Задорная Мандаринка
Инна
Лицо Хромова — образец абстракционизма. Где-то перекосило, где-то расплылось в лихорадочной улыбке. Глаза навыкате блестят смесью эмоций, которые мне не распознать. Задираю голову повыше, грудь вперед, руки в боки, глаза в потолоки, не дам себя тут крайней выставить!
Илья — скот — Геннадьевич выходит из ступора довольно быстро и, не смотря на мой воинственный вид, надвигается решительной скалой. Убьет. На этот раз точно убьет. В состоянии аффекта, и прав, его оправдают! Но спокойно стоять и дожидаться расправы — не наши методы! Быстро ныряю в свою комнату, но закрыть дверь не успеваю, мощная ладонь останавливает ее в сантиметрах от порога.
С визгом бросаюсь через кровать и хватаю со стола одну из коал. Черт, мягковата! Ноут — жалко. А вот степлер вполне сойдёт за оружие самообороны! Разворачиваю его, как видела в каком-то американском фильме и резко сжимаю — в скота летят прессованные скрепки. Пиу-пиу, получай, Хромов!
Скот, однако, кажется, совсем не впечатленный от прилетающих в лицо железяк, лишь тихо смеётся и в один огромный шаг преодолевает расстояние между нами. И вот — степлер на полу, а я на кровати в объятия настоящего психопата. Он крепко сжимает меня своими ручищами и буквально нападает на мой рот. Я молочу его ладонями по спине, но это словно стену колошматить — результат 0,01%. Тем временем Хромов переходит к коротким жалящим поцелуям щек, скул, шеи.
— Отпусти меня сейчас же! — ору я. Злая, возбужденная.
— Замолчи, Мандаринка. Просто заткнись, — посмеивается он. — Два дебила достойные друг друга…
Его руки забираются под футболку, нащупывают застежку от бюстгальтера и точно и аккуратно ликвидируют препятствие.
— Я заставлю тебя все вспомнить, — шепчет он, приподнимаясь надо мной на локтях. — Заставлю снова сказать те слова…
От жаркой волны, что расходится в местах, где его руки гладят мою кожу, я совершенно теряю нить разговора. Какие слова? Что вспомнить? Илья стягивает с меня мягкие домашние штаны вместе с бельем и смотрит так, словно только что выпал сектор суперприз на барабане. И мы оба точно знаем, что он выберет. Приз, конечно, приз.
Я не знаю, сколько проходит времени прежде, чем мы переходим к главному блюду, но тело, пылающее тысячью солнц, готово распасться на атомы от его близости. Внутри разрастается такое всеобъемлющее чувство, что слова, которым давно уже тесно в моей голове, сами вырываются наружу со сладким стоном финального наслаждения.
— Я тоже, Мандаринка, — звучит глухое мне в затылок. — Тоже.
Он тяжело дышит, будто за плечами километры марафона, а не час удовольствий. Я и сама не лучше — уши заложило, ноги трясет, смеюсь и плачу. Потому что то, что только что произошло, гораздо круче того, что я помню. Как если сравнивать Эльбрус и Эверест. Оба — горы, но с разницей в три тысячи метров.
Илья лежит сзади, одной рукой крепко прижимая меня к своему влажному телу, а второй не переставая гладить спину, плечи, руки. Мириады мурашек устраивают массовые беспорядки по всему телу. Я смеюсь и умираю от удовольствия. Мы молчим, потому что самое главное, вроде как уже сказано, но я все равно не выдерживаю.
— Вчера было также? — спрашиваю, переворачиваясь к нему лицом.
— Также, — Сверкает глазами, очерчивает мое лицо кончиками пальцев: мягко, невесомо, нежно. — Не могу поверить, что ты ничего не помнишь!
— Я думала также после той ночи, — не упускаю момент поддеть Илью.
— Хм, ну, теперь-то мы точно знаем, что алкоголь — зло и способно стереть из головы не только лицо партнёра, но и всю ночь. Да, Мандаринка? — щелкает меня по носу и улыбается, как мальчишка.
Я люблю эту улыбку. Люблю это лицо, тело, его голос, сарказм и даже дурацкие шуточки. Люблю его. И он меня. Это точно не сон?
— Знаешь, — вырывает он меня из сладостной неги. — Я ещё долго вспоминал ту ночь. Почему не осталась? К чему были все эти побеги золушки?
— Мне было неловко. И, если честно, я думала, все будет, как в красивой романтической комедии: я вся такая гордая и независимая, а ты меня добиваешься. Я не ожидала, что, стоя рядом со мной бок о бок в лифте спустя всего день, ты меня не узнаешь, — горько произношу, избегая его взгляда.
— Даже оправдываться не буду, вот честно! — весело говорит он, перекатываясь на спину и увлекая меня за собой.
— Да? А за Кононову? — вспомнила, что на самом деле была зла по другой причине.
— А что Кононова? — загибает чертовски сексуальную бровь.
— Вечер, когда мы зажимались в машине. А на следующее утро Настёна на всю честную хвасталась, с кем провела ночь, — бью кулаком в сильное плечо.
— Ай! Да не было у нас ничего. Я собирался, да, но не смог даже прикоснуться к ней после одной задорной Мандаринки… — Илья притягивает меня в объятия и дико эротично проводит языком по местечку за ухом.
— Вот стерва, — шепчу я, уже изнывая в его руках.
Забираюсь на него, обхватив ногами его бедра, зарываюсь пальцами в блондинистую шевелюру, все еще отливающую местами зеленым и припадаю ко рту. Довольно быстро наши ласки набирают оборот и вот, я уже лежу под ним, царапая идеальную спину. В этот раз все совсем по-другому, лавина не сходит с гор, вулкан не взрывается лавой, но горная река, холодная и неспешная, впадает в теплое море. Мучительно медленно, сладко-томно сливается с солеными водами. И вот, я точно знаю, как хочу провести свою жизнь.
Мы засыпаем, пока за окном еще пробиваются редкие солнечные лучи сквозь серую непроглядную толщу облаков. А просыпаемся уже в кромешной тьме. От топота маленьких лапок, звучащих как сотня слоновьих ног.
— Как он меня задрал! — гневно шиплю.
— Что это? — недоуменно спрашивает сонный Хромов.
— О-о-о, — протягиваю я. — А это твой гениальный подарок, Илья Геннадьевич, знакомься, Фыр-фыр!
— Чего? — не понимает скот.
— Долбаный ёжик!!! Исчадие ада! Мой личный кошмар!
— Мандаринка, ты что, лунатишь? Какой ё… — замолкает на секунду. — А! Ёжик! Блин, я забыл, — шлепает себя по лбу. — Прости, рыжая, заказал в пылу азарта, еще неделю назад. Думал позлить тебя. Это, если что, в счёт моих волос.
