Переписка П. И. Чайковского с Н. Ф. фон Мекк - Чайковский Петр Ильич
Но как трудно найти что-нибудь! Теперь мне предлагают усадьбу недалеко отсюда, в красивой местности, но не на реке. Кажется, я решусь нанять ее, и в конце лета начну устраиваться, т. е. меблировать, оклеивать и т. д., так чтобы осенью можно уже было переехать.
Мы до сих пор не можем опомниться от ужасов клинского пожара, которого были свидетелями. Я даже по мере сил участвовал в спасении имущества погорельцев.
Дай Вам бог, дорогая моя, благополучного, счастливого путешествия. Еще и еще благодарю Вас.
Беспредельно преданный
П. Чайковский.
291. Чайковский - Мекк
Майданово,
3 августа 1885 г.
1885 г. августа 3 - 10. Майданово.
Милый, дорогой друг мой!
Еще не знаю хорошенько, куда писать Вам, но уже испытываю потребность в беседе с Вами и берусь за перо. Пишу Вам в три часа дня в такой темноте, как будто девять часов вечера. Вот уже несколько дней, что весь горизонт окутан какой-то дымчатой мглой, происходящей, как говорят, от лесных пожаров или горения торфяных болот. Мгла эта с каждым днем делается гуще, и я начинаю бояться, что мы все задохнемся в ней. На душу это действует угнетающим образом. Вообще расположение духа моего всё это время мрачное. Я работаю над очень трудной, сложной симфонической вещью (на сюжет “Манфреда” Байрона), имеющей притом столь трагический характер, что и я обратился временно в какого-то Манфреда. Притом же, как водится, я надсаживаю грудь от торопливости в труде. Хочется безмерно привести его скорей к концу, и вот я напрягаю все свои силы... в результате чего сильное утомление. Это тот вечный cercle vicieux [заколдованный (порочный) круг], в коем я безвыходно вращаюсь. Если нет работы, я хандрю и скучаю, - если есть, я работаю через силу...
Вчера я имел сильное огорчение, даже до слез. Ваш сын Коля несколько времени тому назад дал мне знать, что есть по Рязанской дороге среди необычайно красивой местности именьице, вполне, во всех отношениях подходящее к моим требованиям. Так как довольно долго я был нездоров и не мог сам поехать, то поручил брату Анатолию собрать справки и некоторые сведения. Коля обещал их достать и прислать, но прошло много дней, а от него письма не было. Тогда я послал человека напомнить об этом деле; Коля посоветовал немедленно ехать смотреть именье и решать дело. По нездоровью, я просил брата Анатолия поехать и устроить покупку. Вчера утром он уехал, и я, вполне уверенный, что через два-три дня сделаюсь собственником, предавался утешительным мечтаниям о будущем житье в собственном доме. Увы! К вечеру пришла депеша, что имение уже несколько дней продано. Не могу выразить Вам, как я был огорчен! Упущен случай единственный, подобного которому ожидать нельзя.
Не могу скрыть, что я в настоящее время сваливаю вину неудачи на Колю. Если бы он хотел, имение осталось бы за мной. Продавал его начальник дистанции Рязанской дороги, Колин знакомый, и ничего бы не стоило попросить его подождать меня или моего поверенного. Прошу Вас, дорогая моя, ни слова не писать об этом Коле; гнев мой (может быть, впрочем, и несправедливый) уляжется, и всё будет забыто, но в настоящее время, быв совершенно одурачен в этой истории и не зная хорошенько, почему и кем, я поневоле мечу свои перуны против бедного Коли, который заварил эту кашу.
10 августа.
Только что вернулся из поездки в Плещееве, куда меня почти насильно увлекли братья. Мне хотелось побывать в Плещееве, но я не люблю отрываться от работы, и отдыха для меня всё равно нет, пока сочинение не кончено. Поездка была для меня неудачна, так как и в дороге и в самом Плещееве я чувствовал себя очень нехорошо. Вообще за это лето я здоровьем своим похвастаться не могу: постоянно недомогаю. Тем не менее, я рад был снова увидеть милое Плещеево, где так хорошо провел несколько недель год тому назад. Анну я нашел очень бледной и похудевшей. С Колей имел откровенное объяснение по поводу неудовольствия на него, и так как он признал себя виноватым в некоторой оплошности, то гнев мой на этого добрейшего человека исчез как дым. Но более чем когда-либо сожалею, что упустил случай приобресть именьице, судя по описанию Коли, удивительно соответствующее моим требованиям.
Мне приятно было видеть цветущую здоровьем племянницу мою Веру, которую я перед тем видел несколько месяцев тому назад в Петербурге больной и слабенькой. Она наслаждалась бы своим житьем в Плещееве, если бы не смущалась мыслью, что, может быть, с ее стороны неделикатно заживаться со всей семьей у рас слишком долго. Она советовалась со мной насчет этого, и, простите меня, дорогой друг, я позволил себе уверить ее, что Вам, отнюдь не неприятно, что она гостит в Вашем доме и что неделикатности с ее стороны нет никакой в том, что она, по ее выражению, злоупотребляет Вашим гостеприимством. Дабы вполне успокоить ее, я сказал ей, что напишу Вам об этом, и убежден, что Вы подтвердите мою уверенность в том, что ее пребывание в Плещееве Вам не неприятно.
Теперь я надолго останусь в Майданове, т. е. не тронусь отсюда, пока вполне не кончу своей работы.
Надеюсь, дорогая моя, что здоровье Ваше хорошо, что Софья Карловна поправляется и что Вы вообще довольны своим пребыванием в Эмсе.
От души желаю Вам, дорогой друг мой, всего лучшего. Беспредельно преданный Вам
П. Чайковский.
292. Мекк - Чайковскому
Эмс
16 августа 1885 г.
Дорогой, несравненный друг мой! Не знаю, как и благодарить Вас за Ваше письмо; я уже никак не надеялась получить его прежде, чем сообщу Вам свое местопребывание. Сама же я, как Вам и писал Владислав Альбертович, совсем стала инвалидом, и теперь вот уже почти две недели как меня мучит нарыв на пальце; один мне прорезали, а теперь готовится другой, и это мне до крайности раздражает нервы. Но я всё-таки хочу написать Вам хоть несколько слов, чтобы горячо поблагодарить Вас, дорогой мой, за Ваше милое письмо и сказать Вам по поводу пребывания Веры Львовны в Плещееве, что, конечно, Вы совершенно основательно поручились ей за меня и что мне не только не неприятно ее нахождение в Плещееве, но, напротив, очень приятно, чтобы мои близкие и близкие моих близких пользовались моею собственностью. В данном же случае я даже, к сожалению, не могу считать Веру Львовну своею гостьею, так как я предоставила Плещееве Коле.
Как ужасно жаль, дорогой мой, что Вам не удалась покупка именьица на Рязанской дороге; дай бог, чтобы скорее нашлось что-нибудь другое.
Сегодня я ожидаю Сашонка с женою из Лондона. Они изъездили всю Шотландию, родину Ани, и Сашок в восторге от ее природы. Здесь, в Эмсе, также прелестно. Вот бы Вам приехать сюда, дорогой мой: какое множество прелестнейших прогулок и вообще какая роскошная природа. Я давно не жила в Германии и была поражена этим богатством природы и благоустройством города, - чудесно всё.
Сонино здоровье недурно, но общее состояние ее организма меня очень беспокоит: малокровие ужасное, и вся она такая хрупкая.
У нас довольно холодно, по ночам только двенадцать градусов, но дни очень жаркие. Мы пробудем здесь до 27-го этого месяца, потом - в Париж: и в мой милый Belair. Поэтому прошу Вас, дорогой мой, после этого письма адресовать мне в Belair. Адреса, и здешний и Belair'ский, прилагаю отдельно. Будьте здоровы, бесценный, милый друг мой. Всею душою горячо Вас любящая
Н. ф.-Мекк.
293. Чайковский - Мекк
С. Майданово,
31 августа 1885 г.
Милый, дорогой, бесценный друг!
Из письма Владислава Альбертовича вижу, что Вы довольны Вашим пребыванием в Эмсе и что здоровье Ваше в хорошем состоянии. Чрезвычайно этому радуюсь и уверен, что в Вашем милом Belair Вы еще более укрепитесь и поправитесь.
Наконец-то, дорогой друг мой, судьба моя, т. е. вопрос о будущем моем более или менее постоянном местопребывании разрешился. После бесконечно долгих и неудачных розысков я принял предложение здешней хозяйки остаться в Майданове. Но жить я буду не в том неуклюжем, несимпатичном доме, где жил до сих пор, а в другом, где до сих пор она сама жила. Дом этот находится в стороне от других; мне будет огорожена значительная часть сада, в которой я буду распоряжаться совершенно произвольно, а самый дом еще летом она отделала заново. Хотя местность здешняя не особенно мне по сердцу, но ввиду близости большой станции, близости от города, в коем имеются и лавки, и почта, и телеграф, и Доктор, и аптека, а главное, ввиду крайнего нежелания снова искать и откладывать, я решился нанять на два года предлагаемый дом. Он очень симпатичен и уютен, и мне кажется, что мне там будет хорошо и покойно. Теперь я забочусь об устройстве, а 15 сентября перееду. Если в течение будущих двух лет свыкнусь, то уж ничего и искать не буду и до конца дней останусь здесь;
