Переписка П. И. Чайковского с Н. Ф. фон Мекк - Чайковский Петр Ильич
Не хотите ли Вы, друг мой, выбрать каких-нибудь русских журналов? У меня их масса, и я могу прислать Вам; есть “Русский вестник”, “Русская мысль”, “Русский архив”, “Русская старина”, “Исторический вестник”, “Отечественные записки” и “Дело”.
107. Чайковский - Мекк
Париж,
1883 г. января 31 - февраля 9. Париж.
31 января/12 февраля 1883 г.
Дорогой, лучший друг мой!
Благодарю Вас от глубины души и за приглашение в Плещееве и за предложение нанять для меня дачу вблизи Плещеева. И то и другое несказанно пленительно, и мне так бы хотелось сейчас же сказать Вам, что и тем и другим я воспользуюсь. Но позвольте мне более определенно отвечать на этот вопрос несколько позднее. Относительно Плещеева, ввиду, необходимости дождаться здесь, в Париже, полного выздоровления Тани, я даже не знаю, успею ли я пожить в нем до Вашего приезда. Бог знает еще, когда Таня вполне выздоровеет. Модест, ввиду своих обязанностей к делу воспитания своего Коли, не может оставаться здесь более двух месяцев, а так как уже более двух недель со дня его выезда прошло, то, следовательно, в начале марта он уедет, и тогда я непременно дождусь здесь до тех пор, пока Таня будет здорова, и сам отвезу ее в Каменку. Что же касается дачи, то, уезжая из Москвы, я поручил брату Анатолию поискать что-нибудь для меня, и он мечтает найти какой-нибудь домик или флигелек вблизи той местности, где он будет жить с женой. Перспектива иметь меня своим соседом доставляет ему такую радость, что я не решаюсь отнять ее у него. Притом же, он принялся с таким рвением за поиски, что в каждом письме сообщает мне о результатах их, и весьма может статься, что теперь, когда я Вам пишу это письмо, он уже что-нибудь нанял для меня. Итак, сначала я спрошу его, в каком положении дело о приискании мне помещения, спрошу также, не нашел ли уже он что-нибудь для себя и в какой именно местности, посоветую ему искать для себя дачу вблизи Подольска, и как было бы хорошо, если б я мог исполнить и его и мое желание, т. е. иметь возможность жить недалеко от него и, вместе с тем, вблизи Плещеева. Откровенно говоря, из двух предлагаемых Вами мест, хотя запущенный сад Ордынцев меня ужасно пленяет, но еще больше соблазняет меня купанье в реке Пахре (купанье мне не только приятно, но и удивительно полезно), и потому я склонен выбрать не Ордынцы, а дачу в подольском лесу. Боже, как приятно думать обо всем этом, но как далеко еще до этого.
Вчера мы отвезли Таню в maison de sante [лечебницу] в Passy. За два дня до этого мы уже ездили туда с братом, чтобы посмотреть на это заведение и выбрать комнату. Странные люди эти французы. Хозяин заведения и его дочь приняли нас так нелюбезно и показали нам такое ужасное помещение для Тани, что мы собрались уже уехать, но когда они это увидели, то вдруг тон переменился, посыпались предложения лучших комнат, обещания превосходного ухода за больной и т. д. Тогда мы, удовольствовавшись небольшой, но чистенькой комнаткой, заключили условие. Но вчера, когда мы привезли Таню, комната оказалась неприготовленной, встречи ни от кого не последовало, прислуги невозможно было дозвониться. Это произвело на нас столь тяжелое впечатление, что мы уже собирались уехать, но тут вдруг появились и два доктора, и прислуга, и ухаживание... Таня решилась попробовать остаться в этом заведении, а что дальше будет - увидим, и если по прошествии нескольких дней окажется, что они больше обещают, чем делают, то мы возьмем ее оттуда. До чего было жаль ее, бедную, оставлять в заведении одну, - не передать словами. Она призналась нам, что ощущала вчера чувство, напомнившее ей первый день поступления в пансион. Разумеется, мы каждый день будем навещать ее и, быть может, даже впоследствии переедем поближе к Passy, если не в самое Пасси.
Дорогая моя! Вы очень преувеличиваете мои заслуги в этом деле. Если есть заслуга, то это со стороны Модеста, который взял на себя одного все хлопоты и заботы. Я только, так сказать, состою при нем. Да и во всяком случае то, что мы делаем, есть обязанность и долг, который всякий должен был бы исполнить.
2/14 февраля.
Вчера пришлось вынести много нравственной муки. Навестивши Таню мы застали ее в ужасном состоянии. Накануне вечером ей уменьшили в первый раз дозу морфина, а вчера дали еще меньше. Хотя уменьшение дозы ничтожное, но она страдала ужасно: кричала, рвала на себе волосы, беспрестанно впадала в обморочное состояние, бредила, одним словом, это было что-то до того ужасное, что я не знаю, как я выдержал это впечатление. Но доктора, навещавшие ее, остались непреклонны: прописывали опиум и разные успокоительные средства, но прием морфина не увеличили. Сегодня утром приезжала к нам девушка ее за некоторыми вещами и с известием, что хотя всю ночь она не спала и ее рвало, но к утру она несколько успокоилась и заснула. Так как она нуждается в постоянном уходе, и притом женском, а девушка ее совершенно выбилась из сил, здешней же garde-malade она не хочет, то мы с Модестом решились выписать из Петербурга одну очень почтенную старую девушку, бывшую воспитательницей сестры Модестиного воспитанника. Сейчас мы послали ей телеграмму. Нужно, чтобы как об этой выписке, так и вообще о состоянии Тани никто из каменских не знал сущей правды, и потому, дорогая моя, если будете писать об этом Коле, то так. чтобы он не доводил это до сведения каменских жителей.
5 февраля.
Третьего дня утром получил lettre chargee, a вчера письмо Ваше, дорогой друг! От всей души благодарю за то и другое. Благодарю также за приглашение весною в Плещееве. Если б Вы знали, как пламенно я желаю, чтобы мне можно было погостить у Вас! Но, как я уже объяснил выше, мне неизвестно, буду ли я в России в апреле и мае, ибо мы находимся в зависимости от состояния здоровья Тани. Если, даст бог, удастся вернуться домой к пасхе, то из Москвы прямо проеду в Плещееве, а затем, разумеется, для меня было бы в высшей степени желательно воспользоваться Вашим предложением жить вблизи Плещеева на даче. Дай бог, чтобы так вышло! “Проповедницу” я не читал, хотя книга эта в подлиннике есть у меня. Но она внушает мне какое-то предубеждение, которого никак не могу победить. Автор тут, конечно, непричем, но все эти редстокщины, “Armees du Salut” [“Армии спасения”] и т. п. секты крайне антипатичны, и так как я знаю, что Доде (которого я люблю так же, как и Вы) изобразил одну из подобных сект, то и за книгу его приниматься не хочется.
Относительно французской музыки скажу в свое оправдание следующее. Я не столько увлекаюсь всей массой произведений, исходящих из новой французской школы, и каждым из композиторов в отдельности, сколько тем веянием новизны и свежести, которое вообще чувствуется теперь в музыке французов. Мне нравится их стремление к эклектизму, то чувство меры, которого они держатся, их готовность отстать от вековой рутины, но с тем, чтобы оставаться в пределах изящного. У них нет того безобразия, до которого у нас дошли некоторые авторы, вообразившие, что новизна и оригинальность состоит в попирании ногами всего, что до сих пор признавалось условием музыкальной красоты. Если же мы сравним новую французскую школу с тем, что теперь пишется в Германии, то нельзя, в самом деле, не признать, что у немцев музыка в страшном упадке и что дальше вечного переливания из пустого в порожнее элементов, внесенных Мендельсоном и Шуманом, с одной стороны, и Листом и Вагнером, с другой, - они ничего не делают. Во Франции, напротив, слышится что-то новое и иногда очень интересное, свежее, сильное. Визе, конечно, целой головой выше их всех, но всё же Massenet, Delibes, Quiraud, Lalо, Godard, St-Saens и: др. - люди с талантом и, главное, люди, во всяком случае далекие от сухой рутинной манеры современных немцев.
Боже мой, до чего Вы добры, друг мой! Прослышали о том, что брат Ипполит мечтает о другом месте, и уже думаете об удовлетворении его мечты. Ипполит получает, если не ошибаюсь, тысячи полторы жалования и, кроме того, проценты со сбора за каждый рейс, что составит, в целом тысячи четыре в год. Впрочем, я напишу ему, чтобы получить более точные сведения. Служба его, действительно, тяжелая, и для него была бы большим благодеянием перемена, но я не знаю, решится ли он оставить Одессу, где у него дом, недавно им отстроенный и которым он сам управляет. Всё это я узнаю и напишу Вам, добрый друг!
