Ты для меня?
— Ложь, — повторяла точно мантру, в отчаянном отрицании мотая головой. — Ложь!
Слезы душили. Она сдерживала их великим чудом, игнорируя болезненный ком в горле. Как? Вот как ей теперь от всего этого отмыться? Даже если светлой памятью матери поклянется, поверят ли?
А, нет. Все же разревелась…Унизительно!
Кто-то обнял ее. Крепко. Утешая. Регина.
— Тише, девочка. Тише. Я с тобой. Я им не верю!
— Есть факты, — продолжал настаивать Логинов. — А…
— А есть здравый смысл! — возмутился Станислав, останавливая мужчину жестом. — Я сказал – а ты услышь, пожалуйста. Ее кандидатуру не рассматриваем! Ищи в другом месте.
— Вы неправы! Разве можно спускать подобные вещи с рук?
— Заявление на стол!
Все обернулись на голос… ну, как голос… скорее разъяренный рык, но тем не менее Герман был услышан. И выглядел устрашающе.
— Но за что? — голос Максима дрогнул.
— За профнепригодность! — чеканил каждое слово Давыдов, демонстративно загибая пальцы. — За нежелание найти настоящего преступника. Вора! За несоблюдение субординации, в конце концов. Доказываешь моему отцу, что он не верблюд? Окстись! Мы и без тебя это знаем.
— Герман Станиславович, прошу… умоляю! У меня семья. Дети!
— А у меня – жена, рыдающая от твоих обвинений!
Логинов в растерянности развел руками:
— Разве я виноват, что все улики указывают на нее? Я всего лишь нашел…
— Ровным счетом – ничего! Они указывают якобы на Леру, но ничего не доказывают! Любой адвокат в суде закатал бы тебя в асфальт с такой-то обвинительной базой. Сказать почему? Ее компьютером мог воспользоваться любой. Любой! Даже на удаленном доступе. И ты это знаешь не хуже меня. Покажи запись!
Лера не верила своим ушам. Просто таращилась на Германа, как на восьмое чудо света. Все еще жутко злое… но такое… родное.
Защищает ее! Божечки, защищает ее!
Такой груз с души свалился. Дышать – и то стало легче.
— Чистейшей воды фикция! — сделал собственные выводы. — Она приехала ко мне вчера в совершенно другой одежде. С другой прической. Макияж. Лак для ногтей. Все другое. Добираться отсюда до места… нашей встречи… около двух часов – с учетом пробок. Время, потраченное здесь, плюс дорога… итого на полную «реконструкцию» образа у нее должно было остаться менее двадцати минут. А это… нереально. Стало быть, на старую запись наложили нужную дату. Я все должен делать за тебя?
— Герман Станиславович, исправлюсь... только не увольняйте! Жена безработная. Мы пропадем.
Давыдов просканировал Логинова пронзительным цепким взглядом.
Долго. Молчаливо. Внимательно.
— У тебя сутки, Максим Анатольевич, — озвучил вердикт. — Либо найди виновного, либо… сдай мне его, наконец! Реши уже… кто для тебя важнее!
Что это значит? Что еще за «сдай»?
Прерывая ее мысли, Станислав Юрьевич громко захлопал в ладоши и известил собравшихся:
— Представление окончено! Все расходимся по рабочим местам.
— Но не забываем, что теперь я слежу за каждым вашим шагом!
Сотрудники, не желая попасть под раздачу, медленно поплелись в сторону выхода. К ее изумлению, Герман не остался, чтобы обсудить случившееся, а никому ничего не объясняя, направился следом. На нее и не взглянул даже.
В груди что-то опасливо екнуло. Лера уже ничего не понимала. Абсолютно! Ограничитель в ее голове исчез. Растворился.
А потому нагнала мужчину и вцепилась в его ладонь мертвой хваткой.
— Потом! — прорычал глухо. Не оборачиваясь.
— Почему?
— Дай мне остыть.
— Ты… ты веришь мне?
— Я тебя люблю. Но это вовсе не значит, что у меня нет причин свернуть тебе шею!
Холодок прошелся вдоль позвоночника. Ее вдруг осенило:
— Герман? — выдохнула, будучи полностью обескураженной. — Кто… кто тебе звонил?
— Отец! — гаркнул, заставляя напряженно отстраниться. — Присмотри за ней. И… не подпускай ко мне, пока не успокоюсь. Возненавижу себя, если не сдержусь.
С этими словами Давыдов покинул конференц-зал.
Быстро. Стремительно. Скрылся из вида.
А ей опять не хватало воздуха, хоть и дышала глубоко да часто. И явно начались проблемы с головой. Или со зрением. Кто там разберет?
Ну, не мог же прямо сейчас к ней навстречу бежать Антошка?
Сердце зашлось в неистовом ритме. Пульс отчаянно отбивал дробь в висках. В какой-то момент этого всего стало слишком много. Слишком. Сама не заметила, как пол начал уходить из-под ног, а сознание поглотила блаженная спасительная тьма.
