Задорная Мандаринка
Сижу на кухне с приконченной банкой рассола в обнимку и чувствую, как увлажнились щеки. Слезы, вы ли это? А главное почему, из-за скота? Да будет у меня ещё мужик! — уверяю себя, а сама смеюсь от нелепости этого заявления. Маленькие дорожки слез перерастают в истерические рыдания с громким хохотом, завываниями и некрасивыми гримасами. От жалости к себе неприятно щемит сердце. Мама заглядывает на кухню, смотрит на меня с жалостью, качает головой и скрывается в своей комнате. Знает, что меня в такой момент лучше оставить одну, не кантовать и ни в коем случае не жалеть, иначе успокоиться я не смогу. На смену мерному пиликанью приходит разрывающий пространство звук рингтона. Скот снова звонит.
Я немного успокаиваюсь, отвлекаясь от мыслей о никчемности своей жизни, но трубку не беру. Вместо этого снова отключаю телефон, притворяясь, что его не существует, и меня не существует, и вообще, мир за окном — лишь иллюзия в матрице, и иду в ванную смывать слезы-сопли с раскрасневшегося лица.
Холодная вода немного охлаждает кожу и душу, изнывающую от опрометчивых поступков. Смотрю в зеркало на свой красный нос и усмехаюсь. Быть тебе старой девой с ежом вместо мужика, Разумовская. Интересно, сколько живут эти исчадия ада? А, пофиг, заведу себе ещё и черепашку, уж она-то никогда не оставит меня одну.
Громкий требовательный звонок в дверь не сулит ничего хорошего. Комок страха формируется в районе солнечного сплетения тяжёлым камнем. Сдается мне, что это тот, кого я боюсь называть... Надо притвориться, что никого нет дома! Пусть звонит себе, а меня — нет. Вот и все!
Но мама, конечно, мои мысли читать не умеет, поэтому спустя всего несколько мгновений я слышу гневное из коридора:
— Где ваша нерадивая дочь?!
Мама что-то приглушенно говорит, он уже тише что-то ей отвечает. Прижимаюсь к двери в ванной, чтобы разобрать хоть пару слов, но тщетно. Зато стук входной двери слышу отчётливо. Шумно выпускаю воздух из лёгких, с облегчением выходя из убежища. Ушел. Какая мама молодец!
И замираю от картины разъяренного мужчины, с бешеным блеском в глазах снимающего с себя пальто.
— А где мама? — шепчу я, медленно отступая в сторону своей комнаты. Боюсь, что даже она меня сейчас не спасет.
— Решила оставить нас одних ненадолго… — с яростью выдавливает он из себя каждое слово и надвигается на меня.
Сейчас Хромов совсем не выглядит весельчаком-блондином, образ которого тщательно поддерживает. В этот момент это мужчина-скала, глыба злости и маньяк-убийца. Я правда боюсь за свою жизнь, поэтому начинаю лепетать неразборчиво:
— Я не хотела... это все шампанское... я не ела... и... не хотела…
Но мужчина-скала уже достигает меня, давит на меня своей энергетикой, ему даже касаться меня не нужно, я готова упасть в обморок от одного его вида.
— Ты! — шипит он. — Ты несносная женщина! Убью тебя и меня даже не осудят, потому что любой здравомыслящий человек встанет на мою сторону. Что в твоих куриных мозгах опять произошло, что ты вот так… — он останавливается, и я вижу, как тяжело вздымается его грудь.
— Я не хотела… — снова пытаюсь я оправдаться, пропуская мимо ушей его нелестный выпад в сторону моих умственных способностей. А из глаз опять вытекают две влажные дорожки.
— Не хотела? Но я думал… — он смотрит на меня, и только теперь за всем этим убийственным взглядом я вижу боль.
— Я слишком много выпила… — не оставляю попыток хоть как-то реанимировать себя в его глазах. Но от этих слов Хромов почему-то становится словно каменным. Напрягается всем телом и отводит взгляд в сторону.
— Вот значит почему…
— Да! Да! — радуюсь я, что он, наконец, понял. — Только поэтому.
Илья разворачивается на пятках, хватает пальто и уже собирается выйти за дверь.
— И что, ты вот так просто уйдешь? — негодую. Даже начинаю злиться на него, ну неужели какая-то пьяная ошибка все перечеркнет?
— Не вижу смысла оставаться с женщиной, которая готова лечь со мной в постель только по пьяни… — приглушенно говорит он, даже не поворачиваясь.
— В смысле? — ору я как ненормальная, отчего он дёргается и разворачивается ко мне. Смотрит как на идиотку, впрочем, не в первый раз. — В смысле, в постель?
— Мандаринка, — запускает он пятерню в волосы. — Ты издеваешься сейчас надо мной? Просто мне кажется, я на грани нервного срыва, и ты забиваешь в мой гроб последний гвоздь. Ты же сама только что сказала, что все, что вчера было, только из-за алкоголя! — последние слова он уже выкрикивает, гневно размахивая руками.
— Подожди, — доходит до меня. — То есть, мы с тобой... — показываю я пальцами то на него, то на себя. — Просто я ничего не помню…
— В смысле, ты не помнишь? Ты офигела, Мандаринка?! — орет, как потерпевший.
— Ой, чья бы корова мычала, Хромов… — не отстаю по уровню децибел.
— Объяснись! — гремит этот потрясающий мужчина совсем близко от меня.
— Три месяца назад. "Подвал". Блондинка в твоей постели. Ничего не припоминаешь?
Смотрю на него исподлобья. Ярость, которая так и не ушла до конца за его скотское поведение, так и бурлит внутри. Хочу врезать ему по мордасам, но он выглядит так, словно уже получил знатный хук справа. Помнит... Не ожидал скот???
— Да, это была я!!!
