Реквием по любви. Грехи отцов

Испытывая смешанные эмоции, а по большей части, чувство жгучего стыда (ибо совершенно забыла о Соколовском), Лиза увлажнила пересохшие губы.

- Как у него дела? Как самочувствие? Все прошло… нормально?

Вцепившись в подоконник так, что хрустнули пальцы, Андрей зло бросил:

- Прооперировали его. Жить будет.

- Но? – она уставилась на друга, чувствуя, будто он что-то недоговаривает.

- Не факт, что сможет ходить! – буквально ошарашила Соня. – Тот осколок повредил нечто важное у него в спине. И… итог неутешителен. В ближайшее время передвигаться ему разрешено только в инвалидном кресле. В принципе, прогнозы хорошие. Шансы на выздоровление тоже. Но… если он не встанет на ноги в ближайшие три-четыре месяца, то… не встанет никогда!

Лиза не смогла выдавить из себя ни звука. От услышанного лишилась дара речи. От сочувствия к Соколу у нее сердце кровоточило. И глотку саднило, точно наждаком скребло. Лишь когда оторопь отпустила, она проскрипела чужим металлическим голосом:

- Господи…

Со стороны окна раздался страшный грохот. То Гордеев саданул кулаком по подоконнику, рыча при этом, точно израненный зверь. На нем не было лица.

- Дрю? – испуганно пискнула Алмазова. – Ты чего?

- Ничего! – невпопад заявил друг. – Что-то кофе сильно захотелось!

Он вышел из палаты, громко хлопнув дверью. А девушки, обменялись встревоженными взглядами. Вскоре Лиза озвучила свои догадки:

- Похоже, из-за Вики переживает. Понял, что ей опасно возвращаться.

Соня приняла сидячее положение, подложив подушку под спину.

- Да, - прозвучало измученно. – Последние события подкосили всех нас.

В точности повторив жест подруги, Лиза провела рукой по ее волосам.

- Ты сама-то как? – поинтересовалась вкрадчиво.

- Уже легче, - призналась Алмазова. – Гораздо! Я почти смирилась. Почти в норме. По крайней мере… стараюсь. И уверена, что очень скоро смогу преодолеть все трудности. Смогу справиться. Мама поддерживает меня, как одержимая. Алексей тоже. Они придают мне сил. И вы с Андреем. Знаешь, я много думала над твоими словами. Ну… про то, что мой малыш пожертвовал собой, ради жизни отца… если это действительно так, то он спас… и меня!

Никак не комментируя ее слова, Лиза грустно улыбнулась.

А Соня тем временем продолжила:

- Самое большое утешение для меня – видеть, как поправляется Гордеев. А он стремительно идет на поправку, не взирая на прогнозы специалистов. Врачи удивляются. Говорят, это я так на него влияю. Что рядом со мной активируются все его внутренние резервы. Мне хочется в это верить. Хочется отдать ему все, что у меня есть, лишь бы он скорее встал на ноги. Этот мужчина и есть моя жизнь! Я люблю его. Но только там… на той проклятой поляне я поняла… как сильно. Немыслимо сильно! Я едва справляюсь с собой. Я не могу его потерять! Я сойду с ума!

Лиза покачала головой:

- Не думай о плохом. Все наладится. Вот увидишь.

Подруга улыбнулась, глядя ей прямо в глаза.

- Алексей официально попросил у мамы моей руки! – призналась, задыхаясь от восторга. – Она благословила нас, представляешь?

Заключив ее в объятия, Лиза прошелестела:

- Я и не сомневалась, что так будет. У тебя замечательные родители.

- Да…

Обнявшись, они просидели в тишине несколько минут, цепляясь друг за друга, словно за спасительный щит в самый разгар кровавой бойни.

- Сможем ли мы однажды забыть, Лиза? – тихо пробормотала Соня. – Сможем оправиться от потрясений? Перестанем видеть во снах ту расправу?

Тяжело вздохнув, девушка озвучила то, в чем была бесконечно уверена:

- Нет. Не забудем. И не перестанем. Мы просто… научимся с этим жить.

- Скорее бы уже!

- Угу, - протянула Лиза, вырисовывая узоры пальцем на простыни. – А ты случайно не в курсе, чем закончилась сходка? Где все? Надеюсь, никто больше не пострадал? Все живы-здоровы? Дима ничего Алексею не говорил?

- Нет, - Алмазова поджала губы. – По крайней мере, я не слышала.

- Жаль, - тревога вновь начала овладевать сознанием. – Знаешь, мне кажется…

- Что?

Она поморщилась, терзаемая сомнениями. И все же, произнесла:

- Что Шмеля и Пескаря больше нет в живых. Что они умерли.

- С чего ты взяла?

Лиза в подробностях поведала подруге свой недавний, и жутко реалистичный сон. К концу ее пересказа обе они рыдали в голос, будучи не в состоянии справиться с эмоциями. Вся боль, что копилась у них внутри, вырвалась наружу. В таком состоянии их и застал Андрей. Зареванных. Икающих.

С перепугу он выронил из рук два пластиковых стаканчика с кофе. Ароматный напиток расплескался по полу. А сам Гордеев ринулся к ним, требуя ответа на вопрос «что стряслось?». Однако и он малость прослезился, когда Лиза принялась рассказывать свои сновидения по второму кругу.

Когда все более-менее успокоились, Соня приступила к толкованию образов. Но разгадать их значение прямо сейчас им было не суждено. Дверь в палату с грохотом распахнулась, и… Лиза не поняла, как оказалась на ногах. Ее сердце сжалось в груди до размеров крохотной горошины, а после дико загрохотало за ребрами. Кровь воспламенилась в венах. Кожа вспыхнула огнем. На пороге, сверкая почти безумным взглядом, возвышался Дмитрий.

Тяжело дыша, и явно плохо себя контролируя, муж смотрел на нее так, будто собирается… не то растерзать на месте, не то сожрать прямо с потрохами.

В повисшей тишине громовыми раскатами прозвучал его зычный голос:

- Малой, тащи свой зад к Соколу. Он хочет с тобой поговорить.

Не задав ни единого вопроса, Андрей подчинился. Отчетливо понял, что перечить ему не стоит. Тогда Похомов выразительно посмотрел на Соню.

- А ты прогуляйся-ка до Гордеева! - велел тоном, не терпящим возражений.

Секунда. Вторая. И Алмазова тоже поспешила удалиться, полотно прикрыв за собой дверь. Но, судя по всему, Дмитрию этого показалось недостаточно.

Недолго думая, он передвинул диван для посетителей таким образом, чтобы тот полностью заблокировал эту самую дверь изнутри. А затем, всем своим видом напоминая крупного дикого зверя, угрожающе двинулся в ее сторону. Лиза часто-часто задышала, нервно кусая собственные губы.