё у Вас и у Ваших ближних было благополучно.

Я утомлен бесконечно и страстно стремлюсь к себе в деревню.

Будьте здоровы! Благодарю Вас от всего сердца.

Ваш до гроба

П. Чайковский.

Бедный Баварский король!.. Какой трагический конец и какое злодейство вся эта история!!!

331. Мекк - Чайковскому

Плещеево,

8 июня 1886 г.

Милый, дорогой друг мой! Пишу Вам только несколько слов, потому что не знаю, застанет ли эта записка Вас еще в Париже. Посылаю Вам, дорогой мой, вырезку из юмористического английского журнала Punch, который получает Юл:я, и в котором по поводу игры А. Рубинштейна в Лондоне (с карикатурою на него) говорится, хотя вскользь, о Вас, но из этого видно, что Вас знают и за границею, и даже на этом туманном острове, которому нет дела ни до чего, что делается на континенте, Вас всё-таки знают, - это меня бесконечно радует.

Я узнала из письма Анны, что в Париже умер их дядюшка и что он свое состояние оставил ее отцу. Меня это очень радует, т. е. не то, что дядюшка умер, а то, что он свое состояние оставил Л. В. Давыдову. А скажите, дорогой мой, как велико это состояние, ведь об нем говорили, что он очень богат; дай бог, чтобы это подтвердилось. Когда Вы в Виши? Будьте здоровы, мой несравненный друг, крепко жму Вам руку. Всею душой Вас любящая

Н. ф.-Мекк.

Получили ли Вы, дорогой мой, русские бумажки на две тысячи рублей, которые я Вам послала?

332. Чайковский - Мекк

С.-Петербург,

17 июня 1886 г.

1886 г. июня 17 - 18. Петербург - Майданово.

Милый, дорогой друг мой!

Вчера вечером я приехал в Петербург, где останусь два дня по поводу одного музыкального дела. Я невероятно рад своему возвращению в Россию, хотя с удовольствием думаю и о своем путешествии. Пребывание в Тифлисе и путешествие на пароходе представляются мне каким-то приятным сном. Что касается Парижа, то, несмотря на всё утомление и напряжение, испытанное там, я рад, что выдержал целый месяц шумной столичной жизни. Мне кажется, что для упрочения моих сочинений во Франции я много теперь сделал, перестав быть для тамошних музыкантов каким-то отдаленным мифом, а - живым человеком. Сочувствия я видел там много. Мне очень советуют в будущем сезоне устроить une audience [концерт], посвященную исключительно моим произведениям. Конечно, в массу парижской публики я еще вовсе не проник, но в более развитых музыкальных кружках меня знают, и многие проникнуты теплым сочувствием. Из наиболее выдающихся деятелей меня особенно тронуло внимание Ambroise Thomas и LeoDelibes.

Как странно после Парижа очутиться внезапно в июне в Петербурге. Зимой он так оживлен и блестящ, - теперь это совершенная пустыня. Что касается “белых ночей”, то красоты в них много, но я во всю сегодняшнюю ночь, несмотря на трехдневное путешествие, не мог глаз сомкнуть. Не спится при этом непостижимом сочетании ночной тишины с дневным светом.

Допишу это письмо в Майданове, куда собираюсь ехать завтра вечером.

Майданово, 18 июня.

Как я бесконечно рад, что наконец нахожусь у себя дома! Как мил и симпатичен кажется мне мой маленький домик, оставленный мной, когда еще везде кругом лежал снег, а теперь весь окруженный зеленью и цветами. Сегодня я привожу всё в обычный порядок, а с завтрашнего дня начинаю серьезно работать. Три месяца, проведенные мною вдали от дома, - совершенно потерянное время для работы, но зато я чувствую, что набрался новых сил и могу отдавать все свое время труду без утомления. Хочу во что бы то ни стало окончить оперу вчерне к осени, чтобы всю следующую зиму посвятить инструментовке ее.

Будьте здоровы, милый, бесценный друг мой! Надеюсь, что Вам покойно живется в Плещееве.

Беспредельно Вам преданный

П. Чайковский.

333. Мекк - Чайковскому

Гурьево,

22 июня 1886 г.

Дорогой, несравненный друг мой! Вчера я была обрадована получением Вашего дорогого письма, которое мне переслали сюда из Плещеева, и хотя, с одной стороны, я ужасно рада, что Вы также в России в то время, когда и я здесь, но, с другой, мне очень страшно, что Вы не поехали в Виши, потому [что] это всё же больше гарантировало бы Вам здоровье на зиму, но, конечно, бог даст, и так Вы проведете хорошую, покойную жизнь. Как меня радует, что Вы в Париже составили себе круг знакомства из людей так известных. Скажите, дорогой мой, что, Leo Delibes так же ли симпатичен в обращении, как лицом? По его фотографии, у него очень доброе, бесхитростное выражение. А Вы не видались с Ed. Colonne? Он, вероятно, где-нибудь на водах со своим оркестром? Он бывает в Aix-les-Bains. Не дали ли Вы Lamoureux Вашего “Манфреда”? А каков Ваш Mackar? Я ужасно рада, что Вы дали себя узнать в Париже. А как жаль бедного Брандукова. Я думала, что он блаженствует в Париже, а между тем, как видно, далеко до этого. Et sa dame, что, она еще с “ним или они разошлись? А что, Виардо вспоминает Тургенева? Видели ли Вы ее сына, Paul Viardot? Боже мой, сколько я Вам надавала вопросов, простите, дорогой мой, но это так интересно.

Я в настоящую минуту у моей Саши в гостях, в ее Гурьеве. Здесь очень хорошо, жаль только, что такой ужасный холод; вообразите, милый друг, что всего семь градусов тепла рано утром, - это ужасно для 22 июня; я зябну ужасно. Через неделю я буду дома, опять в Плещееве. Сашу свою я нашла очень загоревшею, но здоровье ее очень плохо и тревожит меня ужасно. Двое младших ее детей, Адя (Адам) и Кася (Ксения) - прелестные субъектики. У Адюши такая поэтическая и артистическая внешность: длинные вьющиеся каштановые волосики и задумчивые темно-карие глазки, а улыбнется - точно приласкает, такое милое существо. А самая маленькая двухлетняя девочка, Кася - миниатюрный портрет Саши, с черными, как уголь, глазками и совсем светлыми волосами, также курчавыми, как и у брата; всегда веселенькая, всегда смеется и всё вопросы делает, - премиленький субъектик; пока единственная девочка между сыновьями.