Только не трогать
- Может, всё-таки пойдешь? - накрасив губы, Лиза поднимается со стула.
Ответить не успеваю - содрогаюсь от приторного голоса за спиной:
- А я, между прочим, уже давно об этом говорю! Если столько работать, и заболеть недолго.
Лиза делает круглые глаза, а я едва сдерживаюсь, чтобы не сказать какую-нибудь грубость.
В последнее время я стала очень нервной.
Срыв случился сразу после возвращения. Стоило войти в квартиру, и я, как безумная, стала протирать рюкзак и обувь. Потом, до самой ночи, бесконечное количество раз мылась, чистила зубы, стирала вещи и щелкала выключателем - словно всё это могло стать моей индульгенцией.
Конечно, облегчения - даже временного - не наступило. На следующий день я вышла на работу и поняла, что меня раздражает всё вокруг. Я непроизвольно злилась из-за любого пустяка, даже на невинные расспросы Лизы о поездке (на работе я никому не рассказывала о своей семье, поэтому, когда понадобилось уехать, сказала, что нужно срочно навестить родственников) хотелось ответить резко. Но я закусывала губу, повторяла про себя «я спокойна спокойна спокойна» и переводила разговор на другую тему.
Голова по вечерам раскалывалась, руки и ноги тряслись от напряжения, а я ничего не могла с этим поделать.
Майер по-прежнему меня игнорировал. Вел себя так, словно не знает и никогда не знал о моем существовании. Разбирая сумку, я нашла его банковскую карту, только вот не хватало духу ее вернуть. Такая глупость, но мне казалось, что он подумает, будто я специально ищу повод для встречи с ним. И что если я первая к нему подойду, испорчу всё еще больше (словно можно испортить всё еще больше!)
После поездки прошло уже три недели. Казалось, что время остановилось. Что жизнь остановилась. И не было ни единой мысли, как выбраться из этого тупика.
Перед ноябрьскими праздниками коллеги решили пойти в кафе. Я отказалась. Я всегда от такого отказываюсь, так что никто не удивился и не стал уговаривать, но в последний момент Лиза всё же спросила, не передумала ли я. И в тот же самый момент за моей спиной возникла Милана с проявлением мнимой заботы.
Три недели она меня не трогала: я думала, что она, как и Майер, уже и забыла о моём существовании. Как бы не так.
Пока я разворачиваюсь к ней и размышляю, что ответить на фальшивое сочувствие, Милана всматривается в моё лицо.
- Или ты уже заболела?
- Типун тебе на язык, - Лизе удалось меня опередить.
- А что я такого сказала, Елизавета? - Милана жеманно улыбается. - Я же просто беспокоюсь. Из самых лучших побуждений.
Внезапно она кладет ладонь на моё плечо, наклоняется к уху и повторяет:
- Из самых, самых лучших побуждений.
Меня едва не передергивает от отвращения. Хочу сбросить руку, но Милана отстраняется сама:
- Ладно. Я, пожалуй, пойду. София, пока. Елизавета, еще увидимся.
Я молчу, пытаясь сдержать подступающую тошноту. Лиза удивлённо моргает.
- Странная какая-то девушка. Знаешь, я только сейчас вспомнила: когда ты уезжала, она подходила и расспрашивала о тебе. Почему ты не на работе и что-то еще…
Я почти не слышу, что говорит Лиза. Прячу дрожащие руки под стол, чувствуя, как плечо начинает гореть, будто там содрали кожу.
Прикосновения чужих людей для меня обычно неприятны. Но иногда не просто неприятны - мучительны. И сейчас я знаю, что не смогу нормально добраться домой, если не протру плечо хотя бы влажной салфеткой.
Прощаюсь с Лизой. Жду, когда все разойдутся. Иду в туалет, закрываю дверь, мою руки и снимаю блузку. Хочу аккуратно сложить ее в пакет, но она выскальзывает из рук и падает на пол - прямо в лужицу воды.
Поднимаю блузку двумя пальцами и застываю на месте. От отчаяния хочется разреветься.
Теперь у меня два выхода: надеть блузку из лужи общественного туалета или ждать уборщицу. Когда она придет, попрошу принести верхнюю одежду: это будет наименьшим злом.
Складываю блузку в пакет. Рассматриваю красное пятно на плече и протираю его салфеткой. Начинаю ходить от раковины к двери, клацая зубами и всё больше нервничая. Проходит сорок минут, а уборщица не появляется. На глаза наворачиваются слезы.
Похоже, я дошла до точки. Больше так продолжаться не может. Я устала, что обычные для других людей вещи для меня превращаются в катастрофу.
Я хочу, чтоб жизнь перестала быть похожей на квартиру, в которой закрыты все форточки. Хочу, чтобы черно-белые ночи стали цветными и яркими, а всё мертвое - живым. А плакать в одиночестве в туалете - не хочу.
Хватит.
Я изменюсь -
Вытаскивая своих ангелов,
Вытаскивая своих демонов, -
Обрету себя настоящую,
Даже зная, что это - мучительный процесс, потому что настоящее всегда даётся нелегко.
Но я смогу.
Прямо сегодня начну.
Только бы добраться домой.
Прикрыв грудь рукой, приоткрываю дверь и выглядываю в коридор: никого. Сколько времени потребуется, чтоб добежать до рабочего места - десять секунд? Двадцать?
Что будет, если я кого-нибудь встречу?
Закрываю дверь, так и не решившись выйти. Может, уборщица всё же появится?
Еще полчаса хожу туда-сюда вдоль умывальника, но потом всё-таки решаюсь. Снова подхожу к двери, открываю её - и вздрагиваю: передо мной стоит Марк Майер.
Охнув, закрываю грудь руками и отступаю к раковине.
А он заходит внутрь и закрывает дверь на защелку.
