Переписка П. И. Чайковского с Н. Ф. фон Мекк - Чайковский Петр Ильич
Здоровье Тани в последние дни нехорошо. Она так слаба, что бывают часы дня, когда не в силах говорить и глаза отказываются видеть. Последнее явление пугает меня. Доктор объясняет это уменьшением морфинной дозы и обещается, что всё пойдет лучше через несколько времени.
Я кончил сочинение кантаты и марша и принялся за оркестровку. Нередко работа утомляет меня до крайности, но на здоровье жаловаться не могу. В последнем письме Вашем почерк руки твердый. Мне хочется думать, что Вам теперь лучше, что Вы чувствуете себя крепче и бодрее, тогда как почерк предыдущего письма выражал как бы сильную усталость. Дай бог, чтобы так было.
Еще раз благодарю Вас, дорогая моя!
Ваш до гроба
П. Чайковский.
117. Чайковский - Мекк
Париж,
26 марта 1883 г.
Дорогой, бесценный друг!
Вчера я получил письмо от Наталии Андреевны Плесской, в коем она пишет, между прочим, что, по известиям от Коли, Мише лучше. Как это меня обрадовало! Дай бог, чтобы он поскорей поправился и чтобы у Вас просветлело на душе.
Про себя могу сообщить Вам то утешительное известие, что работы мои, вызванные предстоящими торжествами коронации, идут столь успешно, что скоро я от них совсем буду свободен. Мне очень помогло то обстоятельство, что слова кантаты, написанные Майковым, очень красивы и поэтичны. Есть маленькая патриотическая хвастливость, но вместе с тем вся пьеса глубоко прочувствована и написана оригинально. В ней есть свежесть и искренность тона, давшая и мне возможность не только отделаться от трудной задачи кое-как, лишь бы было соблюдено приличие, но и вложить в мою музыку долю чувства, согретого чудесными стихами Майкова. Полагая, что, быть может, Вам будет небезынтересно прочесть это стихотворение, я прилагаю его к настоящему письму.
Здоровье нашей больной всё это последнее время нехорошо. Пришлось остановиться в постепенном уменьшении приемов морфина и ждать, чтобы силы ее хоть несколько восстановились. Мне это в особенности потому обидно и грустно, что Модест, который страшно истосковался по своем воспитаннике, не может уехать, а, между тем, ему не только хочется, но и нужно уехать, ибо отсутствие его начинает давать себя чувствовать, и в Петербурге его ожидают с величайшим нетерпением. Одного меня Он ни за что не хочет оставить с Таней, пока ей не будет гораздо лучше, хоть я и уговариваю его ехать. Вообще эта неизвестность о том, когда мы получим свободу и возможность с спокойным сердцем Оставить здесь нашу племянницу с ее компаньонкой и девушкой, чрезвычайно тягостна. Что делать! Нужно ждать и надеяться, что наконец она несколько укрепится и в состоянии будет без нас продолжать свое лечение.
Несколько дней здесь было превосходных, совсем весенних, а теперь опять стало холодно.
Позвольте мне Вас горячо поблагодарить за много приятных минут, проведенных здесь иногда за чтением присланных Вами книг и в особенности за “Русский архив”, в котором я нашел много весьма интересных статей. Эти же книги послужили и для развлечения Тани, которая, впрочем, имеет обыкновение не читать, а как-то непостижимо скоро пожирать книги, и притом исключительно повести и романы. Часто мы с Модестом решительно теряемся, когда она поручает нам купить ей роман. За исключением вновь выходящих, она все их читала, а между тем постоянно нуждается в чтении. Кстати о книгах; прикажете переслать Вам в Ниццу находящиеся у меня журналы Ваши или отвезти их в Россию и доставить в Плещеево?
Теперь я скоро буду иметь возможность пересмотреть все сочинения Влад[ислава] Альберт[овича], имеющиеся у меня, и прислать ему свой отзыв о них.
Будьте здоровы, драгоценный друг мой!
Ваш до гроба
П. Чайковский.
Потрудитесь, милый друг, передать мой сердечный привет Юлье Карловне, Саше, Пахульскому, Милочке (которая, должно быть, очень выросла) и всем Вашим.
118. Мекк - Чайковскому
Ницца,
31 марта 1883 г.
Дорогой, несравненный друг мой! От всей души благодарю Вас за присылку мне текста Вашей кантаты. Мне чрезвычайно интересно знать всё касающееся Вас и Ваших занятий. Я ужасно рада, что Вы кончаете этот труд, и у меня как будто гора с плеч свалилась. Теперь отдохните, дорогой мой, хорошенько, не изнуряйте себя. Очень я рада также, что стихотворение Вам! понравилось; это, конечно, еще более послужит к красоте музыки. Только потому я и пожалела, что не буду на коронации в Москве, что не услышу Вашего марша, а кантаты, конечно, мне не пришлось бы слышать и там. Дорогой мой, если эти две вещи будут перекладывать для фортепиано, то прикажите сделать в четыре руки. Я всё еще не теряю надежды играть когда-нибудь сама; недавно я играла с Сашонком один номер из Вашей сюиты и была в восторге неописанном.
Насчет книг, милый друг мой, я думаю, будет удобнее всего, чтобы Вы перед отъездом из Парижа передали их моему charge d'affaires [поверенному] M. Aufrag, a я сделаю распоряжение, как с ними поступить. Если это Вам удобно, то вот адрес: M. Aufrag,Boulevard St.-Martin 19, Monsieur Edmond Aufrag. Если же это Вам неудобно, то сделайте, как Вам удобнее, а для меня совершенно всё равно, пришлете ли Вы мне их за границею, или отвезете в Москву. Я хочу уехать отсюда во вторник 5-го (нашего) апреля, поэтому прошу Вас, дорогой мой, адресовать мне всё в Вену, Franzensring, 18.
Очень меня интересует, как Вы найдете увертюру моего питомца Влад[ислава] Альб[ертовича]. Теперь в Вене он, вероятно, опять будет заниматься с профессором, хотя я так же, как и Вы, друг мой, совсем не одобряю этого господина, но в Вене его очень почитают и лучшего не имеют, а я нахожу, что лучше что-нибудь, чем ничего.
Из Петербурга я не получаю очень успокоительных известий. Выздоровление (если оно будет) идет так медленно, что возбуждает скорее опасение, чем успокоение, и вообще будущность этого ребенка с его болезнью сердца так безотрадна, так тяжела, что и жизнь не в радость. Ему всё запрещают, и такое vegetation [прозябание], которое ему предписывается, невыносимо, его выдержать нельзя живому человеку. Ужасное испытание посылает мне провидение, даже умереть спокойно нельзя, оставляя такого мученика. Здесь у меня все, слава богу, здоровы, мечтают о Плещееве. Все мои глубоко благодарят Вас за память об них. Милочка, действительно, выросла и начинает обращать внимание на свою нравственность. Так недавно она записала в свой журнал: “Reglementations. Lois. 1) Ne pas etre fachee lorsque Julie fait les observations” [“Правила. Закону. 1) Не сердиться, когда Юля делает замечания”.]. Не помаю, какие второй и третий пункты; всего внесено три, но первый характерен, так как она взяла привычку, когда Юля ее распечет за что-нибудь, надуться на нее, и поэтому она себе по своим юридическим понятиям составила кодекс, в котором первое место занимает такая статья, которою она сама очень недовольна. Но вообще она совершенный ребенок, любит кукол до страсти. Теперь я ей купила маленькую собачку (Сага), для того чтобы ей было с кем побегать, так как доктор всё говорит, что она мало делает моциона, и она возится с этою собачонкою как с живым человеком, а творение очень некрасивое, какая-то порода griffe, mais tres laide [но очень безобразная]. Зато Соня и растет и развивается, сделалась совсем взрослою барышнею, но, как и Милочке, не с кем пошалить, так и бедной Соне скучно. Сашок к святой поедет в Петербург помочь Коле ухаживать за Мишею. Бедному Коле - очень трудное время: экзамены и хлопоты с больным братом. Тетерь в Петербурге моя Саша, и она ухаживает за Мишею. Эта женщина везде успевает быть полезна, но меня очень тревожит то, что она сама, по своей фотографии, очень похудела, и я понимаю почему: она так тревожится за Мишу и за меня, что ей самой это стоит здоровья.
На днях мы Вам послали еще книг, дорогой мой; мы посылаем Вам их по мере прочтения.
Выздоровел ли совсем Ваш Алеша, милый друг мой, и отпустят ли его к Вам на лето? Как я буду рада и за Вас и за него, если это удастся, дай бог. Как мне жаль Вас, дорогой мой, что Вы не можете уехать в Швейцарию; дай бог, чтобы скорее это было возможно. Будьте здоровы, мой бесценный, и не забывайте безгранично любящую Вас
